Морис Леблан - Арсен Люпен против Херлока Шолмса
В семь часов появился судебный медик, в восемь — шеф Сюртэ. За ними — прокурор Республики и следователь. Особняк так и кишел агентами, журналистами, приехал и племянник барона д'Отрека, члены его семейства.
Снова искали, изучали положение трупа по показаниям Шарля, допросили, как только она пришла, сестру Августу. Безрезультатно. Разве что сестра Августа удивилась, что исчезла Антуанетта Бреа. Она сама наняла девушку две недели назад, у той были отличные рекомендации, и монашенка отказывалась верить, будто компаньонка могла бросить оставленного на ее попечение больного и сбежать на ночь глядя.
— К тому же, в таком случае, — уточнил следователь, — она должна была бы уже вернуться обратно. Значит, придется выяснить, что же с ней стало.
— Мне кажется, — вставил Шарль, — ее похитил убийца.
Разумная гипотеза, к тому же подтвержденная некоторыми обстоятельствами.
— Похитил? Очень даже вероятно, — изрек начальник Сюртэ.
— Это не только невероятно, — вдруг возразил кто-то, — но и полностью противоречит фактам, результатам расследования, короче, противоестественно.
Это было сказано таким резким тоном, что все сразу узнали Ганимара. Ему одному было простительно выражаться столь непочтительно.
— Ах, это вы, Ганимар? — удивился господин Дюдуи, — а я вас и не заметил.
— Я здесь вот уже два часа.
— Значит, вы все-таки заинтересовались чем-то, что не имеет отношения к лотерейному билету номер 514, серия 23, к делу на улице Клапейрон, к Белокурой даме и Арсену Люпену?
— Ха! Ха! — проскрипел старый инспектор, — я вовсе не уверен, что в занимающем нас деле Люпен ни при чем… Так что оставим пока, до новых распоряжений билет номер 514 и посмотрим, в чем тут дело.
Ганимар вовсе не был из тех знаменитых полицейских, чьи методы составляют отдельную школу, а имя навсегда остается в анналах юриспруденции. Ему не хватало тех гениальных озарений, коими славятся Дюпоны, Лекоки и Шерлоки Холмсы. Тем не менее инспектору были присущи многие отличные качества, такие, как наблюдательность, проницательность, упорство, а в некоторых случаях даже и интуиция. К достоинствам его можно было отнести то, что в работе он абсолютно ни от кого не зависел. Ничто не влияло на Ганимара, не смущало его покой, если, конечно, не считать какого-то завораживающего действия, оказываемого Люпеном. Но, как бы то ни было, в то утро он показал себя с блестящей стороны, любой судья одобрил бы такую помощь следствию.
— Во-первых, — начал он, — следовало бы попросить Шарля уточнить один пункт: все ли разбросанные или перевернутые вещи, которые он видел сначала, заняли потом свои обычные места?
— Абсолютно все.
— Следовательно, разумно будет предположить, что к ним прикасался человек, знакомый с их местоположением.
Такое замечание просто поразило всех присутствующих. Ганимар продолжил:
— Еще один вопрос, господин Шарль… Вас разбудил звонок… Как вы решили, кто вам звонит?
— Да черт возьми, господин барон же!
— Ладно, но когда именно он мог позвонить?
— Ну, после борьбы… перед смертью.
— Невозможно, ведь вы обнаружили его лежавшим без движения на расстоянии более чем четырех метров от кнопки звонка.
— Ну, значит, он позвонил во время борьбы.
— Невозможно, поскольку, как вы сами сказали, звонок был долгим, упорным и продолжался около восьми секунд. Не думаете же вы, что противник позволил бы ему спокойно звонить?
— Тогда еще раньше, как только на него напали.
— Невозможно, так как вы говорили, что от звонка до того момента, как вы вошли в комнату, прошло самое большее три минуты. Значит, если барон позвонил раньше, то убийце, для того, чтобы сразиться с ним, заколоть, дождаться агонии и сбежать, необходимо было уложиться в эти самые три минуты. Повторяю, это невозможно.
— И все-таки, — вмешался следователь, — кто-то звонил. Если это не барон, так кто же?
— Убийца.
— Зачем?!
— Не имею представления. Но, по крайней мере, то, что он позвонил, доказывает его осведомленность о том, что звонок проведен в комнату лакея. Кто мог знать об этом? Только тот, кто сам жил в доме.
Круг возможных подозреваемых все сужался. Всего несколькими быстрыми, точными, логичными фразами Ганимар настолько ясно и правдоподобно изложил свою версию, что следователю ничего не оставалось, кроме как заключить:
— Одним словом, вы подозреваете Антуанетту Бреа.
— Не подозреваю, а обвиняю.
— Обвиняете в сообщничестве?
— Я обвиняю ее в убийстве генерала барона д'Отрека.
— Это уж слишком! Какие у вас доказательства?
— Прядь волос, обнаруженная мною зажатой в кулаке жертвы, он ногтями буквально вдавил их в кожу.
Ганимар показал волосы: они были сверкающе-белокурого оттенка, как золотистые нити. Шарль прошептал:
— Да, это волосы мадемуазель Антуанетты. Тут не ошибешься.
И добавил:
— И вот еще что… Мне кажется, что этот нож… ну, который потом исчез… кажется, это был ее нож. Она им страницы разрезала.
Наступило томительное, долгое молчание, как будто преступление от того, что было совершено женщиной, стало еще более ужасным. Следователь принялся рассуждать:
— Допустим (хотя пока у нас еще мало информации), что барон был убит Антуанеттой Бреа. Но требуется еще и объяснить, каким образом удалось ей выйти после совершения преступления, потом вернуться обратно после ухода Шарля и, наконец, снова бежать еще до прихода комиссара. Каково ваше мнение на этот счет, господин Ганимар?
— Никакого.
— Как же так?
Похоже было, Ганимар смутился. Затем с видимым усилием произнес:
— Все, что я могу сказать: здесь используются те же методы, как и в деле лотерейного билета, перед нами все тот же феномен, который мы можем назвать способностью исчезать. Антуанетта Бреа появляется и исчезает в этом особняке столь же таинственным образом, как и Арсен Люпен, когда проник в дом мэтра Детинана, а затем улетучился оттуда вместе с Белокурой дамой.
— Какой же вывод?
— Вывод напрашивается сам: нельзя не заметить по меньшей мере странное совпадение — сестра Августа нанимает Антуанетту Бреа ровно двенадцать дней назад, то есть на следующий день после того, как от меня ускользнула Белокурая дама. И во-вторых, у Белокурой дамы волосы точно такого же оттенка, с точно таким же золотистым металлическим блеском, как и те, что мы нашли.
— Таким образом, по-вашему, Антуанетта Бреа…
— Именно Белокурая дама.
— И следовательно, оба преступления — дело рук Люпена?
— Думаю, да.
Вдруг раздался смех. Шеф Сюртэ веселился от души.
— Люпен! Всегда и везде Люпен! Только Люпен!
