Луи Байяр - Всевидящее око
– Рядовой Кокрейн, если я не ошибаюсь, это вы стояли в карауле в ту ночь, когда повесили Лероя Фрая?
– Да, сэр.
– Знаете, я просто запутался во всей этой куче свидетельских показаний, данных под присягой, и прочей писанины. Короче говоря, есть одна неясность, которую я надеюсь устранить с вашей помощью.
– С радостью, сэр, если только я смогу.
Ну вот и отлично… А теперь давайте вернемся к событиям той ночи. Я говорю о ночи с двадцать пятого на двадцать шестое октября. Когда тело кадета Фрая принесли в госпиталь, вас поставили охранять палату Б-3. Так?
– Да, сэр.
– И что вам велели?
– Мне приказали никого не подпускать к телу, чтобы никто не причинил ему вреда.
– Понятно. Значит, вы находились не в коридоре, а внутри палаты?
– Да, сэр.
– И больше никого в палате не было? Только вы и мертвый кадет Фрай?
– Да, сэр.
– Должно быть, тело чем-то прикрыли. Скорее всего, простыней. Я прав?
– Да, сэр.
– А в каком часу вас поставили охранять тело? Он немного подумал.
– Думаю, в час ночи.
– А теперь скажите, рядовой, что происходило во время вашей вахты.
– Да… ничего не происходило, сэр. Я нес караул до половины третьего. А потом меня сняли с поста.
Услышав эти слова, я улыбнулся солдату и его рваному сапогу. Мне показалось, что в ответ сапог тоже улыбнулся.
– Вы говорите, вас «сняли» с поста. Вот здесь-то и начинаются мои недоразумения. Вы, рядовой, дали два показания. В первом… какая жалость, не захватил с собой эту бумагу… но я помню, что там написано. Это показание вы дали вскоре после исчезновения тела кадета Фрая. Вы сказали, что с поста вас снял лейтенант Кинсли.
На лице рядового Кокрейна появились первые признаки жизни: он выпятил челюсть.
– Да, сэр.
– Весьма любопытно, рядовой. Лейтенант Кинсли всю ночь находился при капитане Хичкоке. Они оба мне это подтвердили. Думаю, теперь вы понимаете, что допустили ошибку. Непреднамеренную, но ошибку. Через день вы дали второе показание… простите, если я что-либо напутал, однако там вы не назвали фамилии офицера, а просто сказали «лейтенант»: «Меня снял с поста лейтенант».
В горле Кокрейна слегка булькнуло.
– Да, сэр.
– Теперь, наверное, вам понятно мое недоумение. Я так и не знаю, кто из лейтенантов снял вас с поста. Может, вы напряжете память и скажете мне?
Пока что рядовой Кокрейн напряженно шевелил ноздрями.
– Боюсь, сэр, я не смогу вам этого сказать.
– Поймите меня, рядовой: все, что вы мне скажете, останется между нами. Никто вас не накажет за ошибку.
– Да, сэр.
– Вы знаете, что полковник Тайер предоставил мне все полномочия в проведении расследования? В вашем возрасте я тоже боялся признаваться в допущенных ошибках, поскольку, как и вы сейчас, считал, что меня накажут. Повторяю: никто вас наказывать не собирается. Это вам понятно?
– Да, сэр.
– В таком случае попробуем еще раз. Кто снял вас с поста?
По волосам Кокрейна побежала тоненькая струйка пота.
– Не могу сказать вам, сэр.
– Объясните почему.
– Потому что… потому что я не знаю его фамилии.
– То есть вы не знаете фамилии офицера, снявшего вас с поста?
– Да, сэр.
Кокрейн низко опустил голову, будто ожидая, что я с досады дам ему затрещину.
– Ладно, – со всей мягкостью, на какую способен, произнес я. – Тогда вспомните, какие слова говорил вам этот офицер.
– Он сказал: «Благодарю вас, рядовой. Вы свободны. Идите и доложитесь лейтенанту Мидоузу».
– Не правда ли, странное распоряжение?
– Да, сэр, но таков был его приказ. Он еще добавил: «Поторапливайтесь!»
– Очень, очень интересно. Самое забавное, что жилище лейтенанта Мидоуза, если не ошибаюсь, находится к югу от госпиталя.
– Вы правы, сэр.
Оно находилось не только к югу от госпиталя, но и вдалеке от ледника. В нескольких сотнях ярдов.
– Что было дальше? – спросил я.
– Я прямиком отправился к лейтенанту Мидоузу. В пути был не более пяти минут. Лейтенант Мидоуз спал. Тогда я стал стучать в дверь, пока он не открыл, а когда он открыл дверь, то сказал, что не посылал за мной.
– Я не ослышался, рядовой? Лейтенант Мидоуз за вами не посылал?
– Нет, сэр. Он вообще ничего не знал про Фрая.
– И что было потом?
– Я решил, что неправильно понял приказ, и вернулся в госпиталь для уточнения.
– Вы вернулись в палату Б-3. И что вы там обнаружили?
– Ничего, сэр. То есть… тела в палате уже не было.
– А сколько времени вы отсутствовали в палате? Вы понимаете вопрос? Сколько времени вам понадобилось, чтобы сходить к Мидоузу и вернуться назад?
– Не более получаса, сэр. Даже меньше.
– Как вы поступили, обнаружив исчезновение тела?
– Я тут же побежал в караульное помещение Северной казармы. Там я доложил о случившемся дежурному офицеру, а он доложил капитану Хичкоку.
В соседней комнате застучал молоток сапожника. Его ритмичная дробь очень напоминала барабанную. Я даже не заметил, как очутился на ногах.
– Рядовой Кокрейн, я ни в коем случае не хочу добавлять вам бед. То, что случилось с вами, может случиться с каждым. Но меня заинтересовал этот таинственный офицер. Вам было знакомо его лицо?
– Нет, сэр. Я здесь всего два месяца и еще не всех знаю.
– А можете рассказать, как он выглядел?
– В палате было очень темно, сэр. Там горела всего одна свеча. Она стояла возле тела кадета Фрая. Офицер тоже пришел со свечой, но держал ее так, что его лицо оставалось в тени.
– Стало быть, лица его вы не видели?
– Нет, сэр.
– Тогда откуда вы узнали, что он – офицер?
– У него на плече была офицерская нашивка. И свечу он держал так, что я увидел эту нашивку.
– Очень предусмотрительно с его стороны, – усмехнулся я. – А своей фамилии он не назвал.
– Нет, сэр. Но по уставу, сэр, офицер и не обязан представляться рядовому.
Передо мной всплыла картина: палата, освещенная единственной свечкой… тело Лероя Фрая, прикрытое простыней… оторопевший Кокрейн, охраняющий покойника… и, наконец, офицер, чей голос исходит из темноты, а свеча в руке освещает нашивку.
– А что вы скажете про голос этого офицера?
– Не знаю, сэр. Он произнес всего несколько слов.
– Каким показался вам его голос? Высоким? Низким?
– Высоким, сэр. Выше обычного.
– Вы запомнили какие-нибудь особенности его фигуры? Он был высокого роста?
– Несколько ниже вас, сэр. Дюйма на два или на три.
– А его телосложение? Каким он вам показался: плотным или худощавым?
– Скорее худощавым. Но я плохо видел его фигуру, сэр.
– А смогли бы вы узнать его, если бы увидели при свете?
– Сомневаюсь, сэр.
– А по голосу?
Рядовой Кокрейн почесал ухо, будто надеясь извлечь оттуда звук голоса таинственного офицера.