Лейф Перссон - Подлинная история носа Пиноккио
– Я готов честно поделиться с тобой своими комиссионными. По половине каждому.
– О каких деньгах мы говорим? – спросил Бекстрём.
«Забудь об этом», – подумал он.
– При мысли о документах, которые мы сегодня получили, о полностью исследованном провенансе, в любом случае, при мысли об Уинстоне Черчилле, речь идет о рыночной цене порядка четверти миллиарда крон и комиссионных максимум в пятьдесят миллионов. По двадцать пять каждому, значит.
– В таком случае у меня есть предложение получше, – сказал Бекстрём.
– Я слушаю, – отозвался Гегурра.
Клуша Хамильтон понятия не имела ни о музыкальной шкатулке, ни о том, на каких деньгах она сидела. В плане сохранения в памяти относительно недавних событий старуха находилась на уровне маленького ребенка, а что касается ее умственных способностей, явно уже толком не могла разобраться со временем.
Проще всего было бы, если бы Гегурра нашел какого-нибудь коллекционера, готового купить Пиноккио напрямую, спрятать его в собственном тайном хранилище, сидеть там и любоваться им в гордом одиночестве всю жизнь. Даже сделать ему скидку при необходимости. Довольствоваться двумястами миллионами, из которых Гегурра мог бы взять себе двадцать процентов, в то время как Бекстрёма устроили бы оставшиеся восемьдесят. При мысли об их вкладе в общее дело это выглядело очень даже справедливо.
Вполне предсказуемо Гегурра продемонстрировал другой взгляд на вещи. Проблемы в связи с такой аферой были вполне сравнимы с попыткой спихнуть роспись Сикстинской капеллы, выложив объявление в Интернет на соответствующих сайтах. Одновременно в данной связи умственные способности Клуши не имели никакого значения.
– Почему? – спросил Бекстрём.
– Завтра она выходит замуж за моего старого знакомого Марио Гримальди. Он сам позвонил мне вчера и рассказал об их предстоящем бракосочетании. Если верить ему, она его настоящая большая любовь, а поскольку Марио никогда не лжет, все так и есть.
– Я знаю, что они должны пожениться, – сказал Бекстрём и пожал плечами.
Надо надеяться, благодаря малышу Исааку оба попадут в дурдом, не пройдет и недели.
– Зато тебе не известно, что именно он попросил меня организовать все так, чтобы ты нашел для него музыкальную шкатулку. И сделал он это уже в понедельник 3 июня, когда ты начал расследовать свое убийство. Они со Столхаммаром явно забыли о ней, когда забирали все другое. В лучшем случае те, кто обследовал место преступления, должны были найти Пиноккио. Если бы они не сделали этого, мне следовало поговорить с тобой и позаботиться, чтобы ты нашел его для нас. Прежде всего, требовалось сделать так, чтобы он никуда не исчезал из жилища покойного Эрикссона.
– Я услышал тебя, – кивнул Бекстрём. – В таком случае хуже не будет, если я найду кого-нибудь другого, кто поможет мне.
Если бы сейчас Бекстрём предпочел поступить таким образом, Гегурре осталось только глубоко сожалеть о его решении. И дело здесь было не в том, что он пообещал Марио позвонить ему после встречи с Бекстрёмом и рассказать, как все прошло. Даже попытайся он запудрить мозги Марио, в любом случае рано или поздно тот просчитал бы истинный ход событий. И в то самое мгновение Гегурра также подписал бы себе смертный приговор, в буквальном смысле, а поскольку ему самому ужасно нравилась та жизнь, которой он жил, он, ничуть не сомневаясь, предпочел бы рассказать правду.
– Относительно того, что он заявил бы на тебя в полицию, тебе не стоило бы беспокоиться, – сказал Гегурра.
– Да уж точно, – согласился Бекстрём. – Если я тебя правильно понял, он убил бы меня.
– Естественно, – подтвердил Гегурра. – Но не об этом я на твоем месте волновался бы.
– А о чем же тогда?
– О том, каким способом он сделал бы это, – сказал Гегурра. – Я предпочел бы избавить тебя от мрачных подробностей. Марио Гримальди вовсе не такая забавная фигура, каким ты и твои коллеги представляют его себе. Он и его братья являются членами неаполитанской мафии, и если кто-то заставляет их сицилийских товарищей плохо спать по ночам, так это именно люди вроде Марио.
– И что, по-твоему, я должен делать?
– Прежде чем мы расстанемся, я дам тебе расписку о том, что принял у тебя музыкальную шкатулку, изготовленную Карлом Фаберже и выполненную в виде Пиноккио, поскольку от меня по заданию полиции требуется установить, идентична ли она аналогичному предмету из списка произведений искусства, которые графиня Элизабет Хамильтон поручила покойному адвокату Томасу Эрикссону продать для нее. Я не сомневаюсь, что ты подготовишь все свои бумаги вовремя. Прежде чем мы расстанемся и я заберу с собой музыкальную шкатулку, я собирался также заключить с тобой сделку. Надо надеяться, ты довольно скоро получишь двадцать пять миллионов крон за твой вклад в наше дело. Кроме того, обещаю помочь тебе с практическими деталями, чтобы у тебя не возникло проблем с налоговым департаментом и с твоим работодателем с этим делом.
IX. «Ты слышал подлинную историю носа Пиноккио?»
Бекстрём начал празднование Янова дня на работе. Постарался заполнить все протоколы изъятия и другие бумаги таким образом, чтобы, в худшем случае, мог выкрутиться, сославшись на нечеловеческую загруженность, если бы сейчас кто-то укорил его за опоздание с регистрацией. И поносил непрерывно, на чем свет стоит, мошенников, из-за которых попал в такую ситуацию, занимаясь этим. А в довершение всего он позвонил Наде, единственному человеку, на кого мог положиться, и попросил ее проверить, что он ничего не упустил. Потом поехал домой и сделал серьезную попытку вернуть свою жизнь в обычную колею.
И с обедом не возникло никаких проблем. Зато потом удары судьбы посыпались на него один за другим, неожиданно, как нож в спину, а ближе к концу ночи с ним случилось событие, грозившее перевернуть все его мировоззрение.
Когда он после в меру долгой неспешной прогулки пешком оказался перед дверью массажного кабинета Мадам Пятницы, его там ждало объявление, что данная деятельность пока прекращена. Кто написал его и почему, осталось за рамками текста, но, поскольку Бекстрём мог представить себе по крайней мере одного автора, с кем он не имел ни малейшего желания встречаться, то предпочел спокойно и тихо удалиться восвояси.
За недостатком лучшего он отправился домой. Поискал утешения в, пожалуй, слишком большой дозе спиртного, прежде чем в конце концов заснул на диване.
Когда он проснулся в восемь вечера, ситуация приближалась к критической, ждать совета было неоткуда, и, как зачастую ранее, ему в голову пришла блестящая идея. Он позвонил бухгалтерше, с которой встречался в предыдущие выходные.
И даже не смог пообщаться с ее автоответчиком. Номер оказался отключенным, и сейчас оставалось только одно решение: поискать в Сети, в клубе своих обожателей.
«В худшем случае мне придется разориться на такси и притащить сюда первую приличную кандидатуру», – подумал Бекстрём, копаясь среди последних посланий на своем собственном сайте.
Одно из них выделялось из остальных. Под ним стояла подпись «Бухгалтерша», то есть его написала дамочка, уже попробовавшая бекстрёмовскую суперсалями, и сейчас она пожелала поделиться своими впечатлениями с другими возможными претендентками. Что касается размера – у нее не нашлось никаких особых замечаний. Если не обращать внимания на обычные свойственные мужикам преувеличения, обладатель суперсалями был скроен точно как любой другой осел. В любом случае не из самых крупных особей, что касается нижних частей тела.
Проблема состояла в его сходстве с тупым животным еще и по другим показателям. Выбор между данным Мужчиной с суперсалями и соответствующим колбасным изделием, по ее мнению, был очевиден. Из своего опыта, и если бы ей пришлось выбирать, она предпочла бы последнее, поскольку тогда избежала бы общения с обладателем изделия. В его мнение о женщинах она также не собиралась вдаваться. А принимая в расчет его мнение о людях вообще, о нем даже не стоило говорить.
Час спустя Бекстрём оказался в баре одного из плавучих ресторанов на набережной Норр-Меларстранд, заказал несколько бокалов холодного пива, водку и горячие бутерброды, чтобы просто не рухнуть замертво от голода и жажды. На всякий случай он также надел темные очки, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание.
Еще через пару часов, покидая заведение, он чуть не свалился со сходней, а когда наконец почувствовал твердую почву под ногами, она все равно почему-то подозрительно качалась. Он не смог поймать такси, и, когда с определенными трудностями и на шатких ногах прошел немного вверх по улице, тучи над ним сгустились всерьез. Его догнал огромный негр, который принялся орать на него. Черный как сажа, большой как дом и быстрый как газель, он явно замыслил ограбление. Наклонившись, чтобы получить помощь от малыша Зигге, Бекстрём просто сел на задницу.
