Елена Муравьева - Требуются герои, оплата договорная
Пока солдатушки рыскали по этажам, задержанных загнали в угол, не тот где хоронились Борис и Катя, другой. Надежный, глухой. Степан стонал. Раздробленное колено отчаянно болело и обещало множество неприятностей. В будущем. Если оно будет. Катя всхлипывала истерично и дергала то и дело наручники, пытаясь освободиться. Устинов сохранял спокойствие. Так выглядела наступившая разрядка. Решимость, готовность умереть, отпускала сердце медленно, тиски напряжения разжимались со скрипом. Внезапно настигшее избавление не воспринимались явью.
— Кто у вас главный? Позовите, — он с трудом произносил слова.
Ответом послужил удар в живот. Спецназ сам знал, что делать.
Устинов согнулся пополам, стал хватать ртом воздух. Благодетели не скупились, перед глазами плясали круги и пятна.
— Ублюдок! — Катя не промолчала. — Козел недоделанный.
— Выводи пленных! — раздалось с улицы.
— Вперед! — скомандовал охранник.
Катя зарыдала.
— Прекратить! — рявкнул солдат.
— Боречка, они нас убьют?
— Нет, нет, не бойся. Все в порядке! — за слова утешения Устинов получил прикладом в спину. Реальность, в которую он с трудом старался поверить, вторгалась в жизнь болью и хамством.
— Молчать! — спецназ изъяснялся исключительно повелительным наклонением. И матом. Двоим парням приходилось помогать Богунскому, сам он идти не мог. Каждый шаг сопровождался ругательством одно другого хуже и стопами. Лучше всех чувствовал себя Степанов помощник. Его не подстрелили, как прочих. Не покалечили, как некоторых. Даже не избили. От пистолета он успел избавиться, так что арест парня волновал не особенно. Обвинить его было не в чем.
— Мама? — удивился Борис. Их подвели к четырем командного вида мужчинам и женщине.
— Ребята! Тетя Ира! — возгласы смешались.
— Задержанные доставлены! В доме обнаружены четыре трупа. Огнестрел. — Под стеной в ряд лежали тела убитых.
Один из командиров обратился к Кате:
— Где девочка?
— Какая девочка? — ответила она.
— Колечко с синими цветами, — как заклинание простонал мужчина. — Вы звонили. — Он с ужасом смотрел на Катину ладонь. На безымянном пальце истошно синел эмалью перстенек.
— Где девочка? Ты жива? Они тебе ничего не сделали? — Ирина Сергеевна, затрясла Катю за плечи, начала исступленно целовать.
— Где девочка? — мужчина переадресовал вопрос Богунскому.
Встретив мутный от ненависти взгляд, тот сказал правду:
— Где-то в лесу. Я точно не знаю. Ее должны были уже отправить.
Мужчина кивнул одобрительно.
— Хорошо, — и отошел к солдатам.
— Тетя Ира, они хотели меня украсть и заставить родить какого-то ребенка…
— Они увезли Нину Чуенко, ее сестру, жену полковника, — кивок в сторону мужчины, — похитили внучку, пытались заморочить тебе голову…
— Хватит вам, — Устинов нахмурился. Его женщины рыдали и болтали несуразицы, смотреть на них было невыносимо. Он поднял глаза на конвоира:
— Можно отойти к березе? — знакомиться еще раз с кулаком или прикладом желания не возникало.
— Валяй.
Борис доковылял до ближайшего дерева, сполз, обдирая спину о шершавую кору, плюхнулся на землю, уткнулся лицом в колени, сжался в комок. Мир разнообразием шумов, запахов, суеты лез в душу; крушил царившее там предсмертное безразличие.
Подъехала еще одна машина. Из нее выскочили две немецкие овчарки с проводниками. Одна громко гавкнула. Катя обернулась, уставилась на псов с удивлением, слезы мгновенно высохли.
— Рекса… — сами собой дрогнули губы. — Эй!
Она шарила взглядом по поляне, искала фигуру того, кто спрашивал про девочку.
— Вот он, — помогла Ирина Сергеевна и потянула Катю к Кравцу.
— Рассредоточиться! — раздалась команда.
Ребятишки в камуфляже разбрелись по лесу. Овчарки почти сразу взяли след.
— Моя Рекса ищет вашу девочку.
Катино сообщение ничего не меняло. Мужчина благодарно кивнул, не отрывая глаз от сумрачного вечернего леса.
— Она удрала за ней… — глубокомысленно и маловразумительно изрекла Катерина. Не дожидаясь ответа, вернулась к Устинову, устроилась рядом, привалилась к плечу. — Я тебя люблю, — сообщила кстати, — больше-больше- больше-больше…больше всего на свете. Давай поженимся. Я тебе детей рожу, готовить научусь, стирать буду каждый день, пироги печь…
Конвоир живо обернулся, уставился на Устинова. Что тот скажет? Барышня скучным голосом перечислила планы на будущее.
— …вязать начну, в школу пойду работать, дошью юбку, на балконе уберу…
— Не ври, — отмахнулся Борис.
Катя всхлипнула. Рядом, рукой подать, лежали убитые ею люди. Двое из четырех. Третьего, наружного охранника, она на свой счет не принимала. Хватало без того.
— Завтра после обеда идем в ЗАГС, — без всякого воодушевления уведомил Устинов.
— Лучше с утра.
— С утра у меня уроки. Если меня не уволят из лицея.
Устинов блаженно улыбнулся. Он вдруг отчетливо и ясно осознал: все закончилось. Они живы! Катька давила на плечо лохматой башкой, болтала чушь. Ей ничего больше не угрожало. И ему тоже ничего больше не угрожало. Они победили! Борис облегченно вздохнул, пытаясь унять щенячий восторг. Мы победили! Он прижался щекой к Катиной макушке, звонко чмокнул.
— Что рыжая? Как дела?
— Борька, я — убийца, — тихо еле слышно прошептала Катя и кивнула на трупы.
— Прекрати немедленно! — серое веселье в глазах взялось сталью. — Они — подонки, а мы защищались. Они людей мучают, а нам жить дальше. Нечего всякую шваль жалеть, не стоят они жалости.
— Но…
— Отстань… — радость от победы и гневная отповедь поглотила оставшиеся силы. Устинов замолк в изнеможении.
— Зачем ты ключ сперла? — спросил спустя минуту.
— Какой ключ? — сквозь наивную искренность перла наглая ложь.
— Где он? Не потеряла?
— Дома, в ящике лежит. А зачем тебе?
Ответа не последовало. Отдам ключ завтра, Борис еще раз чмокнул лохматую гриву.
— Боречка, — мысли Кати перескакивали с одного на другое, — скажи правду, я была очень противная на том острове? Как слюнявая идиотка или еще хуже?
— Ты была как сказка, как заколдованная принцесса, — сердце сжалось от нежности, — если бы я мог, то полюбил бы тебя еще сильнее.
Катерина умиленно шмыгнула носом.
Борис вздохнул тяжело и, снимая камень с сердца, сказал:
— Я ненавидел и презирал себя за слабость. Ты была бедная, несчастная, замученная, а я, кобель, не удержался, не устоял.
— Ты меня изнасиловал? — с надеждой спросила Катя.
— Нет, конечно! Ты меня совратила самым наглым образом. Но это не оправдание. Ты была почти невменяема, я должен был держать себя в руках.
