Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом
Вот, собственно, почти всё. Но, прежде чем закончить, скажу, что мой друг Кэтчпул оказал мне неоценимую помощь в расследовании этого дела. Видите ли, существовала одна маленькая деталь, которая никак не желала становиться на место, сколько я над ней ни бился, и портила всю картину, а именно: как мог Джозеф Скотчер быть мертвым и умолять пощадить его в одно и то же время? И тогда Кэтчпул подсказал мне одну здравую мысль. Он посоветовал мне найти то, что примирит между собой эти несовместимые обстоятельства! Если Скотчер был уже мертв, а Софи Бурлет утверждает, что она слышала то, что слышала, это означает… что говорил тогда вовсе не Скотчер! И вот тут все сошлось, все детали мгновенно заняли свои места и вместе стали отчетливо указывать на Рэндла Кимптона. Осталась лишь одна маленькая шероховатость, признаюсь, не вполне понятная даже для меня. Быть может, доктор Кимптон…
– Спросите и услышите, – сказал тот. – Нет, я никого не цитирую. Вас, наверное, интересует судьба зеленого платья? Куда оно подевалось?
– Мне тоже хотелось бы это знать, – тихо сказала Клаудия. – Это было мое любимое платье.
– Я прямо-таки горжусь тем, как удачно я его спрятал, – сказал Кимптон. – Платье было все в крови, а по дому сновала гарда, суя свой нос во все углы. Но тут сама Судьба смилостивилась надо мной и послала мне блестящую идею. Я понял, где то единственное место, заглянуть куда им точно не придет в голову.
– И где же оно? – спросил Пуаро.
– Сумка – растрепанный кожаный мешок, принадлежащий полицейскому врачу-растяпе, – сказал ему Кимптон. – Тому самому, который так основательно задевал куда-то свои ключи от машины, что не смог приехать на дознание. Я подумал, что гарда вряд ли будет обыскивать его пожитки, и не ошибся. Я разорвал платье на куски и запихнул их на самое дно сумки. Увидев, что там лежит еще, я понял, что наш Клаудер не из тех, кто регулярно вытряхивает содержимое своего саквояжа на стол и сортирует его, отделяя зерна от плевел. Каких только отбросов и остатков там не было! Настоящий филиал мусорной кучи. Так что, я уверен, окровавленные зеленые лохмотья останутся in situ[32], разве только вы, инспектор Конри, прикажете ему вытащить их на свет божий.
Конри оскалился, глядя на Кимптона, но ничего не сказал.
– Я должен был догадаться, – пробурчал меж тем Пуаро. – Докторская сумка – ну, конечно! Где же еще?
Кимптон достал из кармана своего пиджака крохотный пузырек, вытащил пробку и залпом проглотил содержимое.
– Все полезное приобретайте в двойном объеме – мой вам совет, Пуаро. Запас карман не тянет.
Я коротко вскрикнул, то же сделали остальные. Я увидел, как сильно вздрогнул Гатеркол. Леди Плейфорд у окна завизжала.
– Нет! – завопила Дорро. – Ох, какой ужас! Я этого не вынесу. Разве нельзя ничего сделать, чтобы… – Она не закончила.
– Снова ты сдаешься, – тихо сказала Кимптону Клаудия. – Так тому и быть. Пойдем наверх, дорогой. Это ведь разрешается, не правда ли, Пуаро? Мне кажется, почтенная публика видела достаточно мрачных зрелищ, не будем пытаться развлечь ее еще одним.
– Тебе лучше оставить меня одного, дражайшая моя.
– Ничего подобного, – сказала Клаудия.
– Рэндл, подожди… – дрожащим голосом заговорила леди Плейфорд. – Я хотела сказать… до чего же странно, как сильно люди отличаются друг от друга. Для тебя тайна Джозефа Скотчера раскрыта, а для меня… твой поступок запечатал ее навеки. Мы все знали – те из нас, кто дал себе труд наблюдать, – что Джозеф не говорит правду о своем здоровье. Но мы не знали одного – почему и что с этим можно сделать. Мне глубоко безразлично, какие у него были почки – упругие или ссохшиеся, розовые, черные или фиолетовые в желтую полоску! Я хотела знать о его надеждах и страхах, о его любовях и неудачах, а главное, билось ли еще под нагромождениями лжи честное человеческое сердце и можно ли было дать ему второй шанс! И вот, из-за тебя, я уже никогда этого не узнаю. Нет, я ни в чем тебя не упрекаю. Просто мне ни за что не понять человека, который пожертвовал столь многим ради скучного, никому не нужного доказательства.
Кимптон на минуту задумался.
– Да, – сказал он наконец. – Да, я понимаю, что ты можешь смотреть на дело и с такой точки зрения. Но у меня была своя. Наверное, именно поэтому тебе нравится сочинять романы, а мне – устанавливать факты. Увы, я должен заметить, что в моих глазах превосходство моего собственного подхода остается незыблемым. В конце концов, не будь в жизни твердых, неопровержимых фактов, люди давно бы уже стали верить во всякую чепуху, а что до выдуманных историй – они все друг друга стоят. – Он повернулся к Клаудии: – Пойдем, дражайшая моя. Настало время удалиться.
Рука в руке, они покинули комнату.
Эпилог
Наутро мы с Пуаро стояли у дома и ждали машину. Трудно было поверить, что мы наконец покидаем Лиллиоук. Что-то в этом роде я произнес вслух, но ответа не получил.
– Пуаро? С вами всё в порядке?
– Я думаю.
– О чем-то серьезном, судя по всему…
– Не особенно. Но интересном.
– И что же это?
– Нас с вами пригласили в Лиллиоук в качестве своеобразной страховки. Леди Плейфорд считала, что никто не осмелится совершить преступление, пока в доме находится сам Эркюль Пуаро! Любому хватит ума повременить. Но кое-кто все же осмелился – Рэндлу Кимптону не хватило ума. И вот он мертв. А ведь он мог и подождать. Всего неделя, и Пуаро уехал бы! Одна неделя вряд ли остудила бы его навязчивое желание распахнуть ковчег тела его давнего соперника! Так почему же Кимптон не подождал?
– Он увидел свой шанс и принял необдуманное решение… – Я нахмурился. – Пуаро, вы как будто жалеете, что убийство не сошло ему с рук.
– Кэтчпул, не глупите. Конечно, я рад, что преступник не ушел от наказания, но… Я не рад тому, что он меня недооценил. Что он не принял решения отказаться от убийства практически на глазах у Пуаро… Разве он ничего не слышал о моих достижениях? Думаю, что слышал, и все же они не произвели впечатления на него. Он смеялся над моими методами…
– Пуаро, – твердо сказал я, а сам подумал, что, похоже, навязчивые идеи бывают не у одних убийц.
– Да, mon ami?
– Рэндл Кимптон мертв. Может показаться легкомыслием с моей стороны описывать ситуацию в подобных выражениях, но все же… вы выиграли, а он проиграл.
Пуаро улыбнулся и потрепал меня по руке:
– Спасибо, Кэтчпул. Это никакое не легкомыслие. Вы правы: я выиграл, а он проиграл.
Тут меня осенило, что в этом деле есть и другие проигравшие, причем не так заслуженно, как Кимптон, и их мне гораздо больше жаль. Возможно, моим чувствам нет оправдания, но мне все же казалось, что, какой бы лжи ни нагромоздил вокруг себя Джозеф Скотчер и какие бы дурные поступки ни совершил, в глубине души он хотел быть достойным человеком, а может быть, и стал бы им когда-нибудь. В Оксфорде он повстречал блистательного Рэндла Кимптона, который буквально вскружил ему голову, настолько, что Скотчер захотел делать с него свою жизнь. В стремлении подражать своему кумиру он зашел так далеко, что сначала похитил возлюбленную Кимптона, потом скопировал его профессию и, наконец, последовал за ним в лоно семьи Плейфордов – однако чего он никогда не пытался копировать у Кимптона, так это его жестокость, самодовольство и пренебрежение чувствами и мнениями других людей.
