Найо Марш - Смерть в белом галстуке
— Когда именно, сэр Дэниел?
— Аллейн, дорогой мой, я уже говорил вам. Что-то около половины двенадцатого. Может быть, и чуть раньше.
— Можете ли вы поклясться, что видели его там не позднее половины двенадцатого? — настаивал Аллейн.
— Ну разумеется, могу, — ответил Дэйвидсон. — Я не возвращался в ту комнату. Готов в этом поклясться.
Портсигар по-прежнему красовался в его прекрасной тонкой руке.
— Клянусь, что видел этот портсигар на столе в зеленой гостиной не позднее одиннадцати тридцати. Так?
В кабинете повисла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Димитрия. И вдруг раздался ясный и твердый голос миссис Хэлкет-Хэккет:
— Но этого не может быть.
— Не откроете ли вы портсигар? — попросил Аллейн. Дэйвидсон, с изумлением смотревший на миссис Хэлкет-Хэккет, открыл портсигар и увидел газетную вырезку.
— Не прочтете ли вы этот текст? — опять попросил его Аллейн. — И, пожалуйста, громко.
Глубокий, выразительный голос доктора зачитал это абсурдное послание:
— «Кошечка, дорогая! Живу далеко и тоскую. Ежечасно думаю. Папочка». Ради всего святого, что это значит?
— По нашему убеждению, это послание убийцы, — сказал Аллейн. — И мы рассчитываем, что этот человек, Димитрий, сможет это перевести.
Дэйвидсон щелкнул портсигаром.
С его руками что-то было не так. Они дрожали и настолько сильно, что бриллианты на золотом портсигаре горели собственным мерцающим светом.
— Стало быть, Димитрий и есть убийца, — сказал он.
— Берегитесь! — громко произнес Аллейн.
Димитрий рванулся вперед с такой силой и так неожиданно, что полицейские не удержали его, и руки его в мгновение ока сомкнулись на горле Дэйвидсона прежде, чем им удалось оттащить его прочь. В одну секунду кабинет наполнился борющимися людьми. Падали стулья, вскрикивали женщины. Не переставая, кричал Фокс: «Да опомнитесь же! Что вы делаете!» Борющиеся все вместе ударились о край стола, и забытая зеленая лампа разбилась.
— Это к лучшему, — послышался голос Аллейна. — Так, теперь руки вместе.
Раздался клацающий звук, вопль Димитрия, и участники происходящего разместились в следующем порядке: Димитрий в наручниках, прижатый к столу; Дэйвидсон посредине кабинета и двое в штатском, заломившие ему руки за спину; возле него Аллейн и Фокс; между этими двумя группами стоял подтянутый, точно рефери на ринге, помощник комиссара.
— Убийца! — завопил Димитрий. — Предатель, грязный убийца! Я сознаюсь! Джентльмены, я сознаюсь! Я работал на него семь лет, теперь… А теперь… А сейчас он хочет остаться в стороне, а меня отправить на виселицу за преступление, которое сам же и совершил. Я вам все расскажу. Все-все!
— Объявляйте, Рори, — приказал помощник комиссара.
— Дэниел Дэйвидсон, — произнес Аллейн, — я арестовываю вас по подозрению в убийстве лорда Роберта Госпела и предупреждаю…
Глава 30
Признание Трой
— Я полагал, — сказал Аллейн, — что вам, Милдред, захочется узнать обо всем сразу же.
Леди Милдред Поттер покачала головой: не то чтобы она была не согласна, но просто от ощущения общей безнадежности.
— Очень мило с вашей стороны, Родерик, что вы пришли, но боюсь, что мне не разобраться во всем этом. Нам обоим сэр Дэниел был чрезвычайно приятен. И Банчи он нравился. Он мне так говорил. А уж в том, что сэр Дэниел занимался моим несварением, нет никаких сомнений. Он идеально меня лечил. Вы уверены, что не ошибаетесь?
— Боюсь, что да. Уверен совершенно. Видите ли, Димитрий признался, что на протяжении семи лет они с Дэйвидсоном поддерживали это постыдное партнерство. Мне кажется, что Дэйвидсону что-то известно о Димитрии. Возможно, именно таким образом он пытался контролировать его. Дэйвидсон был чрезвычайно осторожен. Он добывал данные, а практическую часть дела оставлял Димитрию. Дэйвидсон увидел, что у бюро Каррадоса открыт ящик, а в нем письмо. Он вошел в кабинет во время стычки между Каррадосом и Бриджет. Он был достаточно осмотрителен, и сам в кабинете в одиночестве не оставался, но о потайном ящичке рассказал Димитрию и проинструктировал его, как выкрасть письмо. Димитрию он объяснил, что в письме может быть кое-что интересное. Всю грязную работу делал Димитрий. Забирал сумочки у женщин, которых шантажировал, писал письма, иногда придумывал ходы. История с миссис Хэлкет-Хэккет, полагаю, одна из блестящих идей Димитрия.
— Я запуталась во всем этом, Родерик. Трой, дорогая, а вы что-нибудь тут поняли?
Аллейн посмотрел на Трой, сидевшую на полу, у ног Милдред.
— Думаю, начинаю понимать, — сказала Трой.
— Что ж, — мрачно заметила Милдред, — продолжайте, Родерик.
— Имелись три факта, которые я никак не мог вставить в общую картину, — сказал Аллейн, обращаясь не столько к Милдред, сколько к Трой. — Сначала казалось, что раз Димитрий подслушал телефонный разговор, то у него появился неопровержимый мотив. Мы знали, что шантажист — он и что Банчи вышел на его след. Но выяснили мы и то, что Димитрий физически не мог бы совершить убийство. Его алиби обусловливалось фактором времени и становилось неоспоримым.
Уитерс. Он, конечно, негодяй, это было известно и Банчи, но мне трудно было представить его в роли убийцы. Он жесток, всегда настороже и полностью беспринципен. Если бы он и совершил когда-либо убийство, оно было бы преднамеренным и тщательно продуманным до последней секунды. Эта же работа, на наш взгляд, была размечена лишь на два с половиной часа, то есть на время ее исполнения. Надо учитывать и то, что за человек Уитерс. В его алиби есть пробел. Но теперь я знаю, чем он был занят в этот пробел: он возил на своей машине эту его дурочку, чтобы обсудить ситуацию, которая явно обострялась. В нашем департаменте — и тут я призываю вас к молчанию, ибо мне не следовало бы вам это рассказывать, — появился генерал Хэлкет-Хэккет, который эдаким престарелым арлекином исчез в тумане на Белгрэйв-сквер как раз в тот самый момент, когда гости покидали Марздон-хаус. Зачем? Разумеется, разыскивал свою жену. Затем появился Каррадос. Старый Каррадос — феноменальный зануда. Его алиби, поддержанное Димитрием, основательно, но поведение его в высшей степени подозрительно. Только услышав об автокатастрофе восемнадцатилетней давности, я смог отыскать ему место в общей картине. И все это время существовал Дэйвидсон и три связанных с ним обстоятельства, которым я мог найти только одно объяснение. Он сообщил мне, что примерно в половине двенадцатого видел в зеленой гостиной некий портсигар. Именно в половине двенадцатого, не позднее. Мы же выяснили, что интересующий нас портсигар находился в этой комнате примерно четыре минуты около часу ночи, именно тогда, когда и происходил телефонный разговор. Зачем Дэйвидсону было лгать? Он полагал, что портсигар был одной из составных частей коллекции Марздон-хаус, ему не пришло в голову, что это могло быть и личной собственностью одного из гостей. Он настойчиво подчеркивал, что не слышал разговора по телефону и в самом деле не возвращался в эту гостиную после половины двенадцатого. Но в этом телефонном разговоре был один любопытный момент. Банчи сказал мне: «Ведь он вполне способен подмешать яду в свое проклятое пиво». Дэйвидсон услышал именно эту фразу, потому что именно она предшествовала окончанию разговора. Банчи, конечно, имел в виду Димитрия, но мне кажется, что Дэйвидсон подумал, будто речь идет о нем. Прерванная фраза «А работает он с…» закончилась бы, возможно, «…с невероятно грязной находчивостью» или каким-нибудь сходным образом. Дэйвидсон же, наверное, решил, что следующим словом Банчи станет его, Дэйвидсона, фамилия. Любопытно, правда?
