Филлис Джеймс - Череп под кожей
– Тогда зачем так рисковать и приглашать мисс Грей?
– А в чем риск? Она едва ли могла узнать, что письма – подделка, тем более за одни короткие выходные. Очень короткие выходные, если уж говорить о мисс Лайл. Организация ее приезда на остров стала финальным творческим аккордом всего плана.
– Я все равно считаю, что для него это было рискованно.
– Это потому, что мы видели девушку. Она умна и знает свое дело. Но Ральстон не мог этого знать. Кто она такая, в конце концов? Владелица детективного агентства, в котором работает единственная женщина-детектив. После того как Лайл познакомилась с ней у подруги – миссис Фортеск, кажется? – она, вероятно, предложила Ральстону нанять именно ее. Вот почему она не потрудилась лично провести собеседование с девушкой. Зачем беспокоиться, если вся эта затея – лишь одна большая хитрость?
– Интересная версия, сэр, но все равно остается вопрос, почему Лайл в принципе на это согласилась. То есть каким образом Ральстон убедил ее подыграть и притвориться, что ее жизни действительно угрожает опасность?
– В самом деле, каким, сержант? Как и мисс Грей, я могу оказаться слишком умным, и это же меня и погубит. Одно я знаю наверняка. Убийца провел под этой крышей целый день. И у меня есть целый ряд подозреваемых. Сэр Джордж Ральстон, баронет, некто вроде героя войны и предводителя стареющих вояк. Выдающийся театральный критик, о котором даже я слышал. При этом он серьезно болен, судя по его виду, а это означает, что он может умереть прямо здесь, если я утомлю его допросом. Допрос… Удивительно, как люди не любят это слово. Я полагаю, слишком сильны ассоциации с гестапо и КГБ. Далее – писатель-романист, автор бестселлера, который не только владеет островом, но и дружит с Коттрингемами, которые вхожи в кабинет лорда-наместника, главного констебля, члена парламента и всех остальных, кто пользуется авторитетом в графстве. Респектабельная бывшая школьная учительница, которая занялась книжной торговлей и, вероятно, входит в какую-нибудь организацию защиты гражданских прав и участвует в движении за равноправие полов. И она точно нажалуется местному члену парламента на чрезмерное давление со стороны полиции, если я повышу на нее голос. Да, еще школьник, притом довольно чувствительный. Хорошо, что он хотя бы вышел из детского возраста.
– Еще дворецкий, сэр.
– Спасибо, что напомнили, сержант. Мы не должны о нем забывать. Я считаю, что этот дворецкий – как пощечина самой судьбы. Так что давайте дадим мелкопоместному дворянству в библиотеке передышку и послушаем, что нам расскажет Мунтер.
Глава двадцать седьмая
Бакли с раздражением отметил, что Мунтер, получив приглашение Грогана сесть, одним лишь движением, в ходе которого опустил ягодицы на стул, умудрился намекнуть, что ему не полагается присаживаться в кабинете и Гроган совершил грубую ошибку, предложив ему это сделать. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел этого человека в Спимуте, а при такой внешности его сложно было забыть. Наблюдая за скорбным волевым лицом Мунтера, в котором не читалось никакой неловкости, естественной в данной ситуации, он заранее настроился не верить ни одному слову подозреваемого. Ему казалось странным, что человек хочет показаться более нелепым, чем задумано самой природой, и если таким образом Мунтер бросал вызов всему миру, то с полицией такое поведение было недопустимо. Будучи амбициозным конформистом по натуре, Бакли не испытывал неприязни к людям богаче его: он и сам собирался присоединиться к этой касте, – однако презирал тех, кто зарабатывал на жизнь, заискивая перед богачами, и не доверял им, и подозревал, что Гроган придерживается того же мнения. Он пристально и неодобрительно смотрел на него и сожалел, что не может принять более активного участия в допросе. Никогда еще требование шефа о том, чтобы он сидел молча, пока его не попросят заговорить, и внимательно наблюдал и ненавязчиво делал пометки, не казалось ему столь обременительным и унизительным. Страшно чувствительный к любому проявлению снисхождения, он заметил, что взгляд, которым небрежно одарил его Мунтер, отражал легкое удивление тем фактом, что его в принципе пустили в замок.
Гроган, сидя за столом, откинулся на стуле, так что спинка скрипнула, повернулся и, посмотрев в глаза Мунтеру, широко расставил ноги, будто хотел утвердиться в своих правах чувствовать себя уютно, как дома.
– Для начала расскажите нам, кто вы, откуда и в чем именно заключается ваша работа, – предложил он.
– Мои обязанности, сэр, не имеют исчерпывающего определения. Это не совсем обычный дом. Однако я отвечаю за все домашние дела и руковожу еще двумя слугами – моей женой и Олдфилдом, который выполняет работу садовника, разнорабочего и лодочника. В случае если требуется помощь, когда мистер Горриндж устраивает вечеринки или приглашает гостей, мы приглашаем временных работников с материка. Я слежу за серебром, вином и обслуживаю гостей за столом. Обязанности по приготовлению пищи обычно разделяются. Моя жена занимается выпечкой, а мистер Эмброуз периодически готовит сам. Он любит готовить пикантные блюда.
– Самые изысканные, я уверен. И как долго вы служите в этом необычном доме?
– Мы с женой поступили на службу к мистеру Горринджу в июле 1978 года, через три месяца после его возвращения из годичной поездки. Он унаследовал замок от дяди в 1977 году. Вероятно, вас заинтересует моя краткая биография. Я родился в Лондоне в 1940 году и учился в начальной и средней школе в районе Пимлико. Потом окончил курсы по обслуживанию в гостиничных ресторанах и семь лет работал в гостиницах в нашей стране и за рубежом. Затем я решил, что такая «казенная» жизнь не соответствует моему характеру, и поступил на работу в частном порядке, сначала к американскому бизнесмену, который жил в Лондоне, а потом, когда он вернулся домой, нанялся на службу к его светлости здесь, в Дорсете, в Боссингтон-хаус. Уверен, мой предыдущий хозяин поручится за меня, если необходимо.
– Не сомневаюсь. Если бы я искал слугу, то вы бы мне очень подошли. Но я собираюсь обратиться к более объективному источнику информации – отделу регистрации преступлений и преступников в Скотленд-Ярде. Это вас беспокоит?
– Это оскорбляет меня, сэр, а не беспокоит.
Бакли задался вопросом, когда Гроган прекратит это издевательство и приступит непосредственно к расспросам о том, чем занимался Мунтер в промежуток времени между обедом и обнаружением тела. Если эти предварительные манипуляции были призваны спровоцировать свидетеля, то из этого ничего не вышло. Однако Гроган знал свое дело – по крайней мере так, судя по всему, считали в лондонской полиции. Он приехал в Дорсет, уже имея определенную репутацию. Наконец он перестал смотреть на Мунтера, и голос его зазвучал как при обычном разговоре.
