Пьер Сувестр - Ночной извозчик
Раймонда тихо склонила голову, но ничего не ответила.
— Вы обвиняетесь в том, что явились вечером в дом госпожи де Бремонваль под предлогом продажи цветов и, воспользовавшись тем, что слуги зазевались, присвоили драгоценности — кольца и броши — на сумму примерно пятнадцать тысяч франков. К несчастью, а вернее будет сказать, к счастью, — смотря, кто говорит, — один из слуг застал вас, а при вас были найдены эти драгоценности, причем две из них — в ваших туфлях. Тогда послали за полицией, которая и препроводила вас в участок. Признаете ли вы эти обвинения?
Раймонда с гордостью выпрямилась и, всем своим видом отрицая обвинение, воскликнула:
— Я никогда не воровала! Я честная женщина!
— Однако, — настаивал председатель, — вас взяли с поличным?
Раймонда не дала ему договорить!
— Не было этого! — закричала она не своим голосом. — Не было!
Судьи пожимали плечами. Председатель распорядился:
— Переходим к допросу свидетелей.
Судебный исполнитель тотчас же подошел к двери, которая вела в коридор, где находились свидетели.
— Бригадир Массон! — позвал он.
Полицейский вошел в зал суда и грубым твердым голосом дал показания: его вызвали из участка, чтобы арестовать воровку, которую слуги госпожи де Бремонваль схватили и связали в доме своей хозяйки. При краже он не присутствовал, но зато при нем из туфли этой девушки вынули спрятанные там бриллиантовые кольца.
— Руллош! — позвал затем судебный исполнитель.
И появился Фонарь.
Долговязый апаш, резко перейдя из темноты коридора в светлый зал, нерешительными шагами двинулся к судейскому столу. Искоса он бросал взгляды то туда, то сюда, как затравленный зверь, но в тоже время пытался делать вид, что ему все нипочем. Весьма неуместным приветствием: «Добрый вечер, дамы-господа», — он вызвал бурю восторга, прекратившуюся, только когда исполнитель пригрозил вывезти всех из зала.
Затем Фонарь присягнул, что будет говорить «правду и только правду», утер усы обшлагом и пустился в невероятно запутанный рассказ, пытаясь объяснить судьям, как и почему «Белобрюхий» послал его за фараонами ввиду того, что «поймал цыпочку на хазе».
— Прошу прощения, — еле сдерживая улыбку, спросил председатель, — кого вы имеете в виду под «Белобрюхим»?
— Так холуя же! Который горшок за господами выносит! С шести утра и до самой ночи ходит — на заду хвост, а перёд до пупа распахнут — форма у него, значит, такая…
В глубине зала Глазок устроил сущий балаган, — притоптывал ногами, держался за бока от хохота:
— Во дает Фонарь, разрази его гром! — орал он, сплевывая направо и налево, — Вот трепач-то! С таким не соскучишься! С три короба наговорил этим следакам, ему бы в «болтуны» или в священники податься, он для такого ремесла на свет родился! Ух ты, Фонарь треклятый!..
Судебный исполнитель всерьез разозлился — с него хватит, при малейшем шуме удалит всех из зала.
Но Фонарь свое уже отговорил. Раскачиваясь на ходу, как длинный стебель спаржи со слабым корнем, он смешался с толпой, не забыв отвесить несколько поклонов суду. К тому же успел бросить насмешливый взгляд в сторону Раймонды и даже подмигнул ей, в то время как несчастная, упав на скамью, изо всех сил старалась не потерять сознание.
Фонарь уселся, наконец, рядом с Глазком.
— Здорово я ей дал прикурить! — прошептал он, указывая на Раймонду. — Поделом ей, она-то попробовала было меня сделать.
После Фонаря настала очередь «Белобрюхого». Это был Жермен Дюваль, — по крайней мере так он называл себя. Правосудию он был известен как дворецкий г-жи де Бремонваль, но Раймонда-то отлично знала, что это ее отец, она давно узнала в нем Фантомаса!
Изменив голос под стать лицемерию — подобострастной манере держаться — бандит очень тихо, едва слышно, излагал суду мельчайшие подробности происшествия. Он отлично разглядел в зале Жюва и Фандора. До сих пор он старался остаться незамеченным ими, но как быть теперь, когда к нему было приковано всеобщее внимание?
Но главное — сейчас, возле него, совсем рядом с ним, в упор глядя на его поразительно светлыми глазами, сидела Раймонда, его дочь, Раймонда, которую вчера он обвинил в воровстве, Раймонда, которую из-за него должны осудить и заключить в тюрьму! Зачем он это сделал?
Несомненно одно: его поступок, с первого взгляда непонятный, имел точную цель, ибо Фантомас никогда и ничего не оставлял на волю случая.
Как же твердо был уверен в себе этот человек, как убежден был, что никто, включая даже его дочь, не выдаст его, не раскроет, кто он такой! Впрочем, вполне возможно, что он все же не исключал того непредвиденного случая, если Раймонда скажет: «Тот, кто обвиняет меня, это мой отец, а я — дочь Фантомаса!» И, конечно, заговори она так, Фантомас все же сумел бы скрыться от тех, кто бросился бы на него, прибегнул бы к какой-нибудь невообразимо хитрой уловке, на которые он был столь непревзойденным мастером!
Но все шло гладко, как он и предвидел, и Фантомас, оставшись дворецким в глазах всех присутствующих, закончил свои показания, выслушанные судом с полнейшим равнодушием. Он сумел все это изложить настолько неинтересно, что никто просто не обращал внимания на его речь. К тому же, суд считал дело совершенно ясным — кражу отрицать было невозможно, виновность подсудимой была несомненной!
Мнимый Жермен Дюваль незаметно проскользнул в глубину зала и затерялся в толпе; он мало-помалу приближался к выходу на тот случай, если произойдет что-то неожиданное: например, вдруг он почему-либо покажется подозрительным Жюву и Фандору, до сих пор не обращавшим на него ни малейшего внимания, и они сообразят, кто он такой!
А между тем, пока судьи тихими голосами совещались, Жюв и Фандор вели между собой оживленный разговор.
— Жюв, — умолял журналист, — вмешайтесь же! Пора! Надо ее спасать! Вы же сами только что мне сказали, что у вас при себе есть все сведения, все доказательства, которые могут избавить Элен от тюрьмы, невзирая на ее непонятное упрямство?
Жюв кивнул, молча пожал ему руку и, проталкиваясь через толпу, подошел к ограждению судейского стола.
— Господин председатель суда! — сказал он громким, уверенным голосом.
Судьи, удивленные, даже несколько недовольные, подняли головы.
— В чем дело? — произнес председатель, в то время как судебный исполнитель и секретарь поднялись с места и направились к дерзкому незнакомцу. Не смущаясь этим, Жюв продолжал своим четким, глубоким голосом:
— Разрешите представиться, господин председатель суда! Жюв, инспектор Сюртэ! Я должен сделать суду чрезвычайно важное заявление, и очень прошу вас любезно предоставить мне для этого несколько минут.
