Гастон Леру - Тайна желтой комнаты
Зал снова чуть было не разразился аплодисментами, но Рультабий продолжал свои показания, и сразу же воцарилась тишина.
— Кроме имени убийцы, которое я узнал лишь через несколько дней, мне оставалось определить время первого этапа разыгравшейся драмы. Допрос мадемуазель Станжерсон — хоть она и постаралась ввести в заблуждение судебного следователя, — а также господина Станжерсона помог мне определить это время. Мадемуазель Станжерсон с предельной точностью, чуть ли не по минутам, рассказала о том, как прошел ее день. Мы установили, что убийца пробрался во флигель между пятью и' шестью часами; примерно в четверть седьмого профессор с дочерью уже вновь принялись за работу. Стало быть, это могло случиться в промежутке между пятью часами и четвертью седьмого. Что я говорю, какие пять часов! Ведь в это время профессор находился рядом с дочерью… А драма могла разыграться лишь в отсутствие профессора! Следовательно, на этом коротком отрезке времени следует искать такой момент, когда профессор с дочерью не были вместе… Так вот этот момент я обнаружил во время допроса, проходившего в спальне мадемуазель Станжерсон в присутствии господина Станжерсона. Там было отмечено, что профессор с дочерью вернулись в лабораторию около шести часов. «В этот момент, — сказал господин Станжерсон, — ко мне подошел лесник и задержал меня на какое-то время». Стало быть, состоялся разговор с лесником. Лесник говорит с господином Станжерсоном о вырубке леса и о браконьерстве; мадемуазель Станжерсон уже ушла; она, видимо, вернулась в лабораторию, так как профессор добавил следующее: «Расставшись с лесником, я присоединился к дочери, которую застал уже за работой!»
Итак, значит, драма разыгралась в течение этих коротких минут. Иначе и быть не может! Я отлично представляю себе, как мадемуазель Станжерсон входит сначала во флигель, затем к себе в комнату, чтобы положить шляпу, и оказывается лицом к лицу с бандитом, который ее преследует. Тот уже какое-то время находится во флигеле. Должно быть, он все подготовил, чтобы осуществить свои намерения ночью. Сняв стеснявшие его движения башмаки папаши Жака — об этом я уже рассказывал следователю, — он похищает документы — каким образом, я только что говорил, — затем прячется под кровать. И тут как раз возвращается папаша Жак, он моет полы в прихожей и в лаборатории… Время тянется медленно… Но вот после ухода папаши Жака преступник снова выбирается из-под кровати, бродит по лаборатории, выходит в прихожую, выглядывает оттуда в сад и видит — ибо в ту минуту только начинало смеркаться и было еще достаточно светло, — что во флигель направляется мадемуазель Станжерсон совсем одна. Никогда бы он не осмелился напасть на нее в такой час, если бы не уверенность, что мадемуазель Станжерсон осталась одна! А если ему показалось, будто она одна, значит, разговор между господином Станжерсоном и задержавшим его лесником происходил в дальнем углу, в стороне от тропинки, том самом углу, где находится небольшая рощица, скрывшая их от глаз злодея. И тогда он решается. Ему спокойнее осуществить свой замысел сейчас, оказавшись во флигеле наедине с мадемуазель Станжерсон, чем глубокой ночью, когда папаша Жак спит на своем чердаке. Он-то, верно, и закрыл окно в прихожей! Тогда становится понятным, почему ни господин Станжерсон, ни лесник, находившиеся, впрочем, довольно далеко от флигеля, не слышали выстрела.
После этого преступник возвращается в Желтую комнату. Все произошло, видимо, с молниеносной быстротой!.. Мадемуазель Станжерсон, должно быть, закричала… или, вернее, хотела закричать от ужаса: еще бы, человек схватил ее за горло… Он может задушить ее, удавить… Однако рука мадемуазель Станжерсон нащупала тем временем в ящике ночного столика револьвер, который она прятала там, с тех пор как человек этот стал угрожать ей. Убийца уже размахивает над головой несчастной своим оружием, которое в руках Ларсана-Боллмейера становится страшным, — бараньей костью… Но мадемуазель Станжерсон успевает нажать на спусковой крючок… Раздается выстрел, пуля попадает в руку, выронившую свое оружие. Баранья кость, испачканная кровью, которая течет из раны убийцы, падает на пол, преступник шатается, хочет ухватиться за стену, оставляет на ней след своих окровавленных пальцев и, опасаясь новой пули, убегает…
Она видит, как он пересекает лабораторию… Прислушивается… Что он там делает в прихожей?.. Чего он мешкает, не прыгает в окно?.. Ну вот, наконец-то он спрыгнул! Она бежит к окну и закрывает его!.. А теперь узнать бы: видел что-нибудь отец? Или слышал? После того как опасность миновала, она думает только об отце… Сделав над собой нечеловеческое усилие, она старается скрыть от него все. Только успеть бы!.. И когда господин Станжерсон возвращается, дверь в Желтую комнату уже закрыта, а его дочь сидит в лаборатории, склонившись над письменным столом, вся внимание и уже за работой! — Тут Рультабий поворачивается к г-ну Дарзаку. — Вы знаете правду, — воскликнул он, — ответьте же нам, так ли все происходило на самом деле?
— Я ничего не знаю, — отвечает г-н Дарзак.
— Вы просто герой! — говорит Рультабий, скрестив на груди руки. — Но если бы мадемуазель Станжерсон, увы, могла знать, что на вас пало обвинение, она освободила бы вас от данного вами слова… она сама попросила бы вас рассказать обо всем, что доверила вам… Да что там говорить — она сама пришла бы сюда, чтобы защитить вас!..
Господин Дарзак не шелохнулся и не вымолвил ни слова. Он только с грустью смотрел на Рультабия…
— Ну что ж, — продолжал тот, — мадемуазель Станжерсон, к сожалению, нет здесь, зато есть я! И поверьте, господин Дарзак, существует только один способ спасти мадемуазель Станжерсон и вернуть ей разум — это добиться вашего оправдания!
Гром аплодисментов был ответом на эту последнюю фразу. Председатель и не пытался сдержать энтузиазм зала. Робер Дарзак был спасен. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на заседателей. Всем своим видом они открыто выражали свое мнение.
— Но в конце-то концов, — воскликнул председатель, — что же это за тайна, вынуждавшая мадемуазель Станжерсон, которую пытались убить, скрывать от отца подобное преступление?
— Этого, сударь, я не знаю! — отвечал Рультабий. — И это не мое дело!..
Тогда председатель снова попробовал подступиться к г-ну Роберу Дарзаку.
— Вы по-прежнему отказываетесь сказать нам, сударь, что вы делали в то время, когда кто-то покушался на жизнь мадемуазель Станжерсон?
— Я не могу вам этого сказать, господин председатель…
