Уинстон Грэхем - Энджелл, Перл и Маленький Божок
Когда они подъехали к Хэндли-Меррик, Перл сообразила, что это и есть имение леди Воспер. Они миновали серый с портиками в итальянском стиле особняк, расположенный шагах в пятидесяти от дороги, и в душе Перл шевельнулось смутное беспокойство, словно подсознательное предостережение. Пока мужчины созванивались, чтобы встретиться с адвокатом, Перл прогулялась по деревушке, маленькой, но очень живописной. Центр ее составляли десятка два ветхих деревянных домов. В деревушке была и церковь с квадратной башенкой и забавным шпилем, украшенным орнаментом, а также кабачок под названием «Адмиральский герб» с вывеской над входом, на которой был изображен моряк с повязкой на глазу, и несколько деревенских лавочек. Все эти строения сгрудились вокруг проточного пруда, по берегам которого росли неровно подстриженные вязы и ивы. Внутри церкви находились три памятника, воздвигнутых в честь Восперов-солдат. К северу от центра стояло несколько коттеджей и зданий муниципального совета, а также гараж, но в том направлении, где виднелся Меррик-Хауз, расположенный к югу от деревни, никаких новых строений видно не было.
Перл вернулась назад к дому, оперлась об ограду и стала смотреть на мрачный фасад. В любую минуту, представлялось ей, Годфри может подкатить к подъезду на зеленом «дженсене» и эта темноволосая энергичная женщина сядет в машину рядом с ним. Перл не знала, какие между ними отношения, однако бесцеремонность, с какой он вел себя с ней, заставляла подозревать, что отношения у них довольно близкие. Годфри вел себя бесцеремонно решительно со всеми. Он вел себя бесцеремонно и с ней самой. Только не надо об этом сейчас думать, иначе закружится голова.
Энджелл с Порчугалом пробыли у стряпчего около часа, а затем все вместе отправились пить чай в деревенский ресторанчик. Уилфред пил горячую воду с лимоном и отказался от всякой еды, но продолжал пребывать в хорошем расположении духа и рассказывал Симону Порчугалу все подробности одной партии в бридж, сыгранной им во вторник вечером. Его партнером был старый полковник, которому теперь перевалило уже за шестьдесят, но в те времена, когда они познакомились, он был одним из самых молодых полковников во всей английской армии.
— Мне почему-то трудно представить вас военным, Уилфред, — сказал Порчугал.
— Мне тоже. Да и не стоит. — Энджелл повелительным жестом поманил официанта. — Счет, пожалуйста. Порой оказываешься в ситуациях, для тебя абсолютно неподходящих и нежелательных. Однако, что поделаешь, приходится мириться. Разумеется, я был тогда совсем зеленым юнцом. Но пошел добровольцем. Мог бы получить отсрочку — я был тогда студентом-юристом, но, естественно, пошел воевать.
По пути домой Энджелл более подробно остановился на переживаниях военных лет. Скука и неудобства, бесконечные переходы, устройство на новом месте и трудности с провиантом в тылу; вечно на людях, никакого уединения, отсутствие книг, наступление и отступление под Тобруком; трофеи, которые он захватил: немецкая каска, значок люфтваффе, все эти реликвии до сих пор хранятся у него; разрушенные белые здания Мерса-Матрух, отражающиеся в синей глади Средиземного моря; бесконечные пески, знойное марево над ними, колючие, обжигающие пески, трупы, брошенные танки, разбитые пулеметы, полупотонувшие в песчаных холмах перевала Халфей.
— Когда это было — в сорок втором? — спросил Порчугал, который, как и Перл, подумал, что Энджелл, наверное, старше, чем прикидывается.
— Я был тогда совсем юнцом. Позже, когда еще шла война, меня послали обратно в Англию, я работал в Уайтхолле. Но те далекие годы были полны трудностей и жизнь требовала огромного мужества. О победе тогда не смели и мечтать, как бы избежать поражения, вот о чем думали. И тут, на мой взгляд, английский характер проявился во всем своем величии. Великолепное чувство товарищества, присущее нашей нации, по-настоящему проявляется лишь в дни бедствий. Помню один случай, когда английского пилота сбили над пустыней…
И он продолжал рассказывать. Кто знает, правда ли все это, думала Перл, может, и правда, но что-то в его рассказе вселяет недоверие. Видел ли он все это своими глазами или об иных вещах знает лишь понаслышке? Он старается произвести впечатление. Это какой-то более беспутный, более молодой, что ли, более обаятельный Уилфред, чем тот эгоистичный, надменный, солидный господин, за которого я вышла замуж. Кого он хочет поразить — мистера Порчугала или меня? Храбрый Уилфред. Но разве сыщешь кого-нибудь трусливее… В тот раз, когда у меня разболелось горло, он старался держаться подальше, словно боялся заразиться дифтеритом. Он не выносит больных, он боится смерти (тогда в самолете). Может, причиной всему война? Может, он пережил ужасное потрясение, о котором не хочет вспоминать? И все-таки… Он старается все приукрасить, а не приуменьшить. Чего это он расхвастался? Возможно, это связано с тем, что произошло между нами?
Мне кажется, сегодня он захочет спать со мной. Взгляд, которым он окинул меня, когда мы садились в машину. Чересчур для него страстный. Значит, сегодня ночью снова терпеть неуклюжие, утомительные ласки. Даже в любви он остается джентльменом. А сегодняшняя поездка лишила меня ласк самого неджентльменского мужчины, какого только можно сыскать. Не то чтобы Годфри был напорист или грубоват в иные моменты. Он уже кое-что усвоил. Но он порочен, потрясающе опытен в любви. Иначе разве бы я подчинилась? Он уже знает обо мне все, все мои слабости, уязвимые места, любую реакцию. Это уже не подчинение — или мне так больше не кажется. Скоро он будет так же принадлежать мне, как и я ему. Секс вредит его тренировкам, но его это, по-видимому, не волнует. Так чего мне-то волноваться? Надменный, как петух, Годфри, уверенный в себе Маленький Божок. Настойчивый, повелительный. Несмотря на все мое сопротивление, я уступила ему; он, должно быть, с самого начала знал, чем все кончится.
Окажись я честнее, отдайся я ему раньше и без сопротивления, мы все не оказались бы в таком положении. Какую жену я должна строить из себя сегодня ночью? Это уже действительно будет подчинением, на сей раз Уилфреду. А с другим — партнерство. Дикое, страстное, ищущее, жадное, нежное, изнуряющее, от которого теряешь голову. Глубины. Глубины, обнаруженные во мне самой; кружится голова, и я словно куда-то падаю. Годфри был прав, я не знала. Я не знала себя. С Уилфредом я бы никогда себя не узнала.
И все-таки я хорошо отношусь к Уилфреду; мне даже нравится его слабость, я ему благодарна и жалею его. Но мне не стоило склонять его к любви.
Я не могу разобраться в своих чувствах и больше ничего не соображаю. Я знаю лишь одно, что я погибла.
