Дороти Сэйерс - Медовый месяц в улье
– Хо! – сказала миссис Раддл. Она принесла за жженную лампу, поставила на стол в дальнем конце комнаты и обернулась к Крачли с ведьминской улыб кой. – Ждешь поцелуев в сумерках?
– Это вы о чем? – мрачно спросил Крачли.
– Вон Эгги Твиттертон спускается с холма на велосипеде.
– Боже ты мой! – Молодой человек метнул быстрый взгляд в окно. – Точно, она. – Он почесал в затылке и тихо выругался.
– Хорошенький ответ на девичью молитву!
– Слушайте, мамаша. Моя девушка – Полли. Сами знаете. С Эгги Твиттертон у меня отродясь ничего не было.
– У тебя с ней нет, а у нее с тобой – может, и было, – афористически изрекла миссис Раддл и вышла, не дожидаясь ответа.
Когда Бантер спустился с лестницы, Крачли задумчиво поигрывал кочергой.
– Позвольте спросить, зачем вы здесь околачиваетесь? Работа ваша снаружи. Если хотите дождаться его светлости, ступайте в гараж.
– Послушайте, мистер Бантер, – серьезно сказал Крачли. – Разрешите мне немножко тут посидеть. Там рыщет Эгги Твиттертон, а стоит ей меня углядеть… понимаете? Она слегка… – И он многозначительно постучал себя по лбу.
– Гм! – ответствовал Бантер.
Он подошел к окну и увидел, как мисс Твиттертон слезает с велосипеда у калитки. Она поправила шляпку и принялась шарить в корзинке, привязанной к рулю. Бантер резко задернул занавески.
– Но долго вам тут просидеть не удастся. Его свет лость и ее светлость могут вернуться в любую ми нуту. Что теперь, миссис Раддл?
– Я тарелки расставила, как вы велели, – объявила она с видом скромной добродетели.
Бантер нахмурился. В передник миссис Раддл было что-то завернуто, и она, говоря, продолжала оттирать это что-то. Бантер подумал, что обучить ее манерам, подобающим прислуге в приличном доме, будет нелегко.
– И я нашла второе блюдо для овощей. Только оно разбитое.
– Очень хорошо. Можете взять и помыть эти бокалы. Графинов здесь, похоже, нет.
– Это ничего, мистер Бантер. Я бутылки-то уж скоро ототру.
– Бутылки? – У Бантера мелькнуло страшное подозрение. – Какие бутылки? Что у вас в руках?
– Как что? Одна из старых бутылок, что вы привезли, ох и грязные! – Она торжественно предъявила свой трофей. – Все известкой перемазаны.
У Бантера перед глазами все закружилось, и он схватился за спинку дивана.
– Боже мой!
– На стол ее такую не поставишь, это уж как пить дать!
– Женщина! – вскричал Бантер, выхватив у нее бутылку. – Это кокберн[227] девяносто шестого года!
– Не может быть! – озадаченно сказала миссис Раддл. – Надо же. А я думала, это пьют.
Бантер с трудом владел собой. Ящик был оставлен в кладовке из соображений безопасности. Погреб полиция перевернула вверх дном, но по английскому закону в собственной кладовке человек в своем праве. Дрожащим голосом он сказал:
– Надеюсь, вы не стали трогать остальные бутылки.
– Только распаковала да стоймя поставила, – энергично заверила его миссис Раддл. – А ящики на растопку пойдут.
– Да чтоб вас! – взревел Бантер. Маска слетела в одночасье, и натура, сверкая кровью на клыках[228], прыгнула, как тигр из засады. – Чтоб вас! Уму непостижимо! Весь винтажный портвейн его светлости!!! – Он воздел к небу дрожащие руки. – Паршивая старая проныра! Настырная безмозглая карга! Кто велел совать нос в мою кладовую?!
– Помилуйте, мистер Бантер! – сказала миссис Раддл.
– Валяй! – воодушевленно сказал Крачли. – Вон кто-то пришел.
– А ну выметайтесь отсюда! – бушевал Бантер, не обращая внимания. – Пока я шкуру с вас не содрал!
– Да откуда мне знать-то было?
– Вон!!!
Миссис Раддл отступила, не потеряв достоинства:
– Ну и манеры!
– Тут уж вы по уши вляпались, мамаша, – заметил Крачли, ухмыляясь.
Миссис Раддл обернулась на пороге.
– Теперь сами за собой грязь убирайте, – пригвоздила она напоследок.
Бантер скорбно баюкал в руках оскверненную бутылку.
– Весь портвейн! Весь! Две с половиной дюжины – все растрясены к чертям! А ведь его светлость вез их на заднем сиденье и вел машину тихо и бережно, будто дитя качал.
– Это точно чудо, – сказал Крачли, – судя по тому, как он сегодня летел в Пэгфорд. Чуть не снес с дороги меня и старое такси.
– Две недели в доме не будет ни капли годного портвейна! А он ведь так любит выпить бокал после ужина!
– Ну, не повезло ему, вот и все, – сказал Крачли с тем философским отношением, какое мы приберегаем для чужих бед.
Бантер испустил вопль Кассандры:
– Этот дом проклят!
Он обернулся, и дверь резко распахнулась, впустив мисс Твиттертон. Получив в лицо заряд красноречия, та отскочила с тихим визгом.
– Мисс Твиттертон пришла, – без необходимости сообщила миссис Раддл и удалилась.
– Боже мой! – ахнула бедная гостья. – Прошу прощения. А… дома ли леди Питер? Я только принесла ей… Ой, наверное, их нет… Миссис Раддл такая бестолковая… Может быть… – Она умоляюще переводила взгляд с одного мужчины на другого. Бантер, взяв себя в руки, вновь надел маску невозмутимости, и эта метаморфоза окончательно добила мисс Твиттертон.
– Если вас не затруднит, мистер Бантер, не были бы вы так любезны передать леди Питер, что я принесла ей немножко яиц от своих курочек?
– Разумеется, мисс Твиттертон.
Приличия были нарушены, и заглаживать этот промах сию минуту не имело смысла. Он принял корзину со снисходительным добродушием, какое подобает дворецкому милорда при общении со скромным вассалом.
– Это палевые орпингтоны, – объяснила мисс Твиттертон, – они… у них такие славные коричневые яички, правда? И я подумала, может быть…
– Ее светлость будет вам очень признательна за заботу. Вы сможете подождать ее?
– О, благодарю вас… Но я не знаю…
– Я ожидаю их возвращения в ближайшее время. Они у викария.
– О! – сказала мисс Твиттертон. – Да. – Она беспомощно опустилась на предложенный стул. – Я думала просто отдать корзину миссис Раддл, но она, кажется, очень взволнована.
Крачли коротко хохотнул. Он порывался сбежать, но Бантер и мисс Твиттертон закрывали ему путь к выходу, и он, похоже, сдался. Бантер был рад возможности объясниться.
– Это я очень взволнован, мисс Твиттертон. Миссис Раддл бесцеремонно взболтала весь винтажный портвейн его светлости, который спокойно отстаивался после перевозки.
– Какой кошмар! – вскричала мисс Твиттертон, уловив, что несчастье, хотя и малопонятное, является бедствием вселенского масштаба. – Он весь испорчен? Кажется, в “Свинье и свистке” есть очень хороший портвейн, вот только дорогой – четыре шиллинга шесть пенсов бутылка, и за пустые денег не возвращают.
– Боюсь, что в нашем случае это едва ли подойдет.
