Владимир Турунтаев - Методом исключения
— Вы сами, значит, верующая? — спросил Бородин.
— Два года назад была крещена и с того времени живу с Богом в сердце.
Они сидели по разные стороны стола в кабинете заведующей, которая неохотно предоставила им возможность побеседовать без свидетелей.
Смеляковой, как и Ольге Морозовой, было под тридцать. У нее была хрупкая плоскогрудая фигура, коротко и неровно подстриженные рыжие волосы, бледное, без намека на косметику, остроносое личико и большие серые, лучащиеся мягким внутренним светом глаза. При первом взгляде на эту женщину Бородин подумал, что она верит в Бога. А если так, то под ее влиянием Морозова запросто могла проникнуться религиозными чувствами.
— Ее мужа, Ивана Григорьевича, вы хорошо знаете? Что он за человек?
Смелякова безразлично пожала плечами и ответила, созерцая расписанное морозными узорами окно:
— Мужчина как мужчина. Здоровый, самостоятельный, надежный…
— Почему у Ольги не сложилась с ним жизнь?
— Я не хотела бы обсуждать их взаимоотношения, — ответила Смелякова тоном просьбы и извинения. — Бог им судья.
— В данном случае не совсем так, — сказал Бородин и, глядя в лучистые глаза Смеляковой, спросил: — Нина Семеновна, вы себя считаете законопослушной гражданкой?
— Разумеется, — ответила та, краснея.
— Я к тому, что вы, как свидетель, по закону обязаны отвечать на мои вопросы, — вежливо разъяснил ей Бородин. — Речь идет о розыске пропавшего человека. Вашей близкой подруги! И скажу откровенно: я не уверен на сто процентов, что сейчас она находится в добром здравии. Неужели вы не понимаете? Вы, живущая с Богом в сердце?
— Ну конечно, я все понимаю, — опустив глаза и прикрыв их густыми ресницами, тихо молвила Смелякова. — Но к чему вы?..
— Нина Семеновна! — прервал ее Бородин. — А вот мне бы никогда не пришло в голову учить вас, как надо воспитывать дошколят!
Смелякова выслушала упрек, глядя на Сергея кроткими глазами, и не пыталась возразить.
— Хорошо, если это необходимо. — Она быстро провела острым кончиком языка по верхней губе. — Тогда вам, наверное, надо знать и о ее прежних неофициальных мужьях?
— Да, пожалуй, — согласился Бородин.
— Это чтобы понять, чем был для нее Иван, — совсем тихо пояснила Смелякова. — Просто удивительно, как ей не везло с мужчинами… Первый ее «принц» оказался душевнобольным, другой — алкоголиком, а третий изменял ей, извините, с мужчинами… На свою беду, Ольга на редкость самоотверженная и преданная женщина. Таких сейчас мало. Каждый раз она боролась за человека. Когда Петра положили в психлечебницу, она была верна ему, пока оставалась надежда на выздоровление. Потом мучилась со Степаном. Уж как она убеждала его вшить эту самую «спираль». Ни в какую. Все боялся, что это лечение скажется на таланте. Он был художником и вроде как на самом деле талантливым. Его картины даже в Москву на выставку брали.
— Вы сказали «был художником»?
— Он попал под машину. Полгода лежал неподвижно и умер на руках у Оли. Она все эти полгода кормила его с ложечки.
— Он что, в нетрезвом виде попал под машину?
— Да он, мне кажется, никогда и не бывал трезвым.
— А третий ее… муж?
— О нем ничего не хочу говорить, — поморщилась Смелякова. — Поверьте мне на слово: грязный тип.
— Отчего же Ольга Степановна была так неразборчива?
— Да вот такая она: что ни любовь у нее, то с первого взгляда. А уж если влюбилась, то будто шоры ей кто на глаза надевает.
— А были ли достоинства у всех троих?
— Конечно, не без этого, — неохотно согласилась Смелякова.
— И у третьего тоже?
Смелякова вздохнула и поморщилась:
— И у него тоже. Компанейский мужчина. Обходительный и собой ничего. Но ведь одна ложка дегтя…
— А Морозова вы хорошо знаете?
— Скажу нет, вы ведь все равно не поверите, — слабо улыбнулась Смелякова.
— Охарактеризуйте его. Можете начать с достоинств.
— Я ведь, кажется, уже… Ну хорошо. Трезвый он мужчина. Хозяин. Незлопамятный. Ольге, сколько знаю, никогда не изменял. На работе его ценят и уважают. Что еще? Другая женщина жила бы с ним как у Христа за пазухой, а Ольге, видите, еще чего-то захотелось…
— А как же шоры на глазах?
— Были, пока любила мужа. Как ни встретимся, все нахваливает своего Ванюшку. «Сплюнь!» — говорила я ей. Только похохатывала в ответ. Потом забеременела, и все разговоры только о ребенке. О детях. Еще не родив, решила каждый год рожать. Вот так вот…
— С любовью-то что случилось? — спросил Бородин.
— У них самих надо спрашивать, — ответила Смелякова, поглядев на дверь. И вдруг поднялась из-за стола, быстрыми шажками направилась к двери, бросив на ходу: — Погляжу на своих детишек. Я сейчас…
Бородин скользнул взглядом по ее острым выпирающим лопаткам, плоскому заду, тонким кривоватым ногам и подумал, что напрасно завел разговор про любовь: видать, расстроилась.
Однако Смелякова тут же вернулась, опять уселась за стол на прежнее место и как ни в чем не бывало спросила:
— Что вас еще интересует?
— Вы ничего не сказали о недостатках Морозова, — напомнил ей Бородин.
Смелякова покраснела и вымученно улыбнулась.
— Может, и у меня шоры на глазах? Мне сейчас его жалко, так я ничего плохого в нем не вижу. А потом ведь… — она сглотнула. — Ольга все жаловалась, что его из дому не вытащишь ни в гости, ни в кино, ни просто погулять. Как ни придешь к ним, все чего-нибудь мастерит. Мебельную стенку сделал не хуже фабричной. А то одно время загорелся вечным двигателем. Автомашину соседу ремонтировал, все вечера в гараже сидел…
— Своей-то машины нет?
— Водить ему нельзя. Из-за зрения.
— А характер у него какой: спокойный или вспыльчивый?
Смелякова покусала верхнюю губу.
— Вообще-то спокойный, — и, подумав немного, добавила: — Редко когда сердится.
— При вас бывало такое, чтоб сердился?
— При мне никогда! — с явным облегчением ответила Смелякова.
— Только со слов Ольги об этом знаете?
Смелякова кивнула и тут же оговорилась:
— Без подробностей.
— Вы с Петряковым, говорите, были знакомы?
— Виделись мельком, — Смелякова стрельнула глазами на дверь кабинета.
— Как он вам показался?
— Да никак! Вы ведь уже спрашивали о нем. Не знаю, что Ольга в нем нашла, — быстро и не скрывая раздражения, проговорила Смелякова. — Мне кажется, дурь ей в голову ударила. Я так и думала, что поиграет он с ней и тем дело кончится. А оно вон как вышло.
— Вы с ней говорили на этот счет?
— Я ей сразу сказала, что думала. Да она разве послушает! Заклинала ее хоть Ивану-то пока ничего не говорить. И тут не послушала: «Не хочу встречаться с Мишей тайком». Я на что надеялась: рано или поздно она должна была понять, чего Петряков стоит, и вернется к Ивану. А тогда пускай перед ним исповедуется и покается в своем грехе. Знаю, Иван простил бы ее. Он в Ольге души не чаял…
— Вы когда с ним последний раз виделись?
В глазах Смеляковой отразился испуг.
— С кем, с Иваном? — словно бы в замешательстве спросила она.
— Да, с Морозовым, — кивнул Бородин.
— Пятого числа.
— О чем говорили?
Смелякова бросила быстрый взгляд на дверь.
— О чем говорили?.. Ну… — и опять взглянула на дверь. — Строили предположения, где Ольга… Иван плакал… — Нина Семеновна тряхнула головой, пытаясь справиться с собственными слезами.
— Морозов спросил, не приходила ли его жена к вам в ту ночь? — высказал Бородин догадку.
Смелякова быстро поднесла к глазам платочек и помотала головой. Однако успела еще раз взглянуть на дверь.
— Спрашивал или нет? — повторил вопрос Бородин.
Женщина кивнула, не отнимая платочка от глаз.
— А вы что ответили?
— Что я могла ответить!
— Сказали, что не приходила?
Смелякова снова кивнула, плача и вытирая платочком глаза.
— И действительно не приходила?
Ответить она не успела. В кабинет шумно вошла заведующая, женщина гренадерского роста. Бросив на Бородина укоризненный взгляд, сообщила Смеляковой:
— Там твой Рыжков истерику устроил!
Бородин моргнуть не успел, как Смеляковой и след простыл.
Не вовремя раскапризничался Рыжков. Что-то важное ускользнуло от Бородина. Чего-то не договорила Смелякова. Чего-то ей, похоже, очень уж не хотелось договаривать. И этот испуг в глазах, нетерпеливые взгляды, которые она бросала на дверь. Словно ждала, что вот-вот появится заведующая и сообщит, что Рыжков бьется в истерике…
Бородин глянул на часы и решил, что еще успеет съездить на Сортировку, где до недавнего времени работала оператором Ольга Морозова.
10
С четверть часа ему пришлось идти вдоль железнодорожных путей, пряча лицо от жгучего встречного ветра. Нос и щеки ломило так, что временами приходилось к ветру поворачиваться спиной.