Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты
13 апреля суд присяжных вынес решение о виновности подсудимого и приговорил его к смертной казни. Исполнение приговора было отсрочено, и Пэккер незамедлительно подал жалобу в Верховный суд. Чтобы защитить преступника от разъяренной толпы, его поместили в Ганнизонскую тюрьму.
В октябре 1885 г. Верховный суд дал согласие на новое расследование, после которого было решено привлечь Пэккера к суду по обвинению в убийстве пяти человек. Он был признан виновным и приговорен к отбыванию восьми лет наказания за каждое, в общей сложности — к сорока годам.
1 января 1901 г. Пэккер был помилован и умер на ранчо, неподалеку от Денвера, 24 апреля 1907 г.
Пока Гилберт читал, я пил. Дороти перестала танцевать и присоединилась ко мне.
— Он вам нравится? — спросила она, показывая глазами на Квинна.
— Вполне.
— Может быть, только он бывает ужасно глупым. Вы не спросили, где я провела ночь. Вам все равно?
— Это не мое дело.
— А я для вас кое-что разузнала.
— Что?
— Я была у тети Алисы. У нее не все дома, но она очень милая женщина. Она сказала, что получила от моего отца письмо, в котором он просит ее быть поосторожнее с мамой.
— Осторожнее в чем? Что он написал?
— Письма я не видела. Тетя Алиса изорвала его; вот уже несколько лет она сердится на отца. Она думает, что он стал коммунистом, и уверена, что это коммунисты убили Джулию Вулф, а в конце концов убьют и отца. Ей кажется, что все это из-за какого-то секрета, который они выдали.
— О господи! — сказал я.
— Ладно, не попрекайте меня. Я просто передаю ее слова. Я же сказала, что она не в своем уме.
— Она говорила тебе, что еще было в письме?
Дороти покачала головой.
— Нет. Сказала только, что он ее предостерегает. Вроде бы, тетя Алиса говорила, что отец просил ее ни в коем случае не доверять маме и всем, кто с ней связан, то есть, я так понимаю, всем нам.
— Постарайся вспомнить что-нибудь еще.
— Я рассказываю то, о чем она мне сказала.
— Откуда было письмо? — спросил я.
— Этого она не знает, помнит только, что послано оно было авиапочтой. А откуда, она сказала, — ее не интересует.
— И что она думает по этому поводу? Я имею в виду, приняла она это предостережение всерьез?
— Она сказала, что отец — опасный радикал, вот именно так и сказала, — и ее не интересует ничего из того, что он говорит.
— А ты к этому предостережению относишься серьезно?
Несколько секунд Дороти удивленно таращилась на меня, а прежде чем ответить, облизала губы.
— Наверное, он…
К нам подошел Гилберт с книгой в руке. Похоже история, которую я ему подсунул, его разочаровала.
— Очень интересно, — сказал он, — но, понимаете, это ведь случай не патологический. — Он обнял сестру за талию. — В той или иной степени стоял вопрос о спасении от голода.
— Нет, конечно, только если ты хочешь именно так все повернуть, — сказал я.
— О чем это вы? — спросила Дороти.
— О случае из книги, — ответил Гилберт.
— Расскажи ему о письме, которое получила тетя, — попросил я.
Она рассказала.
Едва Дороти кончила, Гилберт состроил нетерпеливую гримасу.
— Глупости. На самом деле мама ничуть не опасна. Просто она — яркий пример замедленного развития. У большинства из нас есть сформировавшиеся этические и моральные представления и все такое в том же духе. А мама до этого просто еще не доросла. — Нахмурившись, он задумчиво поправил сам себя: — Она может представлять опасность, но это будет похоже на ребенка, балующегося спичками.
Нора и Квинн танцевали.
— А что ты думаешь о своем отце? — спросил я.
Гилберт пожал плечами.
— Последний раз я видел его, когда был еще ребенком. По его поводу у меня есть одна теория, но она во многом носит предположительный характер. Мне хотелось бы знать… главное, что меня интересует, — это не импотент ли он.
Я сказал:
— Сегодня в Аллентауне он попытался покончить с собой.
Дороти так пронзительно вскрикнула: «Нет!» — что Квинн и Нора остановились. Дороти повернулась и уперлась глазами в брата.
— Где Крис? — требовательно спросила она.
Гилберт быстро перевел взгляд с Дороти на меня и обратно.
— Не будь дурой, — холодно произнес он. — Крис уехал со своей девицей, с этой Фелтон.
Мне показалось, что Дороти ему не поверила.
Я спросил:
— Из вас кто-нибудь знал Сиднея Келтермэна, из-за которого у вашего отца когда-то давно, когда я с вами только познакомился, были неприятности?
Дороти покачала головой. Гилберт сказал:
— Нет. А что?
— Просто у меня есть одна мысль. Я Келтермэна тоже никогда не видел, но мне давали его приметы, так вот — под них, с некоторыми поправками, вполне мог бы подойти ваш Крис Йоргенсен.
14
Вечером мы с Норой поехали на премьеру мюзик-холла в Радио-сити; после часа представления решили, что совершили чуть ли не подвиг, и ушли.
— Куда теперь? — спросила Нора.
— Мне все равно. Хочешь, отыщем тот «Пигайрон Клаб», о котором говорил Морелли? Стадси Берк тебе понравится. Он старый взломщик сейфов. Хвастался, что вскрыл сейф тюрьмы в Хагерстоуне, когда попал туда на тридцать суток за нарушение общественного порядка.
— Ну, давай, — согласилась Нора.
Мы дошли до Сорок девятой улицы и, расспросив двух таксистов, двух разносчиков газет и полисмена, отыскали нужное нам заведение. Швейцар заявил, что не знает никакого Берка, но все же пошел посмотреть. Стадси появился в дверях.
— Здорово, Ник, — сказал он. — Заходи.
Стадси был крепко скроенный мужчина среднего роста, уже располневший немного, но не дряблый. Должно быть, ему было под пятьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. У него было круглое, некрасивое, но приятное лицо, не слишком густые волосы неопределенного цвета и лоб, сделать который ощутимо крупнее не могла даже залысина. Голос его звучал, как глубокое басовитое рычание.
Я пожал Стадси руку и представил его Норе.
— Жена, — сказал он. — Подумать только. Ради бога, скажите, для чего вы пришли: шампанского выпить или скандал со мной затеять?
Я пообещал, что скандала не будет, и мы вошли внутрь. Вид у заведения был обшарпанный, но уютный. Была пора междучасья: в зале сидели только три клиента. Мы сели за столик в углу, и Стадси дал указание официанту, какую бутылку и какого именно вина нам подать. Потом он внимательно оглядел меня и кивнул.
— Женитьба пошла тебе на пользу. — Он поскреб подбородок. — Давненько ж я тебя не видел.
— Давно, — согласился я.
