Федор Московцев - M&D
– Буду для тебя всем, чем только пожелаешь, – ответил он, придав лицу выражение предельной серьёзности.
Она тут же нашлась и проговорила с очаровательным задором:
– Разводись с женой, и женись на мне!
Андрей смутился, и, глядя в её по-детски наивные глаза, стал плести словесные кружева, мол всё обсуждаемо, он всегда открыт для диалога. Но не успел он сформулировать какую-то внятную мысль, как Таня сама пришла ему на помощь:
– Прости меня, Андрей, я сморозила глупость. Прости, не обращай внимание, я просто дура.
Он был поражен виртуозностью этого проброса, предполагалось, что ему следует оценить её бескорыстное чувство. Её губы были приоткрыты для улыбки и поцелуя, и он, не удержавшись, поцеловал. Она не вернула ему поцелуй, всё получилось слишком целомудренно, она отстранилась, а когда он попытался повторить, стала защищаться новостями: химичка дура, Ленин парень продал машину, Кирилл размолотил гору тарелок.
Но Андрея не так-то просто было остудить. Он держал её в своих объятиях, трепыхающуюся, как пойманная птица, пытаясь поцеловать это ни с чем не сравнимое сокровище. Наконец, она нашла самую безопасную для себя позицию – прижавшись к нему, положила голову ему на плечо. И, заливаясь смехом, принялась его дразнить. За какие-то несколько мгновений Андрей пережил бурю восторга, страстей, и огорчений, он жаждал более сильных ощущений, но слова, произнесенные с очаровательной ласковостью, охладили его пыл.
– Андрей… отпусти… пожалуйста.
Потом, когда сели в машину, до него дошло, как неосмотрительно он себя повёл, поддавшись очаровнию её неповторимой красоты. Соблазнение юной особы, далеко не простой, да ещё на центральной набережной, где полгорода тусуется. Но с другой стороны, в жизни прекрасны лишь страсти, а страсти нелепы.
Когда подъехали к подъезду, она сказала:
– Ты похож на святого Иосифа.
Андрей сделал вид, что не понимает, о ком речь.
– Ну, наш знакомый, в УВД работает, Давиденко фамилия.
И, быстро попрощавшись, выскользнула из машины. Выехав со двора, Андрей остановился у киоска, чтобы купить холодной воды. Но даже доехав до стоянки, некоторое время сидел в машине, ему нужно было прийти в себя. Сердце бешено колотилось, мысли вихрем проносились в голове. Там, на набережной, он настолько был взбудоражен, что был на грани того, чтобы взять Таню силой. Да, она способна внушить такую жгучую страсть, что позабудешь обо всём на свете. Вот тебе наивная девчушка, ученица.
Посмотревшись в зеркало, он привёл себя в порядок, вышел из машины. Надо выждать, ибо сказано: не торопись сорвать плод, созрев, он сам к тебе упадёт. К такому выводу пришёл Андрей, дойдя до дома.
Глава 114
Настроение было хуже некуда. Имоджин так и не решилась на откровенный разговор с Ференцем, а водить его за нос стало уже невмоготу. Она тянула время. Сначала виновато опускала глаза, когда начинались месячные и становилось понятно, что в этот раз ничего не получилось. Потом динамила с обследованием (результат которого знала заранее – что проблема в ней, а не в нём). Теперь она приблизилась к терминальной черте – обследование пройдено, результаты у ней на руках, и надо как-то объясниться с Ференцем. А вдруг он её бросит?
Она ехала по пригороду от Габора, с которым обсуждала статью. Речь там шла о Николь Кастиони, депутате швейцарского парламента, которая из никому не известного функционера в одночасье стала звездой постеров, телевизионных ток-шоу и заголовков первых полос, написав книгу «Рассвет после ночи». Это история жизни, в которой нашлось место всему тому, чем можно заинтересовать тупого обывателя: сексуальные домогательства со стороны родственников по детству, грязные притоны и кокаиновые автобаны, венерические заболевания, лечение от наркотической зависимости, гепатита В и прочих хламидиозов, чудесное перерождение. Как водится, девчонка убежала из дому, переехала в другой город, там её соблазнил плохой парень, подсадил на иглу и заставил работать шлюхой. «Сгорая от стыда, шла на панель, мечтая о том, что любимый сутенер будет лучше относиться к ней», 20–25 клиентов в день на протяжении нескольких лет (дама наверное мечтает об этом, потому и пишет). Потом она вдруг опомнилась, вылечилась от многочисленных заболеваний, включая сифилис, гепатит B и наркотическую зависимость (после пяти лет употребления во всё возрастающих дозах!), и запросто так нашла приличного мужа, родила двух здоровых детей, и пролезла в депутаты (после того, как наркотиками уничтожила все мозги!). Тут её стало распирать от невысказанного, она открыла мужу своё прошлое, а затем решила открыться всему миру. Попутно взяла шефство над отечественным путантрестом – регулярно встречается с проститутками, вникает в их проблемы и в меру возможностей решает их (какая трогательная забота!)
Бред кошмарный, и Имоджин выворачивало наружу от подобных историй, но если швейцарцев пропёрло от этого, то чем венгры лучше? Но Габор лишь поморщился: «Говно товар». И объяснил, что чернуха-порнуха – это неформат, журнал должен быть полон нежных песен о чарующем мире, где в воздухе разлит аромат кожаных салонов «бентли», всюду слышится мелодичное пение телефонов Vertu, а грибы (исключительно лисички) растут сразу в горшках с гречневой кашей (как в ресторане Aranyszarvas). Если уж описывать криминал с пороками – без них действительно скучно! – то очерк должен быть напичкан геями и всевозможными дольче-габбанами, чтоб были туго посаженные голубые джинсы, рубашки цвета русского снега, юзанные презервативы и так далее по списку.
Как всё-таки действует чернуха-порнуха на всех без исключения людей! Габор плевался, но всё-таки дважды перечитал весь текст и сделал массу комментариев:
– … не могла эта Николь придумать что-то более правдоподобное – несколько лет плотно сидела на кокаине и героине (фактически мозг умер), плюс букет вензаболеваний, после чего она становится депутатом и рожает двух здоровых ребятишек. Да, писдеть – не мешки ворочать.
Но успех Николь Кастиони его впечатлил – уж очень ловко она пролезла в телеэфир и на страницы таблоидов.
Имоджин стало дурно, едва она подумала о том, что кто-то запросто рожает двух здоровых ребятишек, а ей такая возможность не представилась. Она резко затормозила, положила голову на руль и разревелась.
Сколько прошло времени, она не знала. В голове шумело, мысли прыгали, и нужной идеи среди них не было. Сегодня нужно объясниться с Ференцем… или отвлечь его внимание чем-то другим, чтобы он не спрашивал насчёт анализов. Но чем? Он думает о детях постоянно, в новой квартире уже предусмотрена детская с соотвествующим интерьером.
Тут она сфокусировала взгляд, и увидела на противоположной стороне парочку – представительный мужчина лет около сорока и юноша лет 16-ти. Одеты фриковато – во всём кислотно-ярком, стоят, обнимаются. Отец и сын? Любовники? Позади них – строгая кованая ограда, за ней – лужайка и далее – стеклянный фасад трёхэтажной виллы в стиле хай-тек. На фоне традиционной архитектуры этот дом выпирал своей индустриальностью. У ворот – новенький блестящий «Ягуар». (И старенькие опели с фольксвагенами у соседних домов). Яркое пятно на молчаливой скучной улице.
Имоджин вспомнила наставления Габора: геи, дольче-габбаны, и, высунувшись из окна, сделала несколько снимков этой сладкой парочки. «Фрики – старый и малый» – мысленно назвала она снимок. Положив камеру на переднее сиденье, она взялась обеими руками за руль, выпрямила спину, глубоко вдохнула и выдохнула. Надо настроиться на серьёзный разговор. Рассказать Ференцу всё как есть, и будь, что будет. Да, ещё надо предоставить конкретную информацию по усыновлению, чтобы он видел реальные перспективы совместной жизни с ней, Имоджин, а не мечтал о другой женщине, от которой сможет иметь детей.
В зеркале заднего вида мелькнуло ярко-фиолетовое пятно – кто-то из тех двоих обошёл машину сзади. И в ту же секунду правая передняя дверь распахнулась, «старый фрик» с перекошенным злобой лицом взял камеру, со всего размаху хватил ею об асфальт, и принялся ожесточенно топтать её ногами.
Выскочив наружу, Имоджин обежала машину и набросилась на него:
– Что ты делаешь, придурок!
Мужчина пнул раздавленные обломки камеры, и они разлетелись по тротуару, затем, с силой оттолкнув Имоджин, так, что она чуть не упала, пошёл обратно, к своему «ягуару».
– Скотина, ты поплатишься за это! – крикнула ему вдогонку Имоджин.
Но он, не оборачиваясь, лишь поднял правую руку с торчащим кверху средним пальцем. Ей ничего не оставалось делать, как, запомнив номер машины обидчика, извергая проклятия, сесть в свой «Пежо». Оттуда, вся в ярости, она позвонила Ференцу.
– … ты не представляешь, он чуть не убил меня! – кричала она в трубку. – Дикое, необузданное животное! Он разбил мою камеру!
Ференц, весь на взводе, постарался ответить как можно спокойнее.
