Анатолий Галкин - Тихий омут
Савенков спешил домой. Это было то, что он всегда делал с неизменным удовольствием, трепетом, предвкушением встречи.
Он часто вспоминал изречение, что счастливый человек тот, кто утром с радостью бежит на работу, а вечером с такими же чувствами возвращается домой. При этом Савенков шутил, что бесспорно он счастливый человек только наполовину. Ему никогда не удавалось с удовольствием покидать дом. Работа – это необходимость, почетная обязанность и тяжкий крест. Правда, любое дело он старался делать по высшему разряду. Но в основе все равно лежали заботы о доме: надо чтоб тобой гордилась жена, надо больше зарабатывать, надо подавать пример детям. Дом, дом, дом! Нет, и на работе были свои радости: новая информация, общение с людьми, удачно завершенное дело, награды, звания. Но это иногда, а дома – всегда. Проще говоря, при определенных обстоятельствах он мог спокойно представить себе жизнь дома безо всякой работы, но ни при каких условиях не воспринял бы даже самую – самую работу без дома. Без его дома!
Перед самым уходом Савенков позвонил Дибичу. Кроме дружеских приветствий, он ничего не ожидал от этого звонка. Именно столько он и получил. По делу Кавторадзе следствие велось самым активным образом: разослали запросы, проверили, изучили, побеседовали… Но всю эту оперативную мишуру завершала фраза Дибича: «стопроцентный висяк». Мог бы с нее начать и больше ничего не говорить. Распушил хвост, как перед телекамерой или на ковре у министра. Привыкай, Дибич, к генеральским погонам. Это уже не офицерское звание, а чиновничья должность.
Савенков предполагал уже завершить разговор, но Дибича отвлекла вошедшая секретарша. После непродолжительной и яркой беседы с ней он все-таки выдал нечто важное:
– Игорек, ты уже все понял? Моя растяпа еще днем получила для тебя депешу и только сейчас передала. Корова! Листочек у нее не туда закололся. Я ей завтра так заколю!
– Остынь, Дибич. Нельзя так с женщинами.
– Женщина? Это в рабочее время? Пусть она приходит ко мне в полночь – заполночь. Я чай пью – садись, чувствуй себя как женщина. А тут ты сотрудник и должна быть впереди, на лихом коне. Вот я какой командир. Правильно я говорю?
– Это Василий Иванович был прав. Он «академиев» не кончал. А ты, Дибич, интеллигентный мент. У тебя же два высших образования.
– Ладно, повоспитывай еще… Слушай депешу: Телефонограмма… Ни тебе откуда, ни кто принял, ни времени. Нет, завтра же на ее место толкового лейтенанта посажу… Слушай текст… Чушь какая-то: «Жуем раков за заливом на берегу, напротив Галиной школы. Пророк».
– Понятно.
– Тебе это понятно, Савенков. Тогда я молчу… Объясни, а то я ночь спать не буду.
– Это пустяк. Спи спокойно. Потом объясню, при встрече.
Это, конечно, не пустяк. Это важно. Однако, это и урок. Надо было предупредить Дибича – не озвучивать такие послания по телефону «Совы». Не предусмотрел. А Ермолов предусмотрел. Да, как ловко зашифровал. Прежде всего подпись: Илья Пророк. Крылов его пару раз так называл. Дальше: раки. В Финляндии сейчас праздник пожирания этих тварей. Все и везде пьют пиво и крошат этих красных «вустриц», ломая им клещи и шейки. «Жуем – это, чтоб было ясно, что они вдвоем с Павленко… И для непонятливых, для тех, кто не знает о финских раковых забавах, дополнение про залив и «Галину школу». Дело в том, что Галина Савенкова окончила десятый класс в Таллинне. А напротив, за заливом, за Финским – Хельсинки или какой-нибудь меленький городок рядом. Молодец Ермолов!
… Подходя к двери, Савенков осмотрелся. На площадке пусто – значит, можно нажимать кнопку звонка. Он до мелочей знал процедуру встречи. После мелодичного перезвона первым откликнется Макс. Его хрипловатый и веселый лай – выражение преданности и восторга. Лишь только приоткроется дверь – в щель просунется его улыбающаяся физиономия, а потом выскочит он весь, огромный, черный, как Багира, пес. Он будет кружиться, загоняя тебя в квартиру, как заблудшую овцу в центр стада. Овчарка – она и здесь овчарка. Потом он будет прыгать вокруг тебя, мешать раздеваться и выражать бурную радость широкими взмахами тяжелого и упругого, как ментовская дубинка хвоста. Удары этого живого «демократизатора» не всегда приятны – они обычно приходятся ниже пояса. Савенков не раз испытал это на своем личном примере… Макс успокоится только тогда, когда шлепками своего языка покроет все лицо и другие открытые части тела.
И тогда наступит очередь серебристой пуделихи Джины. До сих пор она трепетно ожидала своего момента чуть в стороне, опасаясь прыжков этого черного теленка с мятущимся хвостом. Чувства ее столь же глубоки, но нежны и проникновенны. Меньше топота и грохота, совсем не опасен вертлявый помпончик короткого хвоста и короткий язычок резко достигает поставленной цели – твоего носа, подбородка, щек.
Третьей скромно выразит свои чувства жена. Скромно, не потому, что меньше любит, а потому, что человек. А все мы, испорченные цивилизацией люди, умеем сдерживать свои эмоции. Научились «властвовать собой». Иногда это и правильно. Но в данном случае… Жаль!
… Савенков был готов к приему очередной порции информации, скопившейся за день: кто звонил, что интересненького «по ящику» передавали, какую мебель и куда следует переставить. Так было всегда, каждый день. Галина сообщала ему эти мелочи с жаром, с интересом и с обидой, если это выслушивалось без внимания.
Но сегодня она сказала только одну фразу. Было ясно, что за этим стоит что-то важное, какой-то план, интрига:
– Игорь, а давай всех твоих пригласим.
– Давай, но потом, позже. Сейчас никого не собрать. Павленко с Ильей… далеко, раков кушают. Варвару я в Сочи отправил…
– А Олег. Главное, Крылова Олега и его Настю. Можно только их.
– Понятно, решила немного свахой поработать.
– А что?! Ты, Игорь, какой-то… черствый. Мы с тобой уже сколько лет живем? Двадцать пять. И хорошо?
– Отлично.
– Вот! Я и хочу, чтоб у них так же было.
– Так же – не получится. Таких, как мы, больше нет. Ты вообще – единственная и неповторимая. Да и я, в своем роде – уникум для семейной жизни.
– Это все так, но… да все ты понимаешь. Здесь не до шуток, Игорь. Олегу уже тридцать, а он очень несерьезный. Ловелас он.
– Галина! Грубо и несправедливо. Олег уже год как остепенился… Ты хоть знаешь, кто такой Ловелас?
– Нет.
– Герой писателя Ричардсона. Знаешь такого?
– Это, которого Татьяна Ларина в «Онегине» читала.
– Верно, тогда не было мыльных опер и Александры Марининой. Вот Татьяне и приходилось и Ричардсона и Руссо читать. Так этот Ловелас по нынешним временам – вполне благопристойный мальчик.
– Не уводи в сторону, Игорь. Просто мне Настю жалко.
– Ей всего-то двадцать три.
– Самое время. И потом, Игорь, она же одна в Москве. И учится, и работает… Она из Саратова?
– Да, «мы люди не здешние». Она полтора года назад приехала.
– Игорь, а где она сейчас живет?
– На Проспекте Мира, одна в шикарной квартире, в Елагинской. Помнишь это дело?
– Помню. Ее так и не нашли?
– Да, Евгения Елагина – в бегах. Возможно уже год, как «за рубежами нашей великой родины». А Настя, похоже, терзается. Олег прямо мне сказал: «У нее развивается комплекс Павлика Морозова».
– Объясни, Игорь…
– Елагина была ее дальней родственницей. Пригрела, прописала у себя. А Настя вдруг помогает Олегу разоблачить эту… стерву.
– Но, Игорь, там же убийства были, вы даже спасли кого-то. И наворовала эта Елагина на сто таких квартир.
– Я считал – на пятьсот хватит… Не в этом дело, Галя. Ты представь – есть моральные принципы. Общечеловеческие, так сказать… Доносить – нехорошо, гнусно это. Так?
– Да, бесспорно.
– Вот, даже – бесспорно. Вот представь, что ты самый благородный демократ – Ковалев или Старовойтова.
– Не дай бог.
– Нет, Галя, ты представь. И ты убеждена, что стукачество – это грех. Лучше язык себе оторвать… И вот ты случайно узнаешь – твой знакомый готовит бомбу и завтра взорвет… самолет. Что будешь делать? Будешь убеждать его, что убивать нехорошо?
– Нет, это глупо. А ты бы что сделал?
– Позвонил бы в ФСБ. Пусть готовят группу захвата, минеров-саперов, оцепление. Они – специалисты. А я бы настучал и не комплексовал при этом, а радовался. Я же сто человек спас и преступника наказал. Но стал доносчиком. И благородный человек мне может и руки не подать.
– А Павлик Морозов? Он же на отца донес?
– Не успел. Благородные люди предотвратили его моральное падение. Топором… Что-то мы далеко зашли. Давай вернемся к нашим баранам.
– Это к Олегу и Насте?
– Верно! Ты права, Галинка. Давай мы их пригласим, проведем душеспасительную беседу и поженим. Будем им свой опыт передавать. Хорошо!.. Но через пару недель. Крылов сейчас… вроде как на нелегальном положении. Ему лучше не светиться. Вот выйдет из подполья – будем сватать… Я пойду, поработаю немного.
