Пьер Сувестр - Пустой гроб
Не зная, что предпринять, журналист в нерешительности стоял на лестничной площадке; неожиданно появился камердинер.
В изумлении уставился он на Фандора. Журналист решил порасспросить его. Стараясь казаться спокойным, он поинтересовался:
— Не могли бы вы сказать мне, где сейчас больная из палаты 14?
— Признаться, сударь, — отвечал камердинер, — я не очень-то слежу за тем, что происходит в лечебнице, но, сдается мне, эта больная сейчас в операционной. Минут пятнадцать назад профессор дал ей наркоз, а теперь, наверно, приступил к операции.
Упомянув об операции, камердинер махнул рукой в сторону верхнего этажа.
Фандор хотел было ринуться туда, но слуга загородил ему дорогу.
— Как можно, сударь!.. Когда профессор оперирует, в операционную входить нельзя. Прошу вас — обождите внизу или в кабинете доктора.
— Я родственник оперируемой, — не моргнув глазом заявил Фандор.
— Ну и что с того, — невозмутимо отвечал камердинер, — господин профессор никому не разрешает входить в операционную. Это вполне естественно.
Фандор продолжал настаивать:
— Найдите Даниэль, я попрошу у нее разрешения.
— Мадемуазель Даниэль ассистирует профессору, — возразил камердинер, — она да еще старая Фелисите. Похоже, господин профессор поджидал кого-то из коллег, но никто не явился. Сами можете убедиться: в соседней палате я приготовил халат и маску для этого доктора, там они и лежат не тронутые.
Фандор сразу успокоился.
— Так и быть, дружище, я обожду внизу.
Между тем журналист не стал спускаться на первый этаж, он задержался на втором, прислушался, убедился, что камердинер ушел. Крайне встревоженный, Фандор снова поднялся на третий этаж. «Я докопаюсь, в чем дело, — подумал он, — этот глупец весьма кстати предупредил меня, что ждут еще одного доктора. Я хочу знать, что с Элен, какую операцию проводит Поль Дро, ведь ни о какой операции и речи не было, даже Жюву хирург ни о чем не обмолвился».
Узнав, что профессор Дро поджидает ассистента, Фандор страшно перепугался. «Если Поль Дро — сообщник Фантомаса, — рассуждал он, — а в этом, увы, сомневаться не приходится — не его ли хочет выдать он за своего ассистента, не потому ли не допускает никого в операционную; оставшись наедине с Фантомасом, профессор будет выполнять его указания, захочет Фантомас — и Элен умрет под скальпелем или хлороформом… Я не позволю осуществиться коварным планам», — прошептал Фандор.
На цыпочках прокрался он в крохотную палату, где, как сказал камердинер, было приготовлено все необходимое для ассистента профессора.
* * *
— Мадемуазель Даниэль!
— Да, господин профессор!
— Обе больные уснули?
— Можете сами удостовериться, господин профессор.
Даниэль сидела на табурете рядом с операционным столом.
Она шепотом отвечала на вопросы профессора; одной рукой Даниэль поддерживала голову мертвенно-бледной, погруженной в сон пациентки, а другой, с помощью специальной маски, давала ей вдыхать смесь кислорода и хлороформа.
Сцена происходила в огромном помещении с застекленной крышей, сквозь которую падал резкий прямой свет.
Углы операционной были закруглены, пол и стены облицованы блестящей фаянсовой плиткой, оборудование — самое современное; здесь были все последние новинки, от автоматических установок для мытья рук до резервуаров с проточной дистиллированной водой, предназначенных для бесперебойного мытья инструментов.
В центре возвышался операционный стол, но вот что странно — этот стол не был единственным, как не единственной была и пациентка.
На втором операционном столе тоже лежала уснувшая больная, и этой второй женщине старая медсестра Фелисите тоже давала хлороформ.
Профессор Поль Дро, весь в белом, готовился начать операцию.
На руках у него были тонкие резиновые перчатки, на лице — маска из марли. Маска почти полностью закрывала лицо и оставляла открытыми лишь глаза, горевшие темным, ожесточенным блеском.
Профессор расхаживал по операционной.
Время от времени он тяжело вздыхал, касался ланцетом руки одной из пациенток, затем в раздумьи отступал назад.
— Эта операция, — обратился он к Даниэль, — самая смелая из всех, что я делал. Если она удастся, Даниэль, это станет главным событием века в хирургии. Переливание человеческой крови!
Медсестра смотрела на него с нескрываемым восхищением; профессор подошел к больной, лежавшей справа, нежно прошептал:
— Бедная, дорогая моя девочка… Тебя хочу я спасти, красавица моя, ради тебя иду на риск, предпринимаю эту неслыханную операцию. Ради одной тебя, — продолжал он, склоняясь все ниже, — ради того, чтобы ты вновь обрела угасший разум, невинное дитя… В твоем сердце должна затрепетать новая кровь, и эта новая кровь наполнит твои артерии. Твой атрофированный мозг, умерщвленный пережитыми волнениями, насытится новой кровью и возродится, вобрав в себя чужую жизнь. Тогда снова обретешь ты разум, снова станешь прежней Дельфиной.
Профессор сделал знак медсестрам, и те подошли ближе к операционным столам; все готово было к эксперименту, белые обнаженные руки пациенток, словно случайно, соприкоснулись, встретились.
Поль Дро помедлил, пристально посмотрел на своих пациенток.
— Увы! — чуть слышно сказал он. — Ничего не поделаешь… Одну из них я спасу, вторую принесу в жертву. Ужасно… но выбора нет…
Хирург все еще колебался.
— Вправе ли я? — терзался он.
Но вот решение принято:
— Не все ли равно!
Обычный человек исчез, остался только хирург.
Никакого сострадания не испытывал он к той, что приносил в жертву, никакой тревоги за ту, что собирался спасти.
Все исчезло, остался лишь скальпель в его руке и два объекта эксперимента, два анонимных существа, равных в своей обезличенности. Одним движением профессор рассек артерию на руке бедной жертвы, распростертой рядом с Дельфиной.
Затем, зажав большим пальцем рану, чтобы не брызнула кровь, другой рукой он рассек артерию на руке у Дельфины.
С помощью специального устройства профессор соединил кровоточащие раны, потом наложил жгуты.
— Теперь, — возбужденно говорил он, — точно такие же разрезы я должен выполнить на ногах. По законам кровообращения кровь из одного тела перейдет в другое, Дельфина будет спасена, ну а другая…
Профессор говорил все громче.
Он не замечал, как встревоженно смотрят на него медсестры, не слышал, как открылась дверь операционной, как кто-то вошел.
Вошедший стоял рядом с хирургом, совсем близко, почти касаясь его плеча; это был человек среднего роста, на нем был белый халат и маска из нескольких слоев марли, доходившая почти до бровей, на голове — белый колпак.
