Закария Эрзинчлиоглу - Убийство болгарского дипломата
— Господин барон, — начал Холмс, когда мы уселись, — мне хотелось бы прийти к окончательным выводам как можно скорее. Поэтому прошу простить меня за прямой вопрос: есть ли у вас какие-либо подозрения относительно того, кто совершил убийство?
Барон удивленно поднял брови.
— Вопрос не очень дипломатичный, — ответил он с сухой улыбкой, — однако должен признать, что в тех обстоятельствах, в которых мы оказались, вполне оправданный. Как бы то ни было, определенного мнения у меня нет, и я могу лишь выразить искреннюю надежду, что убийца — не полковник Юсуфоглу, поскольку в таком случае Европу ждут ужасные последствия. Но Балинский уверен, что это он.
— Где были вы и граф Балинский, когда прозвучал выстрел?
— Я был в курительной комнате, а Балинский, я думаю, в библиотеке. По крайней мере, когда я выбежал в холл, то увидел его рядом с дверью в библиотеку. Вверх по лестнице мы бежали уже вместе.
— Вы сказали, что увидели графа Балинского рядом с дверью в библиотеку. Он стоял там или же выбегал из библиотеки?
— Нет, он там просто стоял, — ответил барон и слегка нахмурился, словно ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль.
— Можно ли было предположить, куда он направлялся до того, как вы выбежали из курительной комнаты?
— Нет, — сказал барон, продолжая хмуриться, — он стоял на месте, спиной к двери.
— А дверь была открыта или закрыта?
— Закрыта.
На некоторое время воцарилась тишина, затем Холмс снова заговорил:
— Знаете ли вы, где находился господин Леонтиклес, когда раздался выстрел?
— Нет, я увидел его, только когда оказался на верхней лестничной площадке. Он стоял в нескольких шагах позади Симеонова, бледный как полотно.
— Как вы думаете, мог ли он совершить убийство?
— Такая вероятность, конечно, есть, но он такой кроткий человек, что я, честно говоря, не могу представить его в роли убийцы. Он был совершенно потрясен произошедшим.
— Если он убил Симеонова, то у него была причина выглядеть потрясенным.
— Да, конечно.
— Вы вместе с полковником Юсуфоглу отнесли тело в спальню. Не заметили ли вы, что у полковника было с собой оружие?
— Нет, никакого оружия я совершенно точно не видел. На полковнике в тот момент не было жилета. После мы вместе спустились вниз, и он находился в моем поле зрения еще по меньшей мере час.
— Стало быть, вы убеждены в его невиновности?
Барон ничего не ответил, но снова сдвинул брови и сменил позу.
— Мистер Холмс, — сказал он наконец, — мне кажется, я должен рассказать вам еще кое о чем. Я молчал об этом до сей поры, потому что не знаю, как расценивать то, что я услышал, и боялся, что мой рассказ только запутает дело и навлечет подозрение на невиновных. Однако, лично познакомившись и побеседовав с вами, я пришел к убеждению, что могу всецело на вас положиться.
Холмс церемонно поклонился.
— Вскоре по прибытии в Ройстон-мэнор я отправился в библиотеку, чтобы взглянуть на некоторые принадлежащие лорду Эверсдену книги. Книги — моя страсть, мистер Холмс. Вошел я тихо, чтобы никому не помешать, и услышал голоса господина Леонтиклеса и полковника Юсуфоглу. Леонтиклес говорил: «У нас нет выбора, мы должны действовать немедленно, лучшей возможности у нас не будет!» — на что Юсуфоглу ответил: «Нет-нет, не сейчас и не здесь! Будет безопаснее…» В этот момент в библиотеку с шумом вошел граф Балинский, и разговор оборвался. Как я уже говорил, мистер Холмс, я не знаю, что все это значит, и надеюсь, что вы куда лучше меня разберетесь, в чем тут дело.
Я взглянул на Холмса и с волнением увидел на его лице то выражение радостного возбуждения, которое означало, что он напал на след. Он встал, поклонился любезному хозяину и с едва сдерживаемым волнением сказал:
— Господин барон, ваши наблюдения бесценны!
Барон выглядел одновременно и ошеломленным, и воодушевленным словами Холмса.
— Вы о чем-то догадались, мистер Холмс? — спросил он. — Можно ли надеяться на лучшее?
— Расследование еще не завершено, и в любом случае о своих выводах я должен рассказать сначала Орман-паше, по поручению которого я действую. Однако я все же скажу вам, господин барон, что основания для оптимизма есть.
На этом мы распрощались с бароном Нопчкой, оставив его несколько озадаченным, но в то же время в значительной степени приободренным, и отправились на Бейкер-стрит, куда прибыли уже довольно поздним вечером. Холмс был в превосходном настроении. Дома его ждала телеграмма. Холмс вскрыл ее и прочитал вслух:
— «Принц уехал в Константинополь. О.-п.». Превосходно! Наш турецкий друг держит слово!
Мы съели прекрасный ужин, приготовленный миссис Хадсон, причем Холмс наотрез отказался говорить о деле за едой. После ужина, когда мы сидели у камина и Холмс курил свою самую зловонную трубку, он взглянул на меня блеснувшими глазами и сказал:
— Ватсон, сегодня ночью я собираюсь совершить уголовное преступление. Ваш армейский револьвер и отмычка еще при вас?
Меня охватило возбуждение: прошло уже немало лет с тех пор, как мы с Холмсом в последний раз устраивали одну из тех проделок, из-за которых временно оказывались по другую сторону закона.
— Можете на меня положиться, Холмс, — с искренним чувством сказал я. — Дайте мне только полчаса, чтобы собраться.
Время близилось к полуночи, когда мы с Холмсом прибыли на Харрингтон-Мьюз. В полной тишине мы подошли к дому номер 6, и Холмс прошептал мне на ухо:
— Доставайте отмычку, Ватсон!
Мы подкрались к двери, словно взломщики, и я собирался пустить свой ломик в дело, когда обнаружил нечто непредвиденное.
— Холмс, дверь уже открыта!
Холмс замер на месте и произнес шепотом:
— Интересно, Ватсон, очень интересно! Эта ночь, возможно, принесет еще много сюрпризов!
Мы вошли в дом, не произведя ни малейшего шума. Холмс быстрыми, но осторожными шагами направился к кабинету. Приблизившись к двери, мы увидели, что из-под нее пробивается лучик света. Из кабинета раздавался шорох, как будто кто-то перебирал бумаги. Мы неподвижно стояли и слушали. Затем шорох внезапно прекратился, свет погас.
— Пора, Ватсон! — сказал Холмс, и мы ворвались в комнату, но поздно: мы успели лишь увидеть, как темная фигура выпрыгивает из раскрытого окна на задний двор.
— За ним, Ватсон! — закричал Холмс.
Я бросился к окну и выскочил на двор; там я увидел беглеца, который, прихрамывая, словно поранил ногу, улепетывал к ограде. Я побежал за ним, но споткнулся о какое-то полено и растянулся на земле. Когда я поднялся на ноги, беглеца уже и след простыл. Морщась от боли, я дохромал до ограды, но никого, конечно, за ней не увидел и, удрученный неудачей, вернулся к Холмсу.
