Иван Менджерицкий - По методу профессора Лозанова
— Кого-кого?
— Ты когда в последний раз медкомиссию проходил?
— А что?
— Да вроде раньше на глухоту не жаловался.
— Но я же, товарищ подполковник, оперативный сотрудник БХСС! — взмолился Агеев. — Причем тут анонимщик?
— Мне интуиция подсказывает — ты справишься.
— У меня еще полно работы со строительно-механизированной колонной.
— Повторяешься.
— А у меня еще неделя отпуска есть, — не унимался Агеев.
— Самая сильная моя сторона — это железная аргументация, — доверительно сообщил Крымов, — и на твои причитания о неделе отпуска я отвечу словами популярной песенки: «На недельку до второго ты уедешь в Комарово».
— Действительно, железный аргумент.
— Вот и я говорю.
Утром Юрий Кузьмич Агеев уже входил в кабинет Александра Ивановича. Выкладывал из портфеля на стол перед Крымовым папку за папкой, пока не выросла довольно внушительная стопка.
— Садись, — сказал Александр Иванович.
И Кузьмич присел на один из стульев, стоявших вдоль стены.
— Как впечатление?
Агеев начал приподниматься.
— Сиди, сиди.
— Впечатление, товарищ подполковник, извините, как будто из нужника вылез.
— Извиняю, — Крымов кивнул на стопку из папок. — Нужник он и есть нужник. А теперь от эмоций перейдем к фактам.
— Да вы лучше знаете. Даром что ли одни и те же выраженьица в анонимках подчеркнули. Тут даже сомнений нет — один и тот же человек все это накропал.
— Или одни и те же люди.
— Может и такое статься.
— Ну, а что еще?
— Анонимщиков надо искать в тресте, которым Мельников руководил. Хоть и стопроцентная ложь в анонимках этих, но тот, кто писал, про дела треста знает. И для непосвященного выглядит все это убедительно. Вот комиссии так исправно на это и клевали, как голодная рыбка в жаркий день.
— Ну, ты тут, Кузьмич, не совсем прав, — медленно проговорил Крымов. — Ложь там не на сто процентов, а этак на 98. Это как раз свидетельствует, что мы имеем дело с опытным и умным клеветником. Он один достоверный фактик подбрасывает, действительно, как наживку. Глядишь — правда. Значит, и остальные проверять надо, уже лживые, грязные, но поди же знай заранее, что они такие. Так что противник у нас серьезный.
— Или противники.
— Ну да. Только даже если их было несколько человек, исполнял все эти пасквили один. Из этого пока и будем исходить. Я разработал небольшой план. Не бог весть что, но лиха беда начало. Первое. Надо постараться найти машинку, на которой все это было напечатано. Второе. Необходимо выяснить, кто в течение двух месяцев до появления первой анонимки был из треста уволен. Третье. И это, пожалуй, самое сложное. Кому мог мешать Владимир Иванович Мельников? Или кто, скажем, мог претендовать на его место.
— А к Павлу Васильевичу не обращались?
— Он в командировке. В среду будет. Обращусь, конечно.
Агеев вытащил из кармана крошечный блокнотик, полистал его, сказал:
— На анонимке от 16 июля 84 года есть заметный отпечаток.
— Видел, — кивнул Крымов, — да только, Кузьмич, эта анонимка в стольких руках перебывала… Глядишь, кто-то из усталых членов комиссии читал ее уже за чаем с булочкой, начиненной кремом.
— И все же…
— Обратим на это внимание Павла Васильевича. Но нас, как оказалось, ожидал небольшой сюрприз.
Крымов вытащил из среднего ящика письменного стола конверт, осторожно вынул из него листок бумаги.
— Два дня назад на Мельникова очередная анонимка пришла. Судя по штампу, отправлена через неделю после его похорон. О чем это говорит?
— Получается, что человек этот не из треста, — быстро проговорил Агеев, — там ведь все знали, что Мельников умер.
— Верно, — согласился Крымов. Повторил: — Верно, если только человек этот не хочет сбить нас со следа.
— Не усложняете, Александр Иванович? Не очень ли уж он у вас умным выходит?
— Лучше переоценить противника, чем недооценить его, — назидательно произнес Крымов.
…Трест, которым руководил Мельников, помещался в башне из стекла и бетона. В общем, ничем не примечательное здание. Зимой холодно, летом жарко. Красоты никакой.
Юрий Кузьмич Агеев шел по коридору, изучая таблички. Остановился около двери, на которой значилось: «Машбюро». Постучал и, не дождавшись ответа, толкнул дверь.
Машбюро занимало небольшую комнату с окном во всю стену. В комнате помещалось пять столов. Один из них пустовал, а за другими сидели девушки. Правда, печатала из них только одна. Две оживленно разговаривали, а одна неторопливо листала журнал мод.
— Здрасьте, — сказал Агеев. — Какое приятное общество. А я еще так долго отказывался нанести вам визит дружбы. Воистину неизвестно, где найдешь, где потеряешь.
— Если что-то надо срочно напечатать, — сказала одна из них, — так приходите завтра.
— А еще лучше послезавтра, — добавила другая.
— А еще лучше после дождичка в четверг, — догадался Кузьмич.
— Да нас завалили работой. Сидим, вкалываем, спин не разгибаем, — это говорила самая хорошенькая из них, неторопливо покрывая ногти лаком.
— Вижу, — успокоил ее Агеев. — Трудовой энтузиазм, порыв, так сказать. Но дело в том, барышни, что я не из вашей организации. Я из бюро по ремонту пишущих машинок. Наша фирма заключила с вашим высокоуважаемым трестом договор на обслуживание и профилактику.
— Так бы сразу и сказал, — голос девушки, наконец, потеплел.
Агеев уселся за одну из машинок, принялся бодро что-то выстукивать на ней. Объяснял:
— Выявляем дефекты явные и тайные. Паяем, лудим, починяем.
— Давай-давай! — подбодрили его.
Через несколько минут он уже входил в бухгалтерию. Остановился в почтении у стола, за которым сидела немолодая полная женщина и двумя пальцами, впрочем, довольно быстро, стучала на большой канцелярской «Оптиме» — заполняла какой-то бланк.
— Здравствуйте, Муза Павловна, — радостно приветствовал ее Агеев.
— Не мешай, — не отрываясь от машинки, сказала она.
Агеев изобразил покорность и скромность.
— Свет застишь, — прикрикнула на него Муза Павловна. — И по личным делам приходи после двух.
— Я по государственным, — заверил ее Агеев.
— По государственным? — переспросила ока, наконец, оторвавшись от машинки. — Ты-то? — и засмеялась басом.
— Мне бумажку одну напечатать надо, — заискивающе говорил Агеев. — Маленькую. — Развел в стороны большой и указательный пальцы. — Вот такую.
— Я тебе не машинистка.
— Как можно, Муза Павловна, перепутать вас с машинисткой! — возмутился Агеев. — У меня и в мыслях даже такого не было. Я напечатаю сам.