Лейф Перссон - Подлинная история носа Пиноккио
Так он просидел несколько секунд, прежде чем черный грабитель подошел, поднял его и отряхнул, а потом передал зажим с купюрами, который тот случайно забыл в баре, спросил, не надо ли вызвать скорую или лучше обойтись обычным такси.
Бекстрём провел большую часть выходных в постели. Пытался привести в порядок мысли, молниями вспыхивавшие в его больной голове, но без особого успеха. Он также провел эксперимент, когда отнес портрет святого Феодора в ванную, надел свои темные очки и выключил свет, чтобы таким способом исследовать, поменяется ли цвет кожи очень бледного и жирного монаха, если тот внезапно окажется в кромешной тьме. С целью убедиться, что он просто стал жертвой оптического обмана.
Феодор как свеча светился в темноте.
– Это совершенно непостижимо! – воскликнул Бекстрём, покачал головой и вернулся в кровать.
В воскресенье его знакомый репортер позвонил и попросил о помощи. Пресс-отдел двора встал на тропу войны. Отрицал любые связи с организованной преступностью, по их заявлениям они не имели отношения ни к каким произведениям русского искусства и полностью порвали со своим бывшим консультантом и искусствоведом.
Кроме того, они получили поддержку от пресловутого конкурента его газеты, который поменял сторону, поймал парусами ветер и наполнил целый номер старыми добрыми репортажами о королевской семье.
– И что нам делать сейчас? – спросил репортер.
– Нашел кого спрашивать, – огрызнулся Бекстрём. – Я ведь не журналист. Я – полицейский.
148Когда в понедельник он пришел на работу, оказалось, что на него заявили в полицию. Письмо лежало в его почтовой ячейке. Отдел по защите животных уведомлял, что он подозревается в жестоком обращении с нашими братьями меньшими. Согласно данным анонимного заявителя, Бекстрём уже в течение пары месяцев якобы «мучил» попугая, владельцем которого являлся, и «плохо ухаживал за ним». По этой причине его просили как можно быстрее связаться с их ответственным сотрудником, и.о. комиссара Роситой Андерссон-Трюгг и договориться о времени, во-первых, для инспекции места преступления, его квартиры на Инедалсгатан в Стокгольме, а во-вторых, для допроса его самого.
Наверняка, малыш Эдвин, подумал Бекстрём, который за прошедшие выходные осознал, насколько много зла окружает его.
«Забудь об этом», – сказал он себе, позвонил Аннике Карлссон и попросил ее сразу же заглянуть к нему в кабинет.
– Что ты хочешь от меня? – спросила Утка.
– Позвони им, передай привет от меня, объясни, что я не владею никаким попугаем, попроси засунуть заявление себе в задницу.
– Естественно, – сказала Утка. – Это все? Не хочешь, чтобы я сломала несколько ног в их компании?
– Ради бога, – усмехнулся Бекстрём.
Утка едва успела закрыть дверь за собой, когда к нему постучался следующий посетитель. Это была Йенни Рогерссон, которая выглядела как обычно и хотела обсудить их последнее дело.
– Какое дело? – подумал Бекстрём, указав на стул для посетителей.
«Самое время постараться сделать что-нибудь для малышки Йенни, пока она не исчезла в отпуск со всеми возможными опасностями, вытекающими из этого для молодой женщины», – подумал он.
– Ну как, разве я была не права? – спросила Йенни.
– О чем ты?
– О нашем случае. Если тебя интересует мое мнение, я ведь попала в точку уже с самого начала. Я говорю о связи между старой дамой Линдерот-Хамильтон, и фон Комером, и Эрикссоном. За всем стоял Крестный отец. Я поговорила со своим папочкой. Он поздравил меня и передавал тебе привет, кстати. Как смотришь, если мы прогуляемся и отпразднуем это дело? По секрету от остальных.
– Позволь мне подумать, – сказал Бекстрём.
Интересно, можно ли иметь больше десяти очков по десятибалльной шкале, и как избежать новых проблем, оказавшись в койке с дочерью коллеги Рогерссона? – подумал он.
– Тогда можешь передать ему и мой привет тоже, – сказал Бекстрём. – Кстати, о другом, постарайся не обижаться, но ты уверена, что он твой отец? Вы не очень похожи, насколько я могу судить.
* * *Йенни не раз слышала о таких подозрениях. Впервые, когда ей было только десять лет. Ее отец внезапно отказался платить алименты, использовав тот же самый аргумент. Тогда ее мать Гунсан привлекла его к суду, заставила сдать анализ крови, и отцовство проверили через тест ДНК.
– И с каким результатом? – спросил Бекстрём, который все равно продолжал надеяться на лучшее, пусть уже знал ответ.
Ни малейших сомнений. Вероятность того, что речь могла идти о ком-то другом помимо него, практически равнялась нулю.
– Хотя я понимаю, о чем ты, – сказала Йенни. – Может, перекусим как-нибудь? Пока я не ушла в отпуск в выходные?
– Было бы приятно, – ответил Бекстрём. – Но, к сожалению, мне придется отказаться. Немного перегружен сейчас.
«В худшем случае, можно сделать новый тест ДНК. Наука ведь постоянно развивается», – подумал он.
После обеда ему позвонили из второй по величине вечерней газеты страны и спросили, не могут ли они взять у него интервью. Насколько они слышали окольными путями, Бекстрём сейчас докопался до дна всех ложных обвинений, направленных против короля.
– Тогда ты обратился по адресу, – сказал Бекстрём.
«Самое время поменять сторону», – подумал он.
Вечером Гегурра позвонил домой Бекстрёму, судя по голосу находясь под кайфом, и прошептал какую-то чушь о том, что «круг замкнулся». Сам он находился в Санкт-Петербурге, где как раз завершил самую быструю сделку в истории искусства. О деталях собирался рассказать между четырех глаз.
– О чем ты? – спросил Бекстрём.
«Круг замкнулся, – подумал он. – Какой круг?»
– От последнего царя Николая II к новому папочке всех русских, – объяснил Гегурра. – Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Естественно, – ответил Бекстрём, абсолютно не представляя, о чем идет речь.
– Может, пообедаем завтра? Перекусим немного, отпразднуем победу, обсудим детали.
– Звучит хорошо, – сказал Бекстрём.
«Только бы его не ограбили раньше», – подумал он, положив трубку.
149Во вторник Бекстрём правил бал во второй по величине вечерней газете Швеции. В четырехстраничном эксклюзивном интервью «самый известный специалист по расследованию убийств страны» разложил по полочкам все обстоятельства, связанные с мошенничествами с произведениями искусства, где оказался замешанным «некий ныне покойный известный адвокат». Но это не имело ни малейшего отношения к королю и его семье. Все предметы антиквариата, о которых шла речь, в качестве наследства принадлежали одной шведской пенсионерке, а поскольку она хотела бы сохранить анонимность, Бекстрём, естественно, не мог назвать ее имя.
В конце интервью он позволил себе порассуждать об условиях, в которых свобода печати существовала и действовала в такой демократической стране, как Швеция.
Для него самого она была святым понятием, и он считал защиту источника информации ее наиважнейшим фундаментом. Одновременно посетовал по поводу плохо обоснованных статей, способных повредить отдельным личностям, и, как старый приверженец шведской монархии, он не мог без боли в сердце наблюдать, как это также коснулось короля Швеции Карла XVI Густава.
В то время как потребители газетной продукции страны знакомились с мудрыми изречениями Бекстрёма, он сам обедал с Гегуррой, слушая его рассказ о сделке, которую тот накануне завершил в Санкт-Петербурге с представителем высокопоставленного русского покупателя, пока пожелавшего остаться анонимным.
Если сейчас начинать с финансовой стороны дела, после довольно трудных переговоров они в конце концов сошлись на двухстах пятидесяти миллионах крон. Как только Гегурра разберется со всеми практическими вопросами, он, естественно, обещал позаботиться, чтобы Бекстрём получил те двадцать пять миллионов, относительно которых они ударили по рукам. А чтобы он, пока суд да дело, не испытывал никакой нужды, Гегурра уже организовал ему небольшую выплату наличными в размере одного миллиона крон. Если Бекстрёма сейчас интересовало, почему лежавший перед ним на столе коричневый конверт был значительно толще, чем обычно.
– Круг замкнулся, – констатировал Гегурра, подмигнул и поднял свой бокал.
* * *С новым обладателем реликвии, новым папочкой всех русских, все обстояло столь удачно, что он не собирался прятать музыкальную шкатулку в своем собственном тайном хранилище. Наоборот, ближе к осени намеревался предстать вместе с Пиноккио перед ценителями искусства всего мира на специальной выставке в Эрмитаже в Санкт-Петербурге. Бекстрём также мог рассчитывать на приглашение туда в качестве почетного гостя.
– У тебя есть какие-то вопросы? – спросил Гегурра, поскольку Бекстрём сидел молча, по большому счету, все время.
