Джорджетта Хейер - Предательский кинжал
— Может быть, дело в двери, — задумчиво протянул сержант.
— Какой двери?
— Двери между спальней и ванной, которая была общей с мисс Клар. Я хочу сказать, она же не видела его, правда?
— Если ты имеешь в виду, что она слышала проигрыватель, то это вариант, но не очень похоже. Более того, я не нашел в доме проигрывателя.
— Хорошо, но если он все время находился в своей комнате, то как он это сделал?
— Неважно как. Мы доберемся и до этого. Сейчас я хочу проанализировать его поведение с момента убийства. Сначала он организовал все так, чтобы Стивен был одним из трех, кто обнаружил тело. Это даст ему возможность в подходящее время сказать мне, что Стивен и бровью не повел, когда нашел своего дядю мертвым.
— Он вам это сказал?
— Ну не совсем так грубо. Он сказал, что его дорогой племянник не из тех, кто обнаруживает свои чувства, и у меня это должно было оставить впечатление, что мистер Стивен довольно бессердечен. Но не тут-то было! У меня мнение о людях складывается гораздо быстрее, чем думал Джозеф, к тому времени я уже уяснил себе, что Стивен был очень привязан к дяде Натаниелю и был расстроен его смертью гораздо больше, чем показывал это. Но, разумеется, Стивен нужен был в комнате Натаниеля не только за этим. Пока Джозеф притворялся, что оплакивает своего брата, Стивен осматривал окна и двери, как сделал бы любой на его месте. Таким образом была обеспечена вероятность того, что Стивен схитрил с замками. Джозефу только осталось сказать мне, что он уверен, окна были заперты. Когда я его спросил, как мне и полагалось, проверял ли он это сам, он сказал — нет, но его дорогой племянник проверил, а это одно и то же. Он знал, что это далеко не одно и то же, но прозвучало это хорошо, так и должен был сказать мягкосердечный старый дурак. О, в этом на него можно положиться!
— Это выставляет его совсем уж в черном свете, — со страхом сказал сержант.
— Ну, ты же не считаешь, что человек, который убил собственного брата святой с нимбом над головой?
— Но, сэр, я все еще не могу придерживаться только вашей точки зрения! Я могу поклясться, Джозеф больше всего боялся, что мы припишем убийство Стивену! Я хочу сказать, он из кожи вон лез, чтобы убедить нас, что за грубостью Стивена ничего не стоит, он всегда поддерживал его!
— Ну, разумеется, поддерживал! Это была его роль, и он сыграл ее очень хорошо. Но разве он убедил тебя, что Стивен не причастен к этому делу?
— Нет, не могу сказать, чтобы убедил.
— Дело в том, — сказал Хемингей, — что те объяснения, которые он придумал для Стивена, были настолько неправдоподобны, что только заставили нас еще больше подозревать его, в этом и состоял его план. Все наиболее гибельные для Стивена факты я узнал либо от его дяди, в процессе бесхитростного разговора, либо с его помощью, как тогда, когда выяснилось, что он намекнул мисс Дин, будто Стивен — наследник. Он даже позаботился намекнуть об этом Мотисфонту, зная, что Мотисфонт сразу же расколется, как только ветер подует в его сторону.
— Однако у вас на руках нет ничего, за что можно было бы ухватиться.
— Нет. Я же говорю тебе, мы имеем дело с очень умным клиентом.
— Да, но… Послушайте, сэр, а как же завещание? Если он настолько умен, как вы говорите, он должен был заранее знать, что деньги будут делиться между троими, когда окажется, что завещание незаконно! И он получает не так много, только половину!
— Ну у тебя и запросы! — сказал Хемингей. — Если ты считаешь, что восемьдесят тысяч фунтов — это пустяки, то Джозеф так не считает! Он был нахлебником у своего брата в течение двух лет, а это значит, он разорен или почти разорен, что одно и то же! Для него восемьдесят тысяч фунтов — такой же хороший повод для убийства, как и сто шестьдесят тысяч.
— Ну не знаю. Я бы подумал, он заставит своего брата написать завещание в свою пользу.
— Никогда не становись преступником, парень, сразу видно, ты с этим не справишься! Если бы к нему перешло все состояние, а не половина, это выглядело бы подозрительным. Я думаю, он даже не пытался получить все. Слишком хитрая бестия.
Казалось, сержант обдумывал сказанное, не сводя со своего начальника серьезного немигающего взгляда. После длительного задумчивого молчания он сказал:
— Не отрицаю, ваши слова звучат убедительно, сэр. Вы умеете вычислить нужного человека.
— Flair, — холодно поправил его Хемингей.
— Хорошо, пусть flair. Не отрицаю, я никогда не подозревал мисс Хериард, или Мотисфонта, или этого мистера Рой-дона. Но вот, что я хочу сказать, сэр, у вас нет ни малейшего доказательства против Джозефа, потому что вы не знаете, как он это сделал и когда.
— Именно это, — сказал Хемингей, — нам еще предстоит выяснить.
— Надеюсь, что выясним, сэр, но мы занимаемся этим уже два дня, однако еще и близко не подошли к раскрытию преступления. Все, что у нас было, или вернее, мы думали, что у нас было, оказалось непригодным. Ключ от двери никто не трогал, лестницу взять никто не мог, потайного входа в комнату нет. Будь я проклят, если знаю, как мы сможем продвинуться хоть куда-то.
— Ничего, — весело сказал Хемингей. — Меня нисколько не удивит, если окажется, что с самого начала ключ к разгадке лежал у нас под носом. Может быть, все настолько просто, что сообразил бы и ребенок. Такова жизнь.
— Если все так просто, то даже странно, почему вы до сих пор не догадались, — усмехнулся сержант.
— Наверное, для меня это слишком просто, — объяснил Хемингей. — Я надеялся, может быть, ты найдешь разгадку.
Сержант пропустил его слова мимо ушей.
— Если бы у нас были хотя бы отпечатки пальцев! — сказал он. — Но все так тщательно продумано, кажется, бесполезно работать в этом направлении. Я думал, может, кинжал что-то даст, но рукоятка чиста как стекло. И ясно, что второй кинжал не трогали и ножны того кинжала, который он использовал, тоже. Мы же видели, как легко его можно вынуть, а потом вложить обратно. Когда я снимал его для вас, то, если бы захотел, мог бы и не трогать ножен. На самом деле, как я сейчас вспоминаю, я вообще левую руку не использовал, готов поспорить, он тоже.
— Минуточку! — нахмурившись, сказал Хемингей. — Думаю, в этом что-то есть!
— Что есть, сэр?
— Твоя левая рука. Ты помнишь, что ты с ней делал, когда поднялся на стул?
— Ничего не делал, только… — сержант остановился, разинув рот. — Боже мой!
— Когда ты вытянул правую руку, чтобы снять кинжал, ты оперся левой рукой о стену. И десять к одному, парень, что дядя Джозеф сделал так же, инстинктивно, думая об этом столько же, сколько и ты. Пошли, нужно будет заняться отпечатками пальцев!
