Агата Кристи - Убийство на поле для гольфа
– Мадам Рено, – сказал следователь, – как вы думаете, что искали убийцы?
– Понятия не имею, мосье.
– Не замечали ли вы, что вашего мужа что-то тревожит?
– Да, я видела, что он очень переменился в последнее время.
– Как давно?
Мадам Рено подумала.
– Наверное, дней десять.
– Не раньше?
– Возможно, и раньше. Но я ничего не замечала.
– А вы не пробовали расспрашивать его?
– Да, один раз, но он ответил как-то очень уклончиво. Тем не менее я была совершенно уверена, что он страшно о чем-то тревожится. Но он не хотел открыться, и, понимая это, я старалась делать вид, что ничего не замечаю.
– Было ли вам известно, что мосье Рено прибег к услугам детектива?
– Детектива? – воскликнула мадам Рено, видимо, очень удивленная.
– Да, вот этого джентльмена – мосье Эркюля Пуаро. – Пуаро вежливо поклонился. – Он прибыл сегодня по вызову вашего мужа.
Достав письмо, которое мосье Рено отправил Пуаро, следователь подал его мадам Рено.
Она прочла его с неподдельным изумлением.
– Я и понятия не имела. Очевидно, Поль был уверен, что ему грозит опасность.
– А теперь, мадам, я прошу вас ответить мне совершенно откровенно. Когда ваш муж жил в Южной Америке, не случилось ли с ним чего-нибудь, что могло бы пролить свет на это дело?
Мадам Рено глубоко задумалась, но потом отрицательно покачала головой.
– Не знаю, что и сказать. Конечно, у мужа было много недоброжелателей – ему многие завидовали, но ничего особенного я не могу припомнить. Возможно, что-то и было, только мне об этом ничего не известно.
Следователь разочарованно погладил свою бородку.
– Не могли бы вы сказать, в котором часу произошло нападение?
– Конечно, я отчетливо помню, как часы на камине пробили два раза.
И мадам Рено кивнула на часы с восьмидневным заводом, в дорогом кожаном футляре, стоящие посередине каминной полки.
Пуаро подошел к камину и принялся внимательно их разглядывать, потом кивнул, видимо, вполне удовлетворенный результатами осмотра.
– А вот еще одни часы, – воскликнул мосье Бекс, – наручные, их, видно, смахнули с туалетного столика. Стекло, правда, вдребезги. Преступникам невдомек, что это может обернуться уликой против них.
Он осторожно собрал осколки.
Внезапно мосье Бекс замер.
– Mon Dieu! – невольно вырвалось у него.
– В чем дело?
– Стрелки показывают семь часов!
– Что?! – воскликнул в свою очередь следователь.
Однако Пуаро, находчивый, как всегда, взял часы из рук растерявшегося комиссара, поднес их к уху и улыбнулся.
– Ну да, стекло разбито, но часы идут.
Услышав столь простое объяснение, все облегченно вздохнули. Однако следователь не успокоился:
– Но, позвольте, ведь сейчас еще нет семи?
– Да, только пять минут шестого, – спокойно заметил Пуаро. – Вероятно, эти часы спешат, не так ли, мадам?
Мадам Рено нахмурилась, не зная, что ответить.
– Да, они спешат, – сказала она. – Правда, я не думала, что так сильно.
Следователь, нетерпеливо махнув рукой, прервал обсуждение темы разбитых часов и продолжил допрос:
– Мадам, парадная дверь была приоткрыта. Наверняка убийцы проникли в дом через нее, и, однако, – никаких следов взлома. Вы могли бы объяснить почему?
– Вероятно, муж выходил вечером погулять и, возвратившись, забыл запереть дверь.
– По-вашему, это возможно?
– Вполне. Он был очень рассеян.
Говоря это, мадам Рено слегка сдвинула брови, похоже, рассеянность покойного порой раздражала ее.
– Думаю, у нас есть основания сделать одно немаловажное заключение, – вмешался вдруг комиссар. – Убийцы предложили мосье Рено одеться, стало быть, место, где, как они предполагали, запрятаны интересующие их бумаги, должно находиться далеко отсюда.
Следователь кивнул в знак согласия.
– Несомненно. Однако и не слишком далеко, ведь мосье Рено сказал, что к утру вернется.
– Когда отходит последний поезд из Мерлинвиля? – спросил Пуаро.
– В двадцать три пятьдесят в одном направлении и в ноль семнадцать – в другом, но, скорее всего, у них был автомобиль.
– Конечно, – согласился Пуаро, который, казалось, был чем-то озабочен.
– А ведь у нас, пожалуй, есть шанс напасть на их след, – воодушевляясь, снова заговорил следователь, – вряд ли автомобиль с двумя иностранцами остался незамеченным. Это же замечательно, мосье Бекс.
Но, тут же согнав с лица довольную улыбку и вновь став серьезным, Отэ обратился к мадам Рено:
– Еще один вопрос. Вам говорит что-нибудь фамилия Дьювин?
– Дьювин? – задумчиво повторила мадам Рено. – Нет, я не знаю никого с такой фамилией.
– Может быть, ваш муж когда-нибудь ее упоминал, не помните?
– Нет, никогда.
– Нет ли у вас знакомых по имени Белла?
Следователь так и впился глазами в мадам Рено, стараясь уловить в ее лице признаки замешательства или смятения. Но мадам Рено покачала головой с совершенно невозмутимым видом. И мосье Отэ снова принялся задавать вопросы:
– Известно ли вам, что вчера вечером у вашего мужа был посетитель?
На щеках мадам Рено выступил легкий румянец, что не укрылось от глаз следователя.
– Нет, кто это был? – ответила она, сохраняя тем не менее совершенное спокойствие.
– Дама.
– В самом деле?
Однако следователь, казалось, удовольствовался тем, что услышал, и не стал продолжать расспросы. Едва ли, подумал он, мадам Добрэй имеет отношение к убийству, а расстраивать мадам Рено без веских к тому оснований ему не хотелось.
Он посмотрел на комиссара, тот согласно кивнул. Тогда мосье Отэ встал, прошел в другой конец комнаты и принес стеклянную банку, которую мы видели в сарае. Вынув оттуда нож, он обратился к мадам Рено.
– Мадам, узнаете это? – спросил он как можно мягче.
Она негромко вскрикнула:
– Конечно, это мой кинжальчик.
Увидев на нем пятна, она отшатнулась, глаза ее расширились от ужаса:
– Это что – кровь?
– Да, мадам. Вашего мужа убили этим оружием. – Он быстро убрал нож с глаз долой. – Уверены ли вы, что это тот самый нож, который лежал ночью на вашем туалетном столике?
– О да. Это подарок моего сына. Во время войны[36] он служил в авиации. Он был слишком молод, и ему пришлось прибавить себе два года, чтобы его взяли. – Чувствовалось, что мадам Рено гордится своим сыном. – Ножик сделан из авиационной стали, и сын подарил мне его в память о войне.
– Понимаю, мадам. Перейдем теперь к другому вопросу. Где сейчас ваш сын? Необходимо немедленно телеграфировать ему.
– Жак? В данное время он на пути в Буэнос-Айрес[37].
– То есть?
– Да. Вчера муж телеграфировал ему. Сначала он отправил Жака в Париж, а вчера выяснилось, что ему необходимо немедленно ехать в Южную Америку. Из Шербура[38] как раз вчера вечером отошел пароход в Буэнос-Айрес, и муж телеграфировал Жаку, чтобы он постарался успеть на него.
– Не знаете ли вы, какие дела у вашего сына в Буэнос-Айресе?
– Мне об этом ничего не известно, мосье, знаю только, что оттуда он должен ехать в Сантьяго.
– Сантьяго! Опять Сантьяго! – в один голос вскричали мосье Отэ и мосье Бекс.
Упоминание о Сантьяго поразило и меня, а Пуаро, воспользовавшись замешательством, подошел к мадам Рено. Все это время он стоял, мечтательно глядя в окно, и я даже не был уверен, следит ли он за тем, что происходит. Он молча поклонился мадам Рено, потом сказал:
– Pardon, мадам, не позволите ли взглянуть на ваши руки?
Слегка удивившись, мадам Рено выполнила его просьбу. На запястьях были видны глубокие ссадины – следы от веревок. Пока Пуаро рассматривал руки мадам Рено, я наблюдал за ним и заметил, что огонь возбуждения, горевший в его глазах, погас.
– Представляю, как вам больно, – сказал он, а я подумал, что мой друг, кажется, опять чем-то удручен.
Между тем следователь спохватился и заспешил:
– Надо немедленно связаться по радио с молодым мосье Рено. Нам крайне необходимо узнать все об этой его поездке в Сантьяго. – И, подумав, добавил: – К тому же, будь он здесь, мы могли бы избавить вас от лишних страданий, мадам.
Мосье Отэ многозначительно умолк.
– Вы имеете в виду опознание трупа? – глухо спросила мадам Рено.
Следователь молча склонил голову.
– Не тревожьтесь, мосье. У меня хватит сил вынести все, что потребуется. Я готова сделать это прямо сейчас.
– О, и завтра не поздно, уверяю вас…
– Нет, я хочу покончить с этим, – сказала она тихо, и судорога боли исказила ее лицо. – Не будете ли так любезны, доктор, позвольте опереться на вашу руку.
Доктор поспешил к ней на помощь, кто-то накинул плащ на плечи мадам Рено, и мы стали медленно спускаться по лестнице. Мосье Бекс бросился вперед и отворил дверь сарая. Мадам Рено подошла и остановилась на пороге. Она была очень бледна, но полна решимости. Прикрыв лицо рукой, она сказала:
– Минутку, мосье, я соберусь с силами.
Потом она опустила руку и взглянула на покойного.
