Уилки Коллинз - Лунный камень
Разказываютъ, что одинъ изъ древнихъ философовъ (не помню по какому случаю) совѣтовалъ своимъ близкимъ «всегда имѣть въ виду конецъ дѣла». Размышляя нѣсколько дней тому назадъ о томъ, какой будетъ конецъ этихъ страницъ и какъ удастся мнѣ сладить съ нимъ, я нашелъ, что простое изложеніе заключительныхъ фактовъ выйдетъ само собой какъ нельзя болѣе складно. Описывая исторію Луннаго камня, мы не выходили изъ области чудеснаго и кончаемъ ее теперь самымъ удивительнымъ чудомъ, а именно: разказомъ о трехъ предсказаніяхъ пристава Коффа, которыя всѣ сбылась въ продолженіе одной недѣли.
Получивъ извѣстіе объ Іолландахъ въ понедѣльникъ, я вслѣдъ затѣмъ узналъ объ Индѣйцахъ и о закладчикѣ изъ присланныхъ мнѣ лондонскихъ газетъ, такъ какъ въ то время, если помните, читатель, сама миссъ Рахиль была уже въ Лондонѣ. Сами видите, что я представляю вещи въ наихудшемъ свѣтѣ, не взирая на то что это противорѣчатъ моему собственному взгляду. Если же, руководствуясь очевидностію, вы заключите, что миссъ Рахиль заложила мистеру Локеру Лунный камень, и покинувъ меня, примкнете къ сторонѣ пристава, то я, признаться сказать, не въ состояніи буду слишкомъ порицать васъ за сдѣланное вами заключеніе. Во мракѣ добрели мы съ вами до этого мѣста разказа и во мракѣ же я вынужденъ буду покинуть насъ, почтеннѣйшій читатель.
«Почему же такъ?» спросятъ меня, пожалуй. Почему я отказываюсь ввести читателя, который такъ долго странствовалъ вмѣстѣ по мной, въ область высшаго знанія, въ которой я самъ нахожусь теперь?
Въ оправданіе свое я могу отвѣтить только одно, что дѣйствую не произвольно, а по приказанію другихъ, а что такія распоряженія сдѣланы были въ интересахъ истины. Мнѣ воспрещено разказывать здѣсь болѣе того, что было мнѣ извѣстно въ то время; проще сказать, придерживаясь только указаніи собственнаго опыта, я не долженъ говорить того, что узналъ въ послѣдствіи отъ другахъ лицъ, по той достаточной причинѣ, что вы услышите все это изъ первыхъ рукъ отъ самихъ очевидцевъ. Главная же цѣль разказа о Лунномъ камнѣ заключается не въ простомъ сгруппированіи фактовъ, а въ свидѣтельствѣ очевидцевъ. Мое воображеніе рисуетъ мнѣ почтеннаго члена семейства, занятаго 50 лѣтъ спустя чтеніемъ этихъ страницъ. Боже! какъ будетъ онъ считать себя польщеннымъ, когда его попросятъ ничего не принимать на вѣру и отнесутся къ нему какъ къ судьѣ, отъ котораго ждутъ приговора!
Итакъ, послѣ долгаго путешествія, совершеннаго вмѣстѣ, мы теперь разстаемся съ вами, читатель, унося съ собой, надѣюсь, чувство взаимнаго уваженія другъ къ другу.
Чертовская пляска индѣйскаго алмаза довела его до Лондона, куда и вы, читатель, должны будете послѣдовать за нимъ, оставивъ меня въ деревенскомъ домѣ. Прошу извиненія за недостатки этого сочиненія, за мои безконечные толки о самомъ себѣ и за то, что я быть, можетъ-быть, черезчуръ фамиліаренъ съ вами. Но право я не имѣлъ дурнаго умысла и на прощанье почтительно выпиваю за ваше здоровье и благоденствіе (я только что пообѣдалъ) кружку эля изъ погреба миледи. Желаю, чтобы вы вынесли изъ моего повѣствованія то, что Робинзонъ Крузо вынесъ изъ жизни своей за необитаемомъ островѣ, а именно то утѣшительное сознаніе, что между дурнымъ и хорошимъ, встрѣчаемымъ какъ въ жизни, такъ и въ этомъ разказѣ, перенѣсъ все-таки остается на сторонѣ послѣдняго.
ПЕРІОДЪ ВТОРОЙ. РАСКРЫТІЕ ИСТИНЫ
(1848–1849.)
Разказъ 1-й, сообщаемый миссъ Клакъ, племянницей покойнаго сэръ-Джона Вериндеръ
I
Я благодарна своимъ дорогимъ родителямъ (царство имъ небесное), за то что они пріучили меня съ самаго юнаго возраста къ точности и порядку.
Въ это блаженное былое время меня обязывали быть гладко причесанною во всякое время дня и ночи и каждый день передъ отходомъ ко сну заставляли меня, тщательно свернувъ свое платье, класть его въ томъ же порядкѣ, на тотъ же самый стулъ, въ одномъ и томъ же мѣстѣ, у изголовья моей постели. Уборкѣ моего платья неизмѣнно предшествовало вписываніе каждодневныхъ событій въ мой маленькій дневникъ, а за ней также неизмѣнно слѣдовала (произносимая въ постели) вечерняя молитва, послѣ которой, въ свою очередь, наступалъ сладкій дѣтскій сонъ.
Въ послѣдствіи (увы!) молитву смѣнили печальныя и горькія думы, а сладкій сонъ перешелъ въ неспокойную дремоту, которая всегда посѣщаетъ изголовье озабоченнаго бѣдняка. Что же касается до остальныхъ моихъ привычекъ, то я попрежнему продолжила складывать свое платье и вести свой маленькій дневникъ. Первая изъ этихъ привычекъ составляетъ собой звено, соединяющее меня съ тою порой моего счастливаго дѣтства, когда благосостояніе моего отца, еще не было разрушено. Вторая же (съ помощью которой я стараюсь обуздывать свою грѣховную природу, наслѣдованную нами отъ Адама) неожиданно оказалась пригодною совершенно въ иномъ смыслѣ, для моихъ скромныхъ матеріальныхъ нуждъ. Это дало возможность мнѣ, бѣдной родственницѣ, исполнить прихоть богатаго члена нашей фамиліи. Я почитаю себя весьма счастливою, что могу оказать пользу (разумѣется, въ мірскомъ значеніи этого слова) мистеру Франклину Блеку.
За послѣднее время я лишена была всякихъ извѣстій о благоденствующей отрасли нашей фамиліи. Когда человѣкъ бѣденъ и живетъ въ уединеніи, то онъ почти всегда забывается всѣми. Въ настоящее время я живу изъ экономіи въ маленькомъ городкѣ Бретани, гдѣ, посреди избраннаго кружка моихъ степенныхъ соотечественниковъ, я пользуюсь преимуществомъ имѣть всегда подъ рукой протестантскаго священника и дешевый рынокъ.
Въ это-то уединенное мѣстечко, своего рода Патмосъ, окруженный бурнымъ океаномъ папизма, до меня дошло наконецъ письмо изъ Англіи, которое извѣстило меня, что мистеръ Франклинъ Блекъ внезапно вспомнилъ о моемъ ничтожномъ существованіи. Мой богатый родственникъ, — желала бы я имѣть право добавить: мой нравственно-богатый родственникъ, — не дѣлая ни малѣйшей попытки замаскировать отъ меня настоящую цѣль своего письма, не стѣсняясь, объявляетъ, что имѣетъ во мнѣ нужду. Ему пришла въ голову фантазія воспроизвести въ разказѣ печальную исторію Луннаго камня. Онъ проситъ меня содѣйствовать этому дѣлу письменнымъ изложеніемъ тѣхъ обстоятельствъ, которыхъ я была свидѣтельницей въ домѣ тетушки Вериндеръ въ Лондонѣ, и съ безцеремонностью, свойственной исключительно богачамъ, предлагаетъ мнѣ за это денежное вознагражденіе. Я должна буду раскрыть раны, которыя едва уврачевало время; должна буду воскресить въ своей памяти самыя тягостныя воспоминанія, а въ награду за все это мистеръ Блекъ обѣщаетъ мнѣ новое униженіе въ видѣ его банковаго билета. Я, по природѣ своей несовершенна, а потому я вынуждена была вынести тяжкую внутреннюю борьбу, прежде чѣмъ христіанское смиреніе побѣдило мою грѣховную гордость и заставило меня съ самоотверженіемъ принять предлагаемый мнѣ банковый билетъ. Не будь у меня дневника подъ рукой, я сомнѣваюсь, были ли бы я въ состояніи (скажу не обинуясь) честно заслужить свою плату. Съ помощью же его бѣдная труженица (которая прощаетъ мистеру Блеку нанесенное ей оскорбленіе) сдѣлается достойною своей награды. На одно изъ происшествій того времени не ускользнуло отъ моей наблюдательности. Каждое обстоятельство (благодаря привычкамъ, пріобрѣтеннымъ мною съ дѣтства) день за день вписывалось въ надлежащемъ порядкѣ въ мой дневникъ, и потому все до малѣйшихъ подробностей должно имѣть свое мѣсто въ этомъ разказѣ. Мое священное благоговѣніе передъ истиной (благодаря Бога) стоитъ недосягаемо выше моего уваженія къ лицамъ. Мистеръ Блекъ можетъ вычеркнуть изъ этихъ страницъ то, что покажется ему говорящимъ не въ пользу главнаго дѣйствующаго лица этого разказа. Онъ купилъ мое время, но при всемъ своемъ богатствѣ, онъ не въ силахъ былъ бы купить вмѣстѣ съ тѣмъ и мою совѣсть. {Примѣчаніе, прибавленное рукою Франклина Блека: Миссъ Клакъ можетъ быть совершенно спокойна на этотъ счетъ. Въ рукописи ея, такъ же, какъ и во всѣхъ остальныхъ рукописяхъ, которыя я собираю, не будетъ сдѣлано никакихъ прибавокъ, измѣненій или изъятій. Какія бы мнѣнія ни высказывали авторы, какъ бы ни относились они къ лицамъ и событіямъ; какъ бы на искажали разказъ свой въ литературномъ отношеніи, они все-таки могутъ быть увѣрены, что каждая строчка съ начала до конца этого повѣствованія останется неприкосновенною. Я сохраню эти рукописи въ томъ видѣ, въ какомъ получилъ ихъ: это подлинныя документы, значеніе которыхъ возвышается чрезъ свидѣтельство очевидцевъ, могущихъ подтвердить истину приводимыхъ ими фактовъ. Въ заключеніе прибавлю только одно: что особа, которая есть «главное дѣйствующее лицо разказа» миссъ Клакъ, такъ счастлива въ настоящую минуту, что не только не страшится упражненій ядовитаго пера ея, но даже признаетъ за нимъ одну весьма важную заслугу, а именно: посредствомъ его обрисовалась личность самой миссъ Клакъ.}
