Жозе Джованни - Отлученный
– Ждать, – ответил он. – Там будет видно.
Тем не менее они пожали друг другу руку, и Шнурок вернулся в клуб, погруженный в свои мысли. Шарло ему сообщил, что Ла Скумун ушел вскоре после него в компании Фанфана.
– О чем они говорили? – спросил Шнурок, чьи ладони были потными от тревоги.
– Ла Скумун отвел его в сторону, а потом я увидел, что они уходят. О чем говорили, не слышал.
Шарло точным движением сбросил с рукава пылинку. Шнурок его презирал. Ему казалось, что он работает на пару с картинкой из модного журнала.
Шнурок быстро направился к двери, спрашивая себя, не лучше ли воспользоваться черным ходом, как вдруг перед ним возник Ла Скумун, который обратился к Фанфану:
– Можешь нас оставить.
Тот поднялся по лестнице, а Ла Скумун, взяв Шнурка под руку, увлек его на улицу.
– Я съездил в твой ресторанчик. Не волнуйся, ничего не произошло.
Шнурок облизал губы.
– Знаю. Встретил одного друга, который мне сказал, что ехать никуда не надо.
– У тебя хорошие друзья. Но слишком много работы. Ты устал, правда?
Шнурок не сводил глаз со свободной руки Ла Скумуна, и его желудок сжимался от страха.
– Поедем в твой бордельчик, как двое друзей, и ты объяснишь жене, что вам обоим будет полезно пожить за городом. Это разумно, а?
– Уверяю тебя… – начал Шнурок.
– Ну, ну! – перебил Ла Скумун. – Сегодня вечером ты уедешь со своей милашкой, а Шарло даст тебе знать, когда можно будет вернуться. Пока что я буду управлять твоим заведением.
Тиски, сжимавшие желудок Шнурка, ослабли. Все не так уж плохо. Его мозги уже заработали снова.
– Если хочешь, могу тебе помочь с делом Ксавье Аде, – внезапно предложил он.
Ла Скумун бросил на него быстрый взгляд.
– Кто это?
– Твой компаньон, судя по тому, что мне сказали, – ответил Шнурок.
– Никогда не слыхал об этом типе, – спокойно заявил Ла Скумун. – К тому же, для тебя теперь имеет значение только одно: ты уезжаешь в путешествие.
Шнурок чувствовал, что этот человек не идет на компромиссы, но также был уверен, что легко отделался. Поэтому, закрывшись в кабинете вместе с женой и Ла Скумуном, он говорил искренне.
Ла Скумун слушал, прислонившись к стене возле двери.
Время от времени женщина посматривала на него. Шнурок говорил все убедительнее.
– Мы немножко оторвемся, – объяснил он, обращаясь к Ла Скумуну. – Мы столько работали, что заслужили отдых. Даже хорошо, что ты приехал и сможешь меня заменить. Понимаешь, бизнес нельзя доверить кому попало…
Он расхаживал по комнате, обращаясь то к жене, то к Ла Скумуну.
– Не беспокойся, я послежу за твоим бизнесом как за своим собственным, – пообещал тот.
– Что это на тебя нашло, так сразу?… – удивилась женщина.
Ла Скумун понимал, что, оставшись наедине с мужем, она скажет больше.
– Надо ловить момент, мой друг не всегда будет в нашем распоряжении.
– В наше время не знаешь, где будешь завтра, – наставительно заметил Ла Скумун.
В тот же миг женщина посмотрела на него, и Ла Скумун понял: она догадалась, что происходит на самом деле.
Глава 5
У Симона Сабиани было лицо, как у Наполеона. Он управлял городом и следил за всем единственным глазом. Второй он потерял на Первой мировой. Иногда он ради развлечения ронял стеклянный глаз на руку, чем повергал собеседника в шок.
Его кабинет украшали эстампы, бюсты и оружие – старинное и военные сувениры.
Ла Скумун спокойно сидел перед ним в кресле.
– Не собираются же они его осудить! – сказал он.
Спокойствия в его голосе уже не было. История затягивалась, истощая его терпение.
– Он предстанет перед судом, который и решит его судьбу, – заявил Сабиани. – Невиновного можно узнать по искренности его тона.
– Значит, и вы тоже ничего не можете сделать! – подвел итог Ла Скумун.
За несколько прошедших дней ему пришлось говорить больше, чем за всю его жизнь, и он начал думать, что слова не стоят его обычных методов ведения дел.
– Послушайте, месье Ла Рока, – произнес Сабиани, – я знаю людей и этот город. Ваш друг жил за рамками закона, что только усложняет дело. Попробуй узнай, кто имел на него зуб! Мы, как и вы, в течение нескольких недель барахтаемся в пустоте. Поставьте себя на место полиции и следователей. Все указывает на вашего друга, а у погибшего было много друзей…
Мэр слегка наклонился вперед и добавил:
– …Он был моим политическим противником, но мы питали друг к другу уважение. Постарайтесь понять, что я хотел этим сказать.
На войне Сабиани занимался штыковой зачисткой вражеских траншей. После, если он слышал от неосторожных политических противников угрозы, он разбирался с ними один на один, голыми руками.
Ла Скумун с первых минут понял, что этот человек никому не позволит себя запугать.
– Странный город, – заметил он мэру. – Банды ведут войну, каждую ночь слышна пальба. Это немного напоминает конфликт между двумя влиятельными семьями в некой стране, вы не находите?
– Я знаю, почему вы пришли. Вы утверждаете, что Бле-вена убили люди из моей партии и что я обязан об этом знать или хотя бы догадываться, так?
– Примерно, – сознался Ла Скумун, обрадовавшись, что разговор принял более конкретный оборот.
– Я не собираюсь выяснять, кто вы и чем вы занимаетесь, – вновь заговорил Сабиани, – но полагаю, вы работаете в одиночку и вас трудно удивить. Ваш друг – корсиканец, я корсиканец, в городе много моих земляков. А когда корсиканцы следуют за человеком, в котором видят своего вождя, они умеют доказать свою верность и дать ему понять, что он может на них положиться.
– Это так… – согласился Ла Скумун.
– Вот и ответ на ваш вопрос. Вы считаете, что ваш друг невиновен, следовательно, Блевена убил кто-то другой. Кто-то, кто был заинтересован в его смерти. С того момента, как я начал заниматься политикой, это для меня самый страшный удар. Если хотите знать, я первым делом подумал о моих врагах, нежели о каком-то ненормальном из моей партии. Я провел тщательное расследование прошлого Ксавье Аде и не обнаружил у него никаких связей с политическими кругами. Только сутенерские истории. Аде мне не друг и не враг. Никто.
– Насколько мне известно, он никогда не связывался с этими людьми.
– В этом деле я занял определенную позицию. Не против вашего друга, а против убийцы Блевена. Так получилось, что обвинение предъявлено вашему другу, но я тут ни при чем. Я верю в нашу судебную систему и возмущен этим убийством. Хочу, чтобы убийца понес как можно более суровое наказание. Это все.
– А если это сделал какой-то псих из ваших, решивший, что оказывает вам услугу, почему должен расплачиваться мой друг?
– Это не мой человек, клянусь вам честью. У меня есть своя полиция внутри партии. Люди, умеющие видеть и знающие все. Поищите в другом месте, среди тех, с кем у него были конфликты.
– Это исключено. Они ползали перед ним на брюхе.
– Вы не думаете, что для них было проще убить Блевена, чем Аде?
– Почему именно Блевена?
– Потому что того, кого обвинят в его убийстве, непременно осудят. Это преступление наделало много шума, пресса и общественное мнение отреагировали раньше, чем правосудие.
Ла Скумун поднялся и посмотрел на человека, открывшего ему новый аспект проблемы.
– Мой друг невиновен, и я должен его вытащить оттуда.
– Ваша реакция совершенно естественна.
– Я перепробовал все и не знаю, что делать дальше. Я не очень образован и теряюсь в этих интригах. Но если Ксавье казнят, плохо придется всем.
– То есть? – переспросил Сабиани, откинувшись на спинку кресла и подняв голову.
От всей его персоны исходила надменность, а единственный глаз блестел. Ла Скумун несколько секунд рассматривал его, прежде чем ответил:
– То есть недостаточно личной смелости, чтобы выпутаться из этого дела.
– Во времена ковбоев решительный человек, умевший быстро стрелять, мог противостоять любым опасностям. Сейчас другое время, да и место действия тоже. Вам придется выбирать между моргом и каторгой. Вы, несомненно, заслуживаете лучшего.
– Не уверен.
– Решайте сами, – произнес мэр, обреченно махнув рукой.
В приемной ждала огромная очередь, и Сабиани не мог долго размышлять над их беседой. Выходя, Л а Скумун столкнулся с пожилой женщиной в черном платке. Сабиани ласково взял ее под руку и усадил в кресло. Она была его землячкой.
– Я пришла насчет малыша, – сказала женщина.
Мэр придвинул стул и сел рядом с ней, чтобы она чувствовала себя удобнее и рассказала все без стеснения, как другу.
Ла Скумун ушел быстрым шагом. Ему надо было уладить один вопрос на улице Миссьон-де-Франс.
После отъезда Шнурка и его жены, борделем управляла Мод, и дела шли успешно. Он ждал ответа Аде насчет Марселин.
Ксавье ответил не сразу. У него были другие заботы. Утром Ла Скумун получил письмо, в котором его разъяренный друг заявлял, что Марселин не должна отстегивать корпорации «Поддержи меня» ни сантима, если, конечно, сама того не пожелает, а этого наверняка не случится.
