Рональд Нокс - Газовый свет
Бридон выслушал хозяйкину диатрибу довольно безучастно. Он слишком хорошо знал подобных людей и ни секунды не обольщался, что перекрестный допрос принесет хоть какие-то плоды. Анджела и ворковала, и вздыхала, а в нужную минуту нет-нет да и утирала платочком глаза, заслужив этими действиями горячее одобрение деспотичной собеседницы. И тут атмосфера резко переменилась: в комнату вошла служанка с чайным подносом в руках; воинственно вскинув голову, она молча шваркнула его на стол — дескать, там, за кулисами, ее вот только что отругали, а она плевать на это хотела. Девушка была рослая, бесспорно миловидная, единственное, что чуточку ее портило (романские народы сказали бы: красило), это легкая косинка на одном глазу. При отсутствии мало-мальски серьезных соперниц она вполне могла претендовать на роль первой красавицы поселка. В ее молчании сквозила такая решительность, что Анджела, которая сумела бы развязать язык даже камню, и та инстинктивно сочла за благо отложить расспросы на потом. Неизбежную паузу, разделяющую появление молочника и чайника, она провела лениво листая старомодную книгу отзывов. Неких мисс Харрисон добрая и внимательная хозяйка определенно окружила самой нежной заботой. Пулфордский клуб велосипедистов устраивал здесь ежегодную загородную вечеринку, и все участники написали, что они «в восторге и непременно приедут на будущий год». Молодожены хвалили Чилторп как тихое и спокойное место; а вот следующий постоялец приписал ниже: «Ничего подобного», да еще поставил несколько восклицательных знаков. Семейство Уодерспун, весьма многочисленное, уверяло, что потрясающе провело время в этом старинном подворье. Преподобный Артур Стамп с супругой увез с собой массу приятных воспоминаний о Чилторпе и окрестностях.
Майлс бесцельно слонялся по комнате, разглядывая художественные шедевры — непременный атрибут парадных комнат во всех мелких провинциальных гостиницах. Здесь, конечно же, стояло пианино, до ужаса расстроенное, с беспорядочной кипой разномастных сборников церковных гимнов и забытых танцевальных мелодий на крышке. На стене две картины, изображающие ссору и примирение влюбленных, герой и героиня облачены в костюмы для верховой езды. Узенькая книжная полка уставлена наградами из воскресной школы, среди них виднелись один-два новых романа в дешевом издании, наверняка забытые кем-то из прежних постояльцев. Вид Борнмута в уродливой ракушечной рамке. Фотография то ли какого-то местного сквайра, то ли иного лица, верхом на лошади. Несколько портретов, предназначенных увековечить память покойного мистера Дэвиса; он был весьма плотного телосложения, но, судя по всему, предпочитал носить слишком тесные костюмы и особенно рубашки. На каминной полке — целая выставка фотографий: молодые джентльмены в военных мундирах; матрос, вероятно, тот самый, что собрал диковинную коллекцию открыток с видами (она лежала в альбоме под специальным столиком); три свадебные группы, должно быть родня, — словом, детектив, заинтересованный подобными проблемами, мог наглядно ознакомиться здесь с необычайно долгой и запутанной историей бедняков.
У Бридона все это вызвало только сильнейшую досаду. Осматривая место преступления или какого-то загадочного происшествия, он любил походить там, потолкаться среди мебели, поглазеть на книги и безделушки — вдруг да расскажут что-нибудь о людях, с которыми он имеет дело. Если даже улик против них не найдешь, говаривал он, по крайней мере проникнешься обстановкой их жизни. Моттрам не потрудился соблюсти правила игры, умерев в деревенской гостинице, где его индивидуальность никак не могла оставить следа; эта парадная гостиничная комната ничем не отличалась от других парадных комнат, в других гостиницах, и мертвое тело наверху, изъятое, вырванное из привычного окружения, окажется нелегкой загадкой. В номере наверняка висит над умывальником коврик с изречением, наверняка есть там и большой гардероб с одеждой, пересыпанной шариками от моли, и дешевый оттиск «Пробуждения души» — типичная гостиничная комната, ничего собственно моттрамовского в ней не было и нет.
— Слушай, — неожиданно сказала Анджела, — Моттрам, по-видимому, наезжал сюда весьма регулярно, притом обязательно в сезон рыбной ловли. Тут есть несколько превосходных образчиков его подписи; последний автограф оставлен всего два дня назад!
— Гм, да ну? — отозвался Бридон. — Уже и подпись в книге оставил? С датой?
— Угу. Вот смотри. И. У. Моттрам, тринадцатого июня, а дальше тире и пробел. Наверно, он не знал точно, до какого числа пробудет.
— Ну-ка, ну-ка… Нет, знаешь, все вообще как-то не так. Это ведь не журнал регистрации постояльцев, а книга отзывов. Люди, оставляющие в ней записи, не указывают, до какого числа пробудут.
— Вообще никогда не указывают?
— Никогда. Взгляни, к примеру, Артур Стамп. И почерк, и слог сразу выдают педанта. Приехал он двадцать первого мая и пробыл до двадцать шестого. Уилкинсоны приехали на день позже, двадцать второго, а уехали двадцать четвертого. Но отзыв Уилкинсонов идет первым, ведь они и уехали первыми, понимаешь? И с Вайолет Харрис та же история: ее запись стоит прежде отзыва участников сандемановского праздника. Или вот прошлогодний автограф Моттрама. Никакого пробела он тогда не оставлял и дату отъезда не вписывал. Если что-то вписано позже, так или иначе заметишь, потому что места оставляют либо слишком много, либо слишком мало. Нет, Моттрам изменил своим привычкам, когда написал «тринадцатое июня», поставил тире и оставил пробел, да и вообще, я в жизни не встречал людей, которые помечают отзыв двумя датами.
— Ну, ты иной раз и завернешь!.. Нет-нет, чай ты будешь пить за столом. Мне вовсе не хочется, чтобы ты заплескал всю комнату… Зачем он, по-твоему, это написал, а? Никто же не собирался проверять, был он тут или не был. А вдруг это фальшивка, сделанная по прошлогодней записи? Тогда, значит, наверху вовсе даже не Моттрам.
— Не спеши, придет время — узнаем… По-моему, смысл имеет только одна версия: он приехал сюда, заведомо зная, что живым не уедет. Потому и решил сделать в книге запись, которая создаст впечатление, будто он прибыл сюда как обычно и намеревался уехать в добром здравии. В таких ситуациях люди упорно не желают замечать, что грубо перегибают палку. Нелепо, конечно, делать отсюда далеко идущий выводы, но, насколько я понимаю, вполне допустимо предположить, что Моттрам всерьез собирался покончить самоубийством, однако хотел обставить все так, будто ни о чем подобном и не помышлял.
— Дата хотя бы правильная, а?
— Разумеется. Какой смысл ее фальсифицировать, если всегда можно проверить по счету. Хозяйки привыкли точно записывать, когда приезжают постояльцы.
