Елена Муравьева - Требуются герои, оплата договорная
— Нет, конечно! Ты меня совратила самым наглым образом. Но это не оправдание. Ты была почти невменяема, я должен был держать себя в руках.
Катерина прижалась к нему сильнее.
— Лучше меня держи в руках.
В глубине леса зашлись в лае собаки. Спустя минуту над соснами взметнулась ракета.
— О, Господи! — люди на поляне застыли.
В руках одного из офицеров захрипела рация:
— Обнаружен бункер. Перед ним пустая машина. Девочка здесь! Живая, шевелится! Ее собака стережет. Здоровая как теленок, без ушей, белая с черными пятнами. Наши овчарки ее боятся. Придется отстрелить.
Катя в мгновение ока оказалась возле рации.
— Я тебе отстрелю! Я тебя своими руками удавлю! Рекса! Рексочка! — завопила что есть духу, — отойди от собаки, сволочь! Не смей ее трогать!
— Кто на связи? — полюбопытствовали в ответ.
— Я на связи, — представилась Катерина, — это моя собака. Моя белая с черными пятнами.
— Ну, зверюга!
— Рексюня! Это я! — орала Катя пуще-прежнего, не замечая направленных на нее взглядов. Ухватив командирскую руку с рацией, едва не глотая прибор, она оглушительно верещала, — Рексюшка, иди ко мне, иди милая.
Утробный бас выдал категорическое:
— Гав!
— И солдатиков не трогай, — продолжила Катя. — Они хорошие, они меня спасли. Отдай им девочку, ладно?
— Гав!
Если бы не своевременные собачьи отклики, можно было предположить, что барышня свихнулась от впечатлений. Беседовать с животным по рации — подобное встретишь не каждый день. Народ слушал, диву давался:
— Беги сюда, тут Борька, тетя Ира, иди к нам.
— Гав, гав.
— Хватит пререкаться, иди, я сказала.
— Гав.
— Зараза чертова, возвращайся немедленно! Получишь по первое число.
— Гав.
— Борька, скажи ей!
Устинов, с трудом переставляя ноги, подошел к Кате, строго потребовал в микрофон:
— Рекса! Ко мне!
— Они с ней по телефону часто болтают, она привыкла, — смущенно пояснила Ирина Сергеевна.
— Даже так? — Николай Антонович насмешливо фыркнул и — Доложите обстановку?! — потребовал в рацию.
— Девочка жива, сидит в углу, держит псину за шею, та рычит, никого не подпускает, скалит зубы. В помещении два трупа со следами клыков.
— Яна, Яночка… — Кравец ожил.
— Собаку не трогать, — Николай Антонович распоряжался уверенным тоном. — Мы сейчас будем.
Сквозь шелест и хрип пролетавших над лесом радиоволн донеслось:
— Не надо. Зверюга уходит. Ребята, расступись, дай дорогу. Яна, Яночка. Я — Леша Курчатов. Помнишь меня? Помню… — отблесками дальних событий врывались на поляну перед развалинами звуки чужих голосов. — Леша! Все в порядке! Мы возвращаемся.
В это мгновение показалась темно-серая «шестерка». За рулем сидел толи пьяный, толи сумасшедший. Машина, виляя, миновала фургоны, и рванула прямехонько к группе офицеров. Хлопнули дверцы, появилась женщина, вслед за ней мужчина. На измученных лицах застывшее ожидание, одежда в беспорядке.
— Жива, — сказал один из командиров.
Не стоило трудов догадаться: прибывшие — мама и папа девочки.
— Жива, жива… — мужчина осел на землю и зарыдал. Женщина повела себя иначе. Услышав заветное слово, она перевела дух, быстрым взглядом оценила присутствующих и обстановку. Внимание было приковано к лесу, оттуда ожидали появление солдат и девочки, о женщине сразу забыли. Она и плачущий отец стали эпизодом, отвлекающим моментом от основного события — спасения ребенка.
Незаметно, будто растаяв, женщина отделилась от всех и как-то сразу очутилась около Богунского. Верно угадав виновника своих бед, она выхватила из кармана платья нож и…
— Марийка! — Возглас одного из офицеров спас Степана.
Рука с ножом дрогнула, удар получился смазанным, по косой. Богунский успел увернуться. Охранник оттолкнул женщину, прежде чем она полоснула ножом еще раз.
— Сволочь, — прохрипела, выплевывая в лицо Богунскому, ненависть. — Теперь ты пожалеешь, что родился на белый свет. Будешь просить о смерти, как о милости, попомни мое слово, ублюдок.
Марийку оттащили, передали с рук на руки мужу. Он уже овладел собой и быстро усмирил бушующую жену. Она не сопротивлялась особо. Молчание, каменное, иступленное, нацеленное на сумрачную лесную даль, захватило ее. Месть не шла в сравнение с дочерью. Уже слышался лай собак, возбужденные голоса. Наконец показались крепкие фигуры. На руках одного из солдат растеклось бесформенной массой тельце малышки. Ручонки обвили шею, щека прижата к плечу.
— Мама! — вспорол лесную тишь крик. — Папа! Дедушка!
Никто не шевельнулся. Любимый голосок крушил тьму ужаса. Сознание боялось признать счастье. Не доверяло очевидному.
Первой очнулась женщина, понеслась на встречу.
— Яночка!
Катя отвернулась. Было жутко. Ребенок словно возвращался с того света.
— Яна! — очнулись остальные.
— Рекса! — белая собака трусила в обход человеческих страстей. Мимо людей с оружием, мимо злых ученых немок-овчарок, к своим родным, любимым. Холодный нос ткнулся Кате в ладонь, белый бок прижался к колену Бориса, красноватый взгляд уперся в Ирину Сергеевну. Я с вами, вы со мной живописала поза. Я немного начудила, простите, дуру непутевую. Но так уж получилось…Рекса вильнула обрубком хвоста. Она не испытывала раскаяния, только усталость и боль. Раненое плечо ныло, отчаянно хотелось домой.
— У нее кровь — сказала Катя.
— Я вижу, — Ирина Сергеевна разорвала пакет первой помощи.
— Ваша собака? — спросил один из военных.
— Наша, — подтвердил Борис.
— Сильна! Не дала увезти девчонку! Полковнику теперь в вечных должниках ходить, да молиться за собачье здоровье.
После драки, после победы, отдышавшись и убедившись, что девочке ничего не угрожает, Рекса стала приводить в сознание свою добычу. В некоторых случаях собаки справляются с обмороками не хуже людей. Тычки носом, легкое покусывание, шершавый язык — арсенал средств небогатый, но убедительный. Стон развел пересохшие губы, малышка приоткрыла глаза.
Хорошо, что она не испугалась. Дети и животные легко понимают друг друга.
— Ты пришла меня спасать, — пролепетала, заплетающимся языком девочка, — очень хорошо.
Сон сморил ее. Снотворное еще оказывало действие. Рекса терпеливо взялась за прежнее: тычки, покусывание, лизание. Вытащить ребенка, будучи раненой, ей не хватало силы. Оставить и бежать за подмогой — на это Рекса ни за что не решилась бы. Оставалось ждать. Рекса устроила морду на вытянутых лапах, опустила веки.
Забытье оборвалось внезапно с появлением новых запахов. Оружие, мужской пот, собаки. Рекса поднялась, стряхнула с плеч детские руки, приняла боевую стойку. Когда в бункер ворвались вооруженные люди, она встретила гостей в полной готовности. Немки сразу поняли: азиатка пойдет до конца, своего или их, как получится, и рвались с поводков, хрипя и лая, больше лицедействуя, выслуживаясь перед хозяевами.
