Найо Марш - Последний занавес
Глава 14
ПСИХИАТРИЯ И КЛАДБИЩЕ
1
В характере Милли Анкред доминировала некая упрямая неотесанность, что было особенно ощутимо на фоне театрального поведения Полин, Дездемоны и Седрика. Она воплощалась и в ее плотной фигуре, коротких руках, ровно звучащем голосе, даже в построении фраз. Интересно, думал Аллейн, уж не подобрал ли себе жену покойный Генри Ирвинг Анкред с его богатой родословной, утонченными чувствами, ранимостью как раз ввиду отсутствия всего этого — за ее нормальность? Только вот была ли Милли, столь обожающая своего невозможного сынка, нормальна?
А впрочем, продолжал размышлять он, в человеческом поведении нет нормы, кому это известно лучше, чем им с Фоксом?
Он начал с рутинных вопросов, которые задают при расследовании любого дела и которые давно наскучил и любому следователю. Путь бутылки с горячим молоком был вновь прослежен с самого начала и не принес никаких неожиданностей, лишь стало вполне очевидно, что низвержение Милли в пользу мисс Орринкурт весьма не понравилось первой. Далее Аллейн перешел к медицинским делам. Мензурка была новая. Доктор Уизерс предложил поменять лекарство и оставил рецепт у аптекаря. Мисс Орринкурт взяла его у мистера Джунипера вместе с детскими лекарствами, и Милли сама передала его через Изабель сэру Генри. Принимать это лекарство следовало только в случае жестокого приступа, каких раньше, до той ночи, не было.
— Нет, туда она бы ничего не подсыпала, — сказала Милли. — Откуда ей знать, будет он вообще принимать это лекарство или нет. Он вообще ненавидел все эти микстуры и прибегал к ним только в самом крайнем случае. Да и то без видимой пользы. Я не доверяю доктору Уизерсу.
— Ах вот как?
— По-моему, он пренебрегает своими обязанностями. Мне сразу же показалось, что ему следовало бы побольше порасспрашивать про обстоятельства смерти моего свекра. Он слишком поглощен скачками и бриджем, а пациентам уделяет недостаточно внимания. При этом, — добавила Милли с отрывистым смехом, — свекру он нравился, не зря он оставил ему больше, чем некоторым из своих близких.
— Так что с там с лекарствами? — напомнил Аллейн.
— Не стала бы она в них ничего подмешивать. Зачем, ведь у нее был термос.
— А как насчет банки с крысиным ядом? Есть какие-нибудь идеи, как она могла у нее оказаться?
— Она с самого начала, как только приехала сюда, жаловалась на крыс. Я велела Баркеру разбросать отраву и сказала, что в кладовке есть жестянка. Она закричала, что боится яда.
Аллейн искоса посмотрел на Фокса, который сразу же принял исключительно благопристойный вид.
— Тогда, — продолжала Милли, — я сказала Баркеру, чтобы он поставил капканы. А когда через несколько недель нам понадобилась крысиная отрава для «Брейсгердла», выяснилось, что жестянка пропала. Насколько мне известно, никто к ней никогда не прикасался. Она хранилась в кладовке годами.
— И наверное, немало лет, — заметил Аллейн. — По-моему, мышьяк в качестве крысиной отравы давно уже вышел из употребления. — Он поднялся, вслед за ним встал и Фокс. — Ну что ж, это, пожалуй, все, — заключил Аллейн.
— Нет, не все, — твердо возразила Милли. — Мне надо знать, что эта женщина наговорила о моем сыне.
— Она утверждает, что розыгрыши они придумывали совместно, и он это признает.
— Должна сказать вам, — в первый раз голос Милли дрогнул, — должна сказать, что она пытается им прикрыться. Она пользуется его добротой, открытым нравом и любовью к разного рода забавам. Говорю вам…
В этот момент открылась дальняя дверь, и в гостиную заглянул Седрик. Мать сидела к нему спиной и, не замечая его появления, продолжала говорить. «Его используют, его используют», — повторяла и повторяла она дрожащим голосом. Седрик перевел взгляд с матери на Аллейна, который, в свою очередь, внимательно наблюдал за ним. Седрик поморщился, состроил недовольную, жалостливую мину, но губы оставались неподвижными, так что в целом лицо у него перекосилось. Он вошел и неслышно прикрыл за собой дверь. В руках у него был саквояж, весь покрытый наклейками, принадлежащий, по всей видимости, мисс Орринкурт. Поморщившись еще раз, он поставил его рядом со стулом и лишь затем направился к камину.
— Милли, дорогая, — проговорил он, кладя ей руки на плечи. Она вскрикнула от неожиданности. — Ну вот, напугал. Ты уж извини меня, пожалуйста.
Миллимент прикрыла ладонями его руки, и на мгновение, уступая ее беспокойному и требовательному прикосновению, он замер на месте.
— Ну, Милли, что случилось? — проговорил Седрик. — Кто это использует бедного маленького меня? Уж не Соня ли?
— Седди?!
— Я таким дурнем оказался, ты даже представить себе не можешь. Ну вот и пришел, как хороший мальчик, повиниться, — залепетал он тошнотворно и опустился на пол, привычно прижавшись к коленям матери. Она крепко обняла его. — Мистер Аллейн, — заговорил Седрик, широко округляя глаза, — мне очень стыдно за то, что я умчался тогда вслед за тетей Полин. Глупость какая-то, право слово, глупость. Но есть у некоторых привычка выражаться очень уж своеобразно, и вот тебе, пожалуйста, она тут как тут, пыхтит, шипит и вообще всячески дает понять, будто бы я пытаюсь скрыть какой-то страшный скелет в своем, вы уж поверьте, уныло-пустом шкафу.
Аллейн выжидательно молчал.
— Видите ли, мистер Аллейн (Милли, радость моя, тебя ждет небольшое потрясение, но не обращай внимания), видите ли, мистер Аллейн, между мной и Соней возникло, как бы это выразиться, некоторое взаимопонимание. Это дело самого последнего времени. Уже после того, как сюда приехала дражайшая миссис Аллейн. Она много чего здесь подметила, возможно, и это тоже.
— Если я вас правильно понимаю, — вставил Аллейн, — то вы явно заблуждаетесь. Уверен, ничего такого она не подметила.
— Правда?
— Вы что, пытаетесь объяснить мне, каким образом оказались в спальне мисс Орринкурт вечером, накануне смерти вашего деда?
— Так ведь после заявления тети Полин, — недовольно пробормотал Седрик, — между прочим, своими сведениями она обязана ночному визиту в старинные помещения в конце коридора, — после этого ничего не оставалось, как чистосердечно во всем признаться, верно?
— Седрик, — всполошилась Миллимент, — что тебе сделала эта женщина?
— Да ничего, радость моя, благодарение Богу, ничего. Я попытаюсь все объяснить. Она действительно очень хороша, не так ли, мистер Аллейн? Милли, дорогая, я знаю, что она тебе с самого начала не понравилась, и, судя по всему, ты оказалась совершенно права. Но знаешь, я был так заинтригован, а ей было так скучно, и нам захотелось чуть-чуть поразвлечься. Я просто заскочил к ней по пути к себе, и мы немного похихикали над теми страшилками, что происходят внизу.