Агата Кристи - Рождество Эркюля Пуаро
– Да, – повторил он. – Я был грешником. Что ты об этом думаешь, Пилар?
Девушка пожала плечами:
– Монахини говорят, что все люди – грешники, поэтому за них нужно молиться.
– Да, но я был куда более грешен, чем многие. – Симеон засмеялся. – Тем не менее я ни о чем не сожалею. Я наслаждался каждой прожитой минутой! Говорят, что в старости начинаешь каяться. Чепуха! Я ни в чем не раскаиваюсь, хотя и повинен во всех смертных грехах – лгал, мошенничал, воровал. Не говоря уже о женщинах! Кто-то рассказывал мне об арабском шейхе, у которого телохранителями были сорок его сыновей – все примерно одного возраста! Не знаю насчет сорока, но я тоже мог бы составить неплохую гвардию, если бы разыскал всех своих ублюдков! Что скажешь, Пилар? Ты шокирована?
Пилар уставилась на него:
– Почему я должна быть шокирована? Мужчины всегда желают женщин. Мой отец не был исключением. Поэтому женщины так часто бывают несчастными, ходят в церковь и молятся.
Старый Симеон нахмурился.
– Я сделал Аделаиду несчастной, – пробормотал он себе под нос. – Боже, какая она была хорошенькая, когда я на ней женился, – прямо кровь с молоком! А потом? Все время ныла и жаловалась. В мужчине просыпается дьявол, когда его жена постоянно плачет… Беда Аделаиды была в том, что ей не хватало мужества. Если бы она мне возражала – но она никогда так не делала! А я-то верил, что, обзаведясь семьей, смогу покончить с прежней жизнью…
Его голос замер. Несколько секунд он молча смотрел на пламя в очаге.
– Семья… Ничего себе, семья! – Симеон злобно усмехнулся. – Только посмотри на них! Ни у кого нет детей! Что с ними такое? Неужели в их жилах нет ни капли моей крови? Никто не в состоянии произвести на свет сына – законного или незаконного. Возьмем, к примеру, Элфреда – как же он мне наскучил! Смотрит на меня глазами преданного пса и готов сделать все, о чем бы я ни попросил. Господи, что за дурень! А вот его жена мне нравится – у нее есть характер. Правда, я ей не нравлюсь, но она вынуждена меня терпеть ради этого олуха Элфреда. – Он снова посмотрел на девушку. – Запомни, Пилар, нет ничего скучнее преданности.
Она улыбнулась, и Симеон продолжал, словно согреваемый ее юностью и женственностью:
– А Джордж? Напыщенный пустозвон, безмозглый и бесхарактерный, да еще при этом трясется над каждым пенни! Дэвид? Он всегда был дураком и мечтателем. Типичный маменькин сынок! Единственный его разумный поступок – женитьба на этой спокойной, солидной женщине. – Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Харри лучший из них! Конечно, он паршивая овца, но хотя бы живой!
– Да, Харри симпатичный, – согласилась Пилар. – Он так приятно смеется, откидывая голову назад. Да, мне он очень нравится.
Старик бросил на нее взгляд.
– Харри всегда умел нравиться девушкам – тут он весь в меня. – Симеон хрипло засмеялся. – Да, я хорошо пожил. Чего у меня только не было!
– В Испании есть пословица, – сказала Пилар. – «Бог говорит: «Бери что хочешь, но плати за это».
Симеон вновь одобрительно хлопнул по подлокотнику.
– Это мне нравится. «Бери что хочешь…» Я всю жизнь так поступал – брал что хотел…
– И платили за это? – спросила Пилар слегка изменившимся тоном.
Симеон перестал усмехаться. Он выпрямился в кресле и уставился на нее:
– Что ты сказала?
– Я спросила – платили ли вы за это, дедушка?
– Не знаю… – медленно произнес Симеон Ли. Внезапно он опустил кулак на подлокотник кресла и сердито крикнул: – Почему ты об этом спрашиваешь?
– Просто мне интересно.
Ее рука, держащая экранчик, застыла в воздухе, а темные глаза стали загадочными. Она сидела, откинув голову назад, прекрасно сознавая свою женственность.
– Ты дьявольское отродье! – воскликнул Симеон.
– Но я нравлюсь вам, дедушка, – мягко сказала Пилар. – Вам приятно, что я сижу здесь рядом с вами.
– Да, приятно, – признал Симеон. – Уже давно я не видел таких молодых и красивых девушек. Это идет мне на пользу – согревает мои старые кости… К тому же ты моя плоть и кровь. Спасибо Дженнифер – в конце концов она оказалась лучшей из всех!
Пилар молча улыбнулась.
– Но тебе меня не одурачить, – продолжал Симеон. – Я знаю, почему ты сидишь здесь и терпеливо слушаешь мое брюзжание. Все из-за денег! Или ты будешь притворяться, что любишь своего старого деда?
– Нет, я вас не люблю, – ответила Пилар. – Но вы мне очень нравитесь – можете в этом не сомневаться. Конечно, вы большой грешник, но это мне тоже нравится. Вы живее всех остальных в этом доме. И вам есть что рассказать. Вы много путешествовали, вели жизнь, полную приключений. Будь я мужчиной, я бы тоже этого хотела.
Симеон кивнул:
– Да, я тебе верю… Всегда говорили, что в нас течет цыганская кровь. В моих детях, кроме Харри, она не слишком давала себя знать, но, думаю, она проявится в тебе. Уверяю тебя: я умею быть терпеливым, когда это необходимо. Однажды я ждал пятнадцать лет, чтобы свести счеты с человеком, причинившим мне вред. Это еще одна черта всех Ли – они ничего не забывают и мстят за обиду, даже если приходится ждать годы! Тот человек обманул меня, и я ждал пятнадцать лет, пока мне не представился шанс, а потом разорил его дотла!
Он негромко захихикал.
– Это было в Южной Африке? – спросила Пилар.
– Да. Прекрасная страна!
– Вы когда-нибудь возвращались туда?
– В последний раз я был там спустя пять лет после женитьбы.
– А до того? Вы прожили там много лет?
– Да.
– Расскажите!
Симеон начал рассказывать. Пилар слушала, прикрыв лицо экранчиком.
Постепенно речь старика становилась все более медленной и усталой.
– Сейчас я покажу тебе кое-что, – сказал он.
Осторожно поднявшись и опираясь на палку, Симеон медленно заковылял по комнате, подошел к сейфу и открыл его. Повернувшись, он поманил к себе девушку:
– Посмотри-ка на них. Потрогай, пропусти сквозь пальцы. – При виде ее удивленного лица старик рассмеялся. – Ты не знаешь, что это такое? Это алмазы, малышка!
Пилар широко открыла глаза:
– Но ведь это просто маленькие камешки!
– Это неотшлифованные алмазы, – объяснил Симеон. – Такими их находят.
– А если их отшлифовать, они становятся настоящими бриллиантами? – недоверчиво спросила Пилар.
– Разумеется.
– И будут сверкать и переливаться?
– Еще как!
– Не могу в это поверить! – с детским упрямством заявила Пилар.
– Тем не менее это правда.
– И они ценные?
– Очень ценные. Правда, их цену трудно определить до шлифовки, но эта маленькая кучка стоит несколько тысяч фунтов.
– Несколько… тысяч… фунтов? – переспросила Пилар, делая интервалы между словами.
– Тысяч девять или десять – они довольно крупные.
– Тогда почему вы их не продаете?
– Потому что мне нравится иметь их у себя.
– Но они стоят столько денег…
– Я не нуждаюсь в деньгах.
– Вот как?.. – Слова старика явно произвели на нее впечатление. – Но почему вы их не отшлифуете и не сделаете красивыми?
– Потому что предпочитаю видеть их такими. – Его лицо помрачнело. Отвернувшись, он продолжал, словно обращаясь к самому себе: – Когда я трогаю их, ко мне возвращается прошлое – солнце, запах вельда, волы, старина Эб, все ребята…
В дверь негромко постучали.
– Положи их назад в сейф и захлопни его, – велел Симеон девушке и отозвался: – Войдите!
Появился Хорбери, как всегда преисполненный почтения.
– Чай подан внизу, – сообщил он.
3
– Вот ты где, Дэвид, – сказала Хильда. – Я всюду тебя искала. Зря ты торчишь в этой комнате – здесь ужасно холодно.
Несколько секунд Дэвид стоял молча, глядя на низкое кресло с выцветшей атласной обивкой.
– Это ее кресло, – заговорил он наконец. – Она всегда в нем сидела… Оно совсем такое же – только обивка потускнела…
Хильда слегка нахмурилась.
– Вижу, – отозвалась она. – Пойдем отсюда, Дэвид. Здесь жуткий холод.
Дэвид не обратил на нее внимания.
– Помню, я сидел на этом табурете, – продолжал он, оглядевшись вокруг, – а она читала мне «Джека – истребителя великанов»[7]. Тогда мне было лет шесть.
Хильда решительно взяла его за руку:
– Пойдем в гостиную, дорогой. В этой комнате нет центрального отопления.
Дэвид покорно повернулся, но она почувствовала, как его тело сотрясла дрожь.
– Все то же самое, – пробормотал он. – Как будто время с тех пор стояло на месте…
Хильда выглядела обеспокоенной.
– Интересно, где все остальные? – нарочито бодро сказала она. – Уже почти время чая.
Дэвид высвободил руку и открыл другую дверь.
– Здесь раньше стоял рояль… Да, вот он! Любопытно, хорошо ли он настроен…
Подняв крышку, он сел и пробежал пальцами по клавишам.
– Да, инструмент держат настроенным.
Дэвид начал играть. У рояля был приятный звук – мелодия легко лилась из-под его пальцев.
– Что это? – спросила Хильда. – Кажется, я знаю эту пьесу, но не могу вспомнить.
