Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты
— А ты уверена, что это его вещь?
— Да, — нетерпеливо ответила Мими. — Видишь, здесь золотые, серебряные и медные звенья. Эту цепочку сделали из первых партий металла, который получили тем плавильным процессом, что он изобрел. Каждый, кто хорошо знает Вайнента, сможет узнать эту цепочку — другой такой быть не может. — Мими повернула ножик, чтобы показать выгравированные на нем буквы К. М. В. — Это его инициалы. Ножа я никогда раньше не видела, а цепочку узнала бы где угодно. Клайд носил ее много лет.
— Сможешь ты описать ее, не глядя?
— Конечно.
— Носовой платок твой?
— Да.
— Пятна на нем — это кровь?
— Цепочка была в руке у Джулии, я тебе говорила, и на ней было немножко крови. — Мими нахмурилась. — Ты не… Ты как будто не веришь мне.
— Не до конца, — сказал я. — И мне кажется, что сейчас тебе просто необходимо быть абсолютно честной.
Мими топнула ногой.
— Ты… — Она тут же засмеялась, и выражение гнева исчезло с ее лица. — Ты можешь бывать страшно занудным. Я говорю правду, Ник. Обо всем, что произошло, я рассказала абсолютно честно.
— Надеюсь. Пора бы уже. Ты уверена, что, когда вы были с Джулией наедине, она уже не могла ничего сказать?
— Ты опять пытаешься вывести меня из себя. Конечно, уверена.
— Ладно, — сказал я. — Подожди здесь. Я позову Гилда; но если ты скажешь ему, что цепочка была у Джулии в руках, а она еще не умерла, то он обязательно поинтересуется, не пришлось ли тебе применять грубую силу, чтобы отобрать ее.
Мими широко раскрыла глаза.
— А что мне ему сказать.
Я вышел и прикрыл дверь.
24
В гостиной сонная Нора развлекала Гилда и Энди. Вайнентовского отпрыска видно не было.
— Давайте, — сказал я Гилду. — Первая дверь налево. Думаю, она готова.
— Раскололась? — спросил он.
Я кивнул.
— Что у нее?
— Посмотрите сами, — предложил я, — а потом обменяемся впечатлениями.
— Отлично. Энди, пошли. — Они вышли.
— Где Дороти? — спросил я.
Нора зевнула.
— Я думала, она там с вами. Гилберт где-то здесь. Он был тут несколько минут назад. Мы еще долго будем торчать здесь?
— Не долго. — Я прошел по коридору мимо спальни Мими к следующей двери, которая была открыта, и заглянул внутрь. В комнате никого не было. Дверь напротив была закрыта. Я постучал.
Раздался голос Дороти:
— Кто там?
— Ник, — ответил я и вошел.
Одетая Дороти лежала на кровати. Гилберт сидел рядом. Губы Дороти слегка припухли, но это могло быть и от слез, глаза покраснели. Она подняла голову и молча воззрилась на меня.
— Все еще хочешь поговорить со мной? — спросил я.
Гилберт поднялся с кровати.
— А где мама?
— Беседует с полицейскими.
Гилберт что-то пробормотал и покинул комнату.
Дороти содрогнулась.
— У меня от них мурашки по коже бегут, — сказала она, потом что-то вспомнила и снова молча уставилась на меня.
— Все еще хочешь поговорить со мной?
— Чем я так восстановила вас против себя?
— Не говори глупости. — Я сел на то место, где сидел Гилберт. — Ты что-нибудь знаешь про тот нож и цепочку, которые нашла твоя мама?
— Нет. А где?
— Что ты хотела мне сказать?
— Уже ничего, — неприветливо сказала Дороти, — кроме того, что по крайней мере вы могли бы стереть со рта ее губную помаду.
Я стер. Дороти выхватила у меня из рук носовой платок и, перекатившись на другую сторону кровати, взяла со столика спичечный коробок. Зажгла спичку.
— Вонять будет, — сказал я.
— А мне все равно, — произнесла Дороти, но спичку задула. Я взял платок, подошел к окну, открыл его, выбросил платок, закрыл окно и вернулся на свое место. — Вот так будет лучше.
— Что мама обо мне сказала?
— Она сказала, что ты в меня влюбилась.
Дороти порывисто села.
— А вы что сказали?
— Я сказал, что я просто нравлюсь тебе еще с тех пор, как ты была маленькой.
Нижняя губа Дороти задрожала.
— Вы… вы в этом уверены?
— А что же еще может быть?
— Не знаю. — Она заплакала. — Из-за этого все надо мной потешаются — и мама, и Гилберт, и Гаррисон… я…
Я обнял ее.
— Ну и черт с ними.
Некоторое время спустя Дороти произнесла:
— Мама любит вас?
— Боже упаси! Она ненавидит мужчин. Больше, чем любая другая женщина, исключая, может быть, лесбиянок.
— Но она всегда в некотором роде…
— Такой уж она человек. Пусть это не сбивает тебя с толку. Мими ненавидит мужчин, всех, причем сильно.
Дороти перестала плакать. Она наморщила лобик и сказала:
— Я не понимаю. Вы ее ненавидите?
— Как правило, — нет.
— А сейчас?
— Думаю, что нет. Она глупая, а считает себя страшно умной, и это раздражает, но мне не кажется, что я ее ненавижу.
— А я ненавижу, — сказала Дороти.
— То же самое ты мне говорила на прошлой неделе. Я хотел тебя спросить вот о чем: знаешь ли ты или видела когда-нибудь Артура Нанхейма, о котором шел разговор сегодня ночью в баре?
Дороти посмотрела на меня с раздражением.
— Вы просто хотите сменить тему.
— Мне необходимо это знать. Знала ты его?
— Нет.
— Его имя упоминали в газетах, — напомнил я. — Это он сообщил в полицию, что Морелли знаком с Джулией Вулф.
— Я не запоминала его имя, — сказала Дороти. — Не припомню, чтобы до сегодняшнего Дня что-нибудь о нем слышала.
Я описал ей Нанхейма.
— Видела его?
— Нет.
— Он мог быть известен как Альберт Нормэн. Это имя тебе знакомо?
— Нет.
— Знаешь ты кого-нибудь из тех, кого мы видели сегодня у Стадси? Может быть, слышала что-нибудь о них?
— Нет. Честно, Ник. Если бы я знала хоть что-нибудь, чем могла бы вам помочь, я бы рассказала.
— Даже если бы кому-нибудь это могло повредить?
— Да, — медленно произнесла Дороти, а потом спросила:
— Что вы имеете в виду?
— Черт побери, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Дороти закрыла лицо, слова были едва слышны:
— Ник, я боюсь. — Когда кто-то постучал в дверь, девушка отдернула руки.
— Да-да, — крикнул я.
Энди приоткрыл дверь и просунул голову. Он старался не выглядеть любопытным.
— Вас зовет лейтенант.
— Сейчас приду, — пообещал я.
Энди открыл дверь шире.
— Он ждет. — Энди изобразил нечто, что должно было означать многозначительное подмигивание, но угол его рта дернулся больше, чем глаз, и выражение лица получилось совершенно потрясающее.
— Я вернусь, — бросил я Дороти и пошел вслед за полицейским.
