Лев Самойлов - Выстрел в переулке
Зайцева вышла.
— Вера Анатольевна, не пришло ли время побеседовать с нашими немыми свидетелями? — сказал Гончаров.
— Их немного, Федор Георгиевич, — в тон ему ответила Коваленко. — В машине Савушкина найдено всего-навсего несколько горелых спичек, окурок, волос какой-то. Я посылаю их в научно-технический отдел.
— Правильно делаете. А сейчас, если не возражаете, мне бы хотелось посмотреть на это хозяйство.
— Пожалуйста. Пройдемте в соседний кабинет. Материалы там.
— Идемте, — Гончаров снял со спинки стула пиджак и надел его.
Письменный стол, широкий деревянный шкаф и десяток стульев занимали почти весь узкий н длинный кабинет, в котором работала следователь прокуратуры.
— «Разложил товар купец. — пошутил Гончаров. — Показывайте. Вера Анатольевна.
— Садитесь за «прилавок», товарищи покупатели.
Коваленко, улыбаясь, усадила Гончарова на свое место за столом, а сама прошла в угол комнаты и открыла шкаф.
Три крошечных конверта, извлеченные ею из папки, легли перед майором.
— Не густо, — покачал тот головой.
В одном бумажном конверте лежали три обгорелые спички, в другом — окурок папиросы. Содержимое третьего, целлофанового, состояло всего-навсего из одного волоса.
— Ну что ж. — придвинул к себе конверты Гончаров, — спички отложим в сторону, я в них ничего не понимаю, возьмем папиросу.
Он осторожно вынул пинцетом окурок. Бросилась в глаза часть мундштука, окрашенная в ярко-красный цвет.
— Какая яркая помада! — сказал Гончаров.
— Этот цвет так и называется — ярко-морковный, — заметила Коваленко.
— Машиной пользуется профессор…
— Директор научно-исследовательского института Кадомцев. Большая величина в ученом мире, — подсказал Дроздов
— Он женат?
— Не знаю. — ответил Дроздов.
Вмешалась Коваленко:
— Да, я проверила. Сегодня утром позвонила по телефону в институт и разговаривала с профессором. Товарищ Кадомцев обещал быть у нас без четверти четыре. — Она посмотрела на маленькие ручные часики. — Сейчас три, через сорок пять минут профессор должен быть здесь.
Я слушал Коваленко, ее нежный, приятный голос и думал о том, что, пожалуй, никто никогда, встретив впервые эту молодую сероглазую женщину, не догадался бы о ее профессии, о ее тяжелом труде следователя.
— Хорошо, благодарю нас. — Гончаров еще некоторое время разглядывал со всех сторон окурок, потом бережно уложил его обратно в конверт. » — Надо выяснить один весьма существенный вопрос», — сказал он. — Как давно снимался с машины номер?
— Номер вообще не снимался, — ответила Коваленко. — Эксперт осматривал машину и установил, что номер надет давно и в последнее время не снимался. Письменное заключение будет готово к вечеру.
Гончаров внимательно выслушал, кивнул головой и тихо сказал, ни к кому не обращаясь:
— Я так и думал…
При этой реплике широко раскрыла глаза Коваленко, странно посмотрел на Гончарова Дроздов, я, по совести говоря, только я в этот момент еще не понимал причины их удивления.
— А вот, товарищ майор, еще один немой свидетель, — Дроздов взял со стола и передал в руки Гончарова целлофановый конверт.
— Ну, тут без увеличительного стекла не обойтись.
— У меня есть лупа пожалуйста, Коваленко вытащила из стола и протянула Гончарову большую лупу.
— Так, так, — Гончаров щелкнул пальнем по целлофановому конвертику, — что нам расскажет этот немой свидетель? — Ему, по-видимому, понравилось это выражение.
Осторожно, тем же пинцетом, майор вынул из пакетика волосок, положил его на предварительно разостланный на столе чистый лист бумаги и стал внимательно рассматривать через увеличительное стекло.
— До отправки в НТО давайте хоти бы предварительно уясним, что собой представляет эта улика.
Я не выдержал:
— Федор Георгиевич, извините, что вмешиваюсь. но, по совести, разве сейчас не зря тратится время? Ведь Савушкин достаточно изобличен. Что может дать какой-то волос, пара горелых спичек или окурок? Улик и без того множество, что же нам еще надо?
Не отвечая, Гончаров взял со стола линейку, измерил волос в длину.
« — Ишь ты, какой длинный», — сказал он, — двадцать девять сантиметров! — Только после этого манор посмотрел в мою сторону. — Значит, по-вашему, осталось совсем немногое? Так сказать, поединок, лицом к лицу, кто кого? Я же вам говорил, что наша романтика состоит из множества малоинтересных, но обязательных деталей. И то, что вы сейчас называете ненужной тратой времени, возможно, даст ответ на еще не решенную задачу.
— Не решенную? — удивился я.
Гончаров промолчал. Закончив исследования, он уложил волос в пакет, спрятал луну и сказал:
— Ну что же, друзья, кое-какими новыми данными мы обогатились. По структурному строению это волос человека и, судя, но его длине, принадлежит вернее принадлежал женщине. Итак, мы знаем женщина курит и красит губы помадой ярко — морковного цвета. К этому теперь мы можем добавить, что она крашенная блондинка и носит короткую прическу.
— Откуда вы все это узнали? Недоверчиво спросил я. — Нехитрое дело. Для этого даже не обязательно быть парикмахером, я уже не говорю — Шерлоком Холмсом. Дело в том, что обычно волос к своему окончанию постепенно утончается и имеет иглообразный вид. Иногда вершина его расщепляется, как говорят судебные медики, метелочкой, А так как у этого волоса окончание ровное, следовательно, волос обрезан и, вероятней всего, острижен ножницами.
— Но, может быть, он не острижен, а женщина случайно оборвала его, поправляя прическу? Может такое случиться? — не сдавался я.
— Нет, не может. Если волос оборвать, то место разрыва будет не ровное, а ступепчатообразное. Окончание волоса успело несколько зашлифоваться, надо полагать, стриглась эта женщина не менее двух-трех недель назад. Это уточнит специалист.
— А как вы установили, что это крашеная блондинка?
— Очень просто. Весь волос светлый, а у корня темный. За время, прошедшее после стрижки и окраски, волосы отросли, и корни имеют естественный цвет.
— Однако еще неизвестно, чей это окурок и чей волос. » Может, и то и другое принадлежит жене профессора или вообще попало в машину случайно», — сказал я.
— Проверим, — спокойно ответил Гончаров. — Наша обязанность не отвергать никаких предположений, пока не будет доказано, что они неверны. Кстати, вы видели когда-нибудь завитую женщину после купанья или попавшую под дождь?
— Видел, — ответил я, не понимая смысла вопроса. — А при чем здесь…
