Жорж Сименон - Мадемуазель Берта и её любовник
Во время всего ужина Жером зорко следил за своим дядей, словно школьник, который боится быть схваченным на месте преступления. Мало-помалу у него портилось настроение, и даже возникла злоба на Мегрэ, который был слишком спокоен и слишком уверен в себе…
— Можно подумать, что вся эта история вас забавляет! — заметил он, кладя себе сосиску.
— Она и в самом деле забавная!
— Возможно, она забавная для того, кому не требуется находить решения!
Мегрэ ел с аппетитом: широкий, тучный, он с таким Удовольствием пил свою большую кружку пива, что мог бы делать рекламу фирменному пиву.
Вытирая рот, он позволил себе злорадное удовольствие сказать мимоходом:
— Я его нашел…
— Что?
— Решение…
— Вы знаете, кто напал на мадемуазель Берту?
— Нет!
— Ну и?
— Это не важно… Я хочу сказать, что это не так уж важно ни для нее, ни для меня…
Лицо Жерома вытянулось еще больше, и если бы не уважение, которое он питал к Мегрэ, то он бы рассвирепел.
— Спасибо! — тем не менее пробурчал он, уткнувшись в свою тарелку.
— За что?
— За то, что вместо того, чтобы мне помочь, вы издеваетесь надо мной. Если вы действительно что-либо обнаружили…
Но напрасно он пытался растормошить своего дядю.
Мегрэ вновь напустил на себя равнодушный вид. Он заказал вторую порцию свинины, еще одну пару франкфуртских сосисок и третью кружку пива.
— Но вы считаете, что я сделал все, что должен был сделать?
— Ты сделал все, что ты считал необходимым сделать, разве не так?
— В ее комнате находится сиделка.
— Да…
— У входа стоит полицейский…
— Черт возьми!
— Что вы хотите сказать?
— Ничего…
Мегрэ оплатил счет, отказался от предложения своего племянника, который хотел пригласить его к себе домой на чашку кофе. А через полчаса он уже стоял около окна в гостинице «Конкарно».
По другую сторону улицы он видел слабо освещенную штору комнаты мадемуазель Берты. Он разглядел силуэт сиделки, которая читала, удобно расположившись в кресле. Внизу на тротуаре полицейский ходил взад и вперед по тротуару и каждые пятнадцать минут смотрел на часы.
— Пусть она отдыхает! — проворчал Мегрэ, закрывая окно.
Он сел на кровать и стал снимать ботинки. И, думая о своем племяннике, добавил:
— Пусть он делает свое дело!
Солнце заливало комнату, когда он подошел к кровати мадемуазель Берты. Было девять часов утра. Сиделка наводила в комнате порядок.
— Я пришел попрощаться с вами, — объявил он, напустив на себя нарочито невинный вид. — Теперь, когда этот проклятый Альбер потерпел поражение, я полагаю, что вы больше ничем не рискуете…
И тут же он прочитал в глазах раненой беспокойство, граничащее с ужасом. Она даже попыталась подняться, чтобы увидеть, где в этот момент находилась сиделка.
Затем она пробормотала:
— Не уезжайте… Умоляю вас!
— Вы действительно хотите, чтобы я оставался здесь?
— Да…
— А вы не боитесь, например, что я дам несколько советов моему бедному племяннику, который не знает, какого святого призвать на помощь?
Этим утром в нем слились воедино нечто суровое и нечто отеческое. Он отчетливо видел, что мадемуазель Берта колебалась, не зная, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она наблюдала за ним. Вчера вечером у нее поднялась температура, и она могла ошибиться.
Присутствие сиделки еще больше усложняло положение, поскольку девушка не могла говорить так, как ей хотелось бы.
— Кстати, — задал вопрос Мегрэ, — вы сегодня не получали письма?
Она отрицательно покачала головой, и он с уверенностью сказал:
— Вы его получите завтра… Да, конечно!.. С почтовым штемпелем Кале или Булони… Я даже вам скажу больше, на марке будут проколоты булавкой две маленькие дырочки…
Он улыбался. Весь освещенный солнцем, он играл, точно так же, как и вчера, с фарфоровой чашкой, в которой лежали булавки, пуговицы и марки.
Ему не требовалось дальше продолжать. Мадемуазель Берта все поняла и покраснела.
Еще раз она поискала глазами сиделку, поскольку опасалась именно ее, но по взгляду Мегрэ поняла, что та находится в кухне, откуда доносилось шипение газовой плиты.
— Вы знаете, кто живет рядом с вами? — спросил он, неожиданно перейдя от одной темы к другой. — Вы мне рассказывали о пожилой чете? Не так ли? У них есть прислуга?
— Нет… Жена сама ведет хозяйство…
— И сама ходит за покупками?
— Да… Каждое утро, около девяти или десяти часов…
Я знаю, что она ходит на рынок, расположенный на улице Лепик, поскольку несколько раз я встречала ее там…
— А муж?
— Он выходит в то же самое время и все утро роется на развалах букинистов на бульваре Рошуар…
Значит, квартира пуста, — сделал вывод Мегрэ почему-то громким голосом.
И вновь раненая не знала, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она непрестанно спрашивала себя, на ее ли стороне Мегрэ или против нее. Она не осмеливалась высказаться вслух.
— Представьте себе, — добродушно, но по-прежнему громко продолжал он, — что они оставили на улице полицейского. Знаете, что ему поручено?
Он делал вид, словно и не обращается к мадемуазель Берте. Он даже отвернулся от нее.
— Он должен помешать вам покинуть квартиру, если вдруг вам взбредет в голову подобное, а также помешать войти сюда вашим врагам! Я говорю войти, обратите на это внимание! Полиция на самом деле боится, что кто-нибудь придет и прикончит вас прямо в постели…
При этих словах он настежь распахнул окно, выбил трубку о каблук и стал набивать ее табаком.
Воцарилось молчание. Можно было подумать, что девушка, как и комиссар, что-то ждала. Мегрэ нервно ходил по балкону, затем перегнулся через ограду, чтобы лучше видеть улицу, и передернул плечами, как человек, теряющий терпение.
Дело дошло до того, что он процедил сквозь зубы:
— Ну и кретин!
Внезапно он застыл на одном месте, вглядываясь в улицу. Мадемуазель Берта была готова в любую минуту встать, несмотря на свою слабость. Сиделка наблюдала за ними обоими, спрашивая себя, что все это значит. Она была готова думать, что они немного сошли с ума.
— Однако на углу улицы расположено метро… — вздохнул Мегрэ. — А остановка автобуса находится в пятидесяти метрах!.. К тому же такси ездит в поисках клиентов… И что тогда?..
На этот раз мадемуазель Берта не удержалась и задала вопрос:
— Он уехал?
А он угрюмо ответил:
— Во всяком случае, он к этому стремится!.. Можно подумать, что он был привязан резинкой… Одним словом…
— Автобус?
— Метро…
И Мегрэ вернулся в комнату, прошел на кухню, чтобы взять бутылку белого вина, и вздохнул, наливая себе стакан:
— Если бы оно было вдобавок сухим!
