Элизабет Ролле - Венец королевы
— Ненормальный! Довольно мне с вами дорожных происшествий. Если хотите выйти, пожалуйста. — Трэверс затормозил, и машина остановилась. Джек продолжал сидеть на месте. — Что, опять передумали?
Джек, весь сжавшись, молчал.
— Что с вами? — мягко спросил Трэверс. — Я вас чем-нибудь обидел?
— Нет, — ответил Джек едва слышно.
— Тогда в чем дело?
— Ни в чем…
— Подвезти вас к кинотеатру или поедем дальше?
— Я в кино не пойду.
— Тогда поедем дальше?
Джек бросил на него странный взгляд и промолчал. Трэверс расценил его молчание как знак согласия. Длинная машина с трудом продвигалась по узким улочкам, и Трэверс уже забеспокоился, сумеет ли повернуть обратно, когда Джек сказал:
— Остановите здесь.
Слева виднелся маленький магазинчик с одной тусклой витриной. Джек посмотрел на витрину, и на его лице появилось выражение удовлетворения — вещь, которую он хотел, была на месте. Находившиеся за пыльным стеклом предметы поставили Трэверса в тупик. Там лежали: бритвенный набор, трость, дешевые стеклянные украшения, большая коробка с заводной игрушкой, пестрый свитер и индийская шкатулка. Крайне озадаченный, Траверс методом исключения остановился на шкатулке, но, к его величайшему изумлению, Джек застенчиво ткнул пальцем в тот угол витрины, где лежала игрушка. Трэверс постарался сохранить невозмутимый вид, несмотря на то, что смех буквально душил его, и прилагал титанические усилия, чтобы не засмеяться.
Для этого магазинчика, а точнее лавки, игрушка была дорогой. Она лежала здесь уже много лет, жители этого квартала обходились игрушками подешевле. В детстве Джек часто прибегал к заманчивому магазину и, прижавшись лицом к стеклу, с восхищением рассматривал сокровище, мечтая получить его в подарок на день рождения или на Рождество. Мечта так и осталась мечтой: игрушка была чересчур дорогой для его матери. После ее смерти, уже подростком, он продолжал порой приходить сюда; хотя сама игрушка была уже не нужна ему, острое желание получить ее от кого-нибудь в подарок сохранилось. Не понимая этой разницы, он начал копить на нее деньги. Набрав, наконец, нужную сумму, он пошел к магазину, но по дороге почувствовал, что покупка не принесет радости: надо было, чтобы ее купил для него кто-то другой. Кто-то другой… Но Трэверс?.. Имел ли он право принять этот подарок от Трэверса?
Когда коробка уже лежала в машине, заняв последнее свободное место на заднем сиденье, Трэверс все-таки не выдержал. Смеялся он долго и весело, как, наверное, не смеялся уже очень давно, потом, положив руку на колено насупившегося Джека, сказал:
— Не обижайтесь на меня, Джек. Эта покупка была самой замечательной.
Глава V
Поведение Алисы начинало всерьез беспокоить доктора Уэйна. Почему она не едет или, на худой конец, не сообщит, что раздумала ехать? Разговаривая по телефону с Трэверсом, он, вопреки добродушному нраву, без устали бранил Лондон, лондонские гостиницы и в особенности причуды своей племянницы, а Трэверс зачитывал ему очередную телеграмму Алисы, где она опять сообщала, что еще немного задержится. Сколько еще ждать ее, да и приедет ли она вообще? В глубине души доктор недоумевал, что племяннице понадобилось в Англии и зачем она просила ее встретить. Двадцатитрехлетняя Алиса Рамбюр была не из тех, кто нуждается в опеке, и настойчивая просьба встретить ее и непонятное промедление все сильнее тревожили доктора Уэйна. Одновременно он все больше сердился на племянницу за эти глупые телеграммы. Разве нельзя сообщить толком, в чем дело? Наконец в один из дней он увидел ее изящную фигурку среди пассажиров прибывшего в Лондон парохода. Алиса была утомленной и бледной и сразу спросила, успеют ли они сегодня сесть на поезд.
— Можно успеть, если заехать в гостиницу за моими вещами, а оттуда сразу на вокзал. Но к чему такая спешка?
Однако Алиса уже останавливала такси. Опомнился и отдышался доктор только в поезде, в который они влетели в последнюю минуту.
— Объясни мне: зачем мы несемся как сумасшедшие или как преступники, за которыми по пятам гонится полиция? — воинственно вопросил он. — Почему я, прождав тебя черт знает сколько, должен теперь бежать сломя голову, будто мне не шестьдесят лет, а двадцать? Что все это значит, хотел бы я знать?
Сейчас Алиса казалась еще бледнее, чем на причале.
— Просто я не люблю ночевать в гостинице. Извини, что причиняю тебе столько хлопот.
— Ну хорошо. А твой жених, месье… месье… прости, забыл его фамилию.
— Незачем вспоминать. Мы расстались, насовсем. Как говорится, не сошлись характерами.
«Ясно, — подумал доктор, — она рассорилась с ним перед отъездом, оттого и задержалась. Выясняли отношения».
— У тебя здесь какие-нибудь дела?
— Нет, просто хочу пожить здесь месяц-другой, посмотреть Англию…
— Надеюсь, вначале ты все-таки поживешь у меня.
— А владелец дома? Ты как-то писал, что гости у него бывают очень редко. Может, он будет недоволен моим приездом?
— Нет, сэр Трэверс вовсе не такой нелюдимый, как ты вообразила. Немного замкнут, но не более.
До дома они добрались к ужину. Сославшись на плохое самочувствие после дороги, Алиса от еды отказалась и удалилась в отведенную ей комнату.
К ужину пришел мистер Харт, местный священник, старый приятель доктора. Джон Харт появился в этих краях лет на пять раньше Уэйна. Ходили слухи, что попал он сюда из-за любовной истории, поговаривали и о внебрачном ребенке. Какова бы ни была причина, карьера его резко оборвалась, завершившись местом сельского священника; впоследствии, когда разговоры уже поутихли, стало известно, что отец лишил его наследства, оставив свое довольно значительное состояние дальнему родственнику. Это дало толчок новой волне сплетен, но постепенно и она стихла: невозмутимое молчание Харта и безупречность поведения были плохой пищей для досужих домыслов. С доктором его сблизила определенная общность судьбы: оба потерпели крах в начала карьеры. Харт получил прекрасное образование, и Сэр Чарльз, найдя его интересным собеседником, неоднократно приглашал к себе, так что вскоре тот сделался в замке своим человеком. Деятельность сельского священника во многом зависела от столь состоятельного человека, владевшего окрестными земельными угодьями, как Трэверс, однако, невзирая на эту зависимость, Джон Харт никогда не подлаживался к сэру Чарльзу, чем завоевал его уважение. После его смерти Харт наведывался в замок из-за доктора, вечерняя партия в карты у обоих уже вошла в привычку, хотя назвать их близкими друзьями было бы ошибкой. Харт принадлежал к людям, которых уважают, но мало кто любит. Была ли его сдержанность и некоторая душевная холодность следствием погубивших карьеру обстоятельств или природным свойством натуры, судить трудно. Что касается нужд прихода, то иметь дело с Гордоном Траверсом было намного легче, чем с его отцом: в отличие от сэра Чарльза Гордон не проявлял интереса к деятельности священника, но вместе с тем никогда не отказывал в деньгах на благотворительные цели, хотя сам ни разу не принял участия в подобных мероприятиях.
