Арнольд Беннет - «Великий Вавилон»
Вдруг в поперечном коридоре послышались шаги. Раксоль инстинктивно спрятался в темную нишу, где стояли стул и маленькая конторка, и прислушался. Ему не показалось — до него действительно доносился легкий шум шагов. Осторожно высунувшись из своего убежища, новоиспеченный хозяин отеля заметил то, чего не обнаружил поначалу: к дверной ручке одного из номеров была привязана белая лента. Тут из-за угла на месте пересечения обоих коридоров показался человек, и Раксоль невольно попятился. Это был Жюль — Жюль с засунутыми в карманы руками, в надвинутой на глаза широкополой шляпе, но в остальном одетый как обычно.
Американцу в эту минуту с особенной ясностью вспомнилось то, о чем говорил ему Феликс Вавилон в их первую встречу. Он вдруг пожалел, что не захватил с собой револьвер. Почему вдруг у него появилась потребность иметь при себе револьвер, находясь в лондонском отеле самой безукоризненной репутации, он и сам не мог себе объяснить, тем не менее потребность эта была. Он решил, если метрдотель пройдет мимо его убежища, взять его за шиворот и задать этому в высшей степени подозрительному субъекту несколько кратких вопросов. Но Жюль остановился. Раксоль опять осторожно выглянул из своей засады. Тот медленно и беззвучно повернул ручку двери, обмотанную белой лентой. Дверь наконец тихонько отворилась, и Жюль исчез в комнате. Спустя очень недолгое время он появился снова, затворил дверь так же осторожно, как и открыл, снял ленту, повернул назад и скрылся в поперечном коридоре.
«Странно, — проговорил про себя Раксоль, — слишком уж все странно!» Ему пришло в голову взглянуть на номер комнаты, которую только что покинул метрдотель, и он прокрался к двери.
— Черт! — изумленно пробормотал он.
На двери красовался номер сто одиннадцать, это был номер комнаты его дочери! Раксоль попробовал было отворить дверь, но она оказалась заперта. Тут он бросился к себе, в номер сто семь, схватил один из пары револьверов (таких, какие обыкновенно изготовляются для миллионеров) и пошел вслед за Жюлем по поперечному коридору. В конце него находилось окно, оно было распахнуто, и рядом с невиннейшим видом стоял Жюль и смотрел в него. Всего десять бесшумных шагов, и Теодор Раксоль оказался у него за спиной.
— На одно слово, голубчик, — проговорил миллионер, небрежно помахивая револьвером.
Метрдотель, несомненно, вздрогнул от неожиданности, но, сделав усилие, тотчас овладел собой.
— Что вам угодно, сэр? — спросил он спокойным голосом.
— Мне угодно знать, за каким чертом вы заходили сейчас в номер сто одиннадцать, — сдерживая ярость, тихо, но четко проговорил американец.
— Меня просили сюда прийти, — все так же спокойно ответил Жюль.
— Вы лжете, и лжете неискусно. Это комната моей дочери. Ну, отвечайте же, пока я еще не решил, пристрелить вас или выкинуть в окно.
— Извините, сэр, но в номере сто одиннадцать проживает джентльмен.
— Предупреждаю вас, мой друг, что возражать мне очень безрассудно с вашей стороны. Больше даже не пытайтесь это делать. Мы сейчас вместе войдем в эту комнату, и вы мне докажете, что ее занимает джентльмен, а не моя дочь.
— Это невозможно, сэр, — спокойно проговорил задержанный.
— Едва ли, — отрезал Раксоль и взял Жюля за рукав.
Миллионер знал наверняка, что Нелла занимает номер сто одиннадцать, потому что сам осматривал его вместе с ней и сам проследил за тем, чтобы туда были благополучно доставлены сундуки с багажом дочери, ее горничная и она сама.
— Теперь отворяйте дверь, — шепнул Раксоль, когда они подошли к упомянутой комнате.
— Надо постучать, — замялся метрдотель.
— Отнюдь. Отворяйте, у вас, конечно, есть запасный ключ.
Увидев наведенный на него револьвер, Жюль повиновался с большой готовностью и только укоризненным жестом дал понять, что снимает с себя всякую ответственность за столь оскорбительное и злостное нарушение благопристойности гостиничной жизни. Раксоль вошел. Комната была ярко освещена.
— Вас спрашивают, сэр, и непременно желают вас видеть, — проговорил Жюль и поспешно скрылся.
Мистер Реджинальд Диммок, все еще во фраке, с папиросой в руке, поспешно поднялся из-за стола:
— Добро пожаловать, дорогой мистер Раксоль, какой приятный… гм… сюрприз.
— Где моя дочь? Это ее номер, — не отвечая на приветствие, сурово спросил американец.
— Возможно, я неточно расслышал, что вы изволили сказать, мистер Раксоль.
— То, что это номер мисс Раксоль.
— Дорогой сэр, — ответил Диммок, — лишь помешанному могла прийти в голову такая фантазия! Только уважение к вашей дочери мешает мне силой удалить вас из комнаты за столь немыслимое предположение!
Маленькое пятнышко на переносице Раксоля вдруг сделалось белым.
— С вашего позволения, — произнес он тихим голосом, — я осмотрю уборную и ванную.
— Да выслушайте меня, это займет всего лишь одну минуту! — заговорил Диммок более мягко.
— Выслушаю вас позже, мой молодой друг, — прервал его Раксоль.
Он приступил к осмотру уборной и ванной, но никого там не обнаружил.
— Чтобы вы не истолковали мое поведение превратно, мистер Диммок, считаю нужным сообщить, что я испытываю самое неограниченное доверие к моей дочери, которая сумеет постоять за себя не хуже любой из женщин, каких я когда-либо знал, но, с тех пор как вы приехали, в гостинице произошло несколько таинственных случаев. Вот и все.
В эту минуту Раксоль почувствовал, что ему дует в спину, и обернулся к окну.
— Вот, например, — продолжал он, — я вижу, что это окно разбито, разбито вдребезги и разбито снаружи. Ну, как это могло произойти?
— Если вы будете так любезны и соблаговолите услышать голос здравого смысла, мистер Раксоль, — произнес Диммок самым изысканным дипломатическим тоном, — я попытаюсь объяснить, в чем дело. Первый ваш вопрос показался мне очень оскорбительным, но теперь я понимаю, что у вас были на то некоторые основания. — Тут он вежливо улыбнулся. — Я проходил часов в одиннадцать по коридору и застал мисс Раксоль, объяснявшейся со здешней прислугой. Мисс Раксоль направлялась почивать в эту комнату, как вдруг большой камень, который, вероятно, бросили с набережной, разбил здесь, как вы изволите видеть, окно. Не говоря уже о неудобствах, вызванных этим происшествием, ей не хотелось больше оставаться в этом номере. «Если бросили один камень, — рассуждала она, — за ним может последовать и другой». Поэтому ваша дочь требовала, чтобы ее перевели в другой номер, а прислуга уверяла, что нет другого свободного номера с уборной и ванной. Вот я и предложил мисс Нелле немедленно обменяться комнатами, а она оказала мне честь, приняв мое предложение. Наши вещи, и ее, и мои, были тотчас перенесены, вот и все. Мисс Раксоль в эту минуту, надеюсь, почивает в номере сто двадцать четыре.
