Дороти Сэйерс - Труп в оранжерее
— Милорды! — закричал сэр Импи. — Я протестую. У нас нет еще никаких доказательств, что было совершено какое-то убийство.
Это был первый пункт стратегии защиты, которую сэр Импи решил предпринять, и он вызвал небольшой всплеск волнения.
— Милорды, — продолжал адвокат, отвечая на вопрос председателя совета пэров, — я утверждаю, что до настоящего момента здесь не было никакой попытки доказать убийство, и пока обвинение не доказало убийство, такие слова не могут быть сказаны за свидетеля.
— Возможно, сэр Вигмор, было бы лучше использовать какое-нибудь другое слово.
— В нашем случае это не имеет значения, мой лорд; я преклоняюсь перед решением вашей светлости. Бог знает, что я не искал бы даже самого легкого или наиболее тривиального слова, чтобы воспрепятствовать защите при столь серьезном обвинении.
— Милорды, — заметил сэр Импи, — если хорошо осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор полагает, что слово «убийство» является мелочью, было бы интересно узнать, каким словам он придает значение.
— Осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор согласился использовать другое слово, — сказал председатель суда пэров успокаивающе, кивая сэру Вигмору, чтобы тот продолжал.
Сэр Импи, достигнув своей цели и лишив министра юстиции и генерального прокурора возможности нападать на свидетеля, умерив его первоначальный пыл, сел, и сэр Вигмор повторил свой вопрос.
— Я впервые сказал об этом мистеру Мурблсу приблизительно три недели назад.
— Мистер Мурблс — адвокат обвиняемого, я полагаю?
— Да, сэр.
— И как случилось, — спросил сэр Вигмор жестко, насаживая пенсне на свой довольно выступающий нос и глядя на свидетеля с негодованием, — что вы не упоминали об этом письме в ходе следствия или на более ранних слушаниях дела?
— Меня не спрашивали об этом, сэр.
— Почему вы внезапно решили прийти и сообщить мистеру Мурблсу об этом?
— Он спросил меня, сэр.
— О, он спросил вас, и вы без труда вспомнили, когда вам предложили это вспомнить?
— Нет, сэр, я помнил это все время. Но не придавал этому значения, сэр.
— О, вы помнили это все время, хотя не придавали этому значения. Теперь, когда я спросил вас об этом, вы не помнили об этом вообще, пока мистер Мурблс не предложил вам вспомнить.
— Мистер Мурблс не предлагал мне ничего, сэр, он спросил меня, пришли ли какие-то другие письма с той почтой, и я вспомнил про письмо.
— Точно. Вы вспомнили о нем, когда вам было предложено, но не раньше!
— Нет, сэр. Если бы меня спросили раньше, я, скорее всего, вспомнил бы и упомянул об этом письме, но, поскольку меня не спрашивали, я не думал, что это важно, сэр.
— Вы не думали, что письмо может быть важным, хотя этот человек получил письмо за несколько часов до своей… смерти?
— Нет, сэр, я полагаю, что, если бы это было важно, полиция спросила бы об этом, сэр.
— Значит, Джеймс Флеминг, я утверждаю, что вам не приходило в голову, что капитан Кэткарт мог получить письмо в ночь, когда он умер, пока защита не подсказала вам эту идею.
Свидетель, расстроенный этим вопросительно-отрицательным утверждением, замялся, и сэр Вигмор, оглядываясь вокруг и всем своим видом говоря: «Вы видите этого прохвоста», продолжал:
— Я предполагаю, что вам даже не пришло в голову упомянуть полиции о письмах в почтовой сумке?
— Нет, сэр.
— Почему нет?
— Я не думал, что это было моей обязанностью, сэр.
— Вы думали об этом вообще?
— Нет, сэр.
— Вы когда-либо думаете?
— Нет, сэр… я хотел сказать, да, сэр.
— Тогда, пожалуйста, думайте, что вы говорите теперь.
— Да, сэр.
— Вы говорите, что взяли все те важные письма из дома, не имея на это полномочий и не рассказав об этом полиции?
— У меня был приказ, сэр.
— Чей?
— Это было распоряжение его светлости, сэр.
— Ах! Распоряжение его светлости. Когда вы получили это распоряжение?
— Это часть моих ежедневных обязанностей, сэр, — относить по утрам почтовую сумку на почту.
— А разве вам не приходило в голову, что в случае, подобном этому, надлежащее информирование полиции могло быть более важным, чем эти распоряжения?
— Нет, сэр.
Раздосадованный сэр Вигмор сел на свое место, и сэр Импи снова взял свидетеля в свои руки.
— Мысль об этом письме, доставленном капитану Кэткарту, никогда не приходила вам в голову между днем смерти и днем, когда мистер Мурблс спросил вас об этом?
— Ну, это приходило мне в голову в некоторой степени, сэр.
— Когда это было?
— Перед заседанием расширенной коллегии присяжных, сэр.
— И как случилось, что вы не сказали об этом тогда?
— Джентльмен сказал, что я должен ограничиться ответами на вопросы и не добавлять ничего от себя, сэр.
— Кто был этот очень безапелляционный джентльмен?
— Адвокат, который спустился вниз задать вопросы для королевской власти, сэр.
— Спасибо, — вежливо сказал сэр Импи. Он сел и наклонившись, сказал мистеру Глиббери что-то, очевидно, очень забавное.
Вопрос письма далее исследовался в допросе достопочтенного Фредди. Сэр Вигмор Вринчинг затратил много усилий на подтверждение этим свидетелем того факта, что умерший обладал прекрасным здоровьем и отличным настроением, когда удалился в спальню вечером в среду, и говорил о своей приближающейся женитьбе.
— Видите ли, он казался особенно счастливым, — сказал достопочтенный Фредди.
— Особенно каким? — спросил председатель суда пэров.
— Счастливым, ваша честь, — сказал сэр Вигмор с подобострастным поклоном.
— Я не знаю, является ли это слово книжным, — сказал его светлость, включая его в свои заметки с дотошной точностью, — но я понимаю его как синоним слова «веселый».
Достопочтенный Фредди, обращаясь к суду, сказал, что он подразумевал больше, чем только веселый, — более оживленный и радостный.
— Можем мы рассматривать ваше заявление как то, что он был в исключительно отличном настроении? — предположил адвокат.
— Рассматривайте это заявление как любое настроение, которое вам нравится, — пробормотал свидетель, добавив: — Возьмите за ориентир Джона Бега.
— Покойный был особенно оживлен и весел, когда собирался ложиться спать, — сказал сэр Вигмор, сердито нахмурившись, — и собирался жениться в ближайшем будущем. Является ли это предположение истинным утверждением о его состоянии?
Достопочтенный Фредди согласился с этим.
Сэр Импи не подвергал свидетеля перекрестному допросу по поводу его отношения к ссоре и начал прямо со своего вопроса.