Найо Марш - Смерть в театре «Дельфин»
Кондукис? Кондукис?! С тем же успехом Мэйсон мог сказать «мистер Онассис». Неужели речь идёт именно о мистере Вэссиле Кондукисе? Чем больше Перигрин размышлял над этим, тем более возможным ему это казалось. Но, Боже милостивый, какое чудо могло привести мистера Вэссила Кондукиса в заброшенный театр на южном берегу Темзы, да ещё в половине десятого утра, когда, по общему мнению, ему надлежало болтаться в собственной яхте где-нибудь в океане? И каким чудом мистер Перигрин оказался в доме мистера Кондукиса, что по своей дерзости, как теперь забрезжило перед его мысленным взором, равнялось попытке принять участие в великосветском романе, пусть даже и вышедшем из-под пера бульварного писаки (сорт литературы, которой мистер Джей никогда не интересовался)?
Перигрин оглядел комнату, и его губы непроизвольно скривились. Пусть он не любитель светской хроники, но собственную-то пьесу «Современный политик» он все-таки читал! Экипировка тоже вполне соответствовала его понятиям о театральном реквизите и поразительно сочеталась с окружающими декорациями. Перигрин растерянно поднял галстук, который лежал рядом с плотной шёлковой рубашкой. «Шерве» — гласила этикетка. Где это ему доводилось читать о «Шерве»?
"Не желаю иметь с этим ничего общего!» — вдруг пронеслось у него в голове. Затем он сел на кровать и без всякого успеха набрал один за другим несколько номеров. Мистер Джей вздохнул и стал обряжаться. Несмотря на некоторую консервативность стиля, он должен был признать, что выглядит необычайно представительно. Даже ботинки подошли.
Спускаясь по лестнице, он репетировал короткую речь. Мэйсон поджидал его внизу.
— Вы сказали — мистер Кондукис? — осведомился Перигрин.
— Да, сэр. Мистер Вэссил Кондукис. Сюда, сэр, будьте любезны.
Мистер Кондукис стоял в библиотеке перед камином, и Перигрин спросил себя, как это его угораздило не узнать столь знаменитую личность, фотографии которой буквально не сходили со страниц газет. Говорили, что лицо на этих фотографиях совершенно не соответствует характеру его обладателя. Оно было смуглым, почти оливковым, а глаза — неожиданно светлые, почти бесцветные, невыразительные. Как решил впоследствии Перигрин, именно они являются виновниками всех досужих домыслов. Рот тоже оставлял двойственное впечатление: с одной стороны, его линию можно было назвать жёсткой, с другой — неуверенной, уязвимой. Подбородок тяжёлый. Волосы тёмные, вьющиеся, с сединой на висках. В общем и целом мистер Кондукис выглядел как человек, стоящий невесть сколько миллионов.
— Заходите, — произнёс он. — Пожалуйста. Говорил мистер Кондукис тенором. Небольшой акцент, выдающий иностранное происхождение? Скорее лёгкое пришепётывание.
Когда Перигрин приблизился, мистер Кондукис перевёл взгляд на руки своего гостя.
— Вы в порядке? Оправились?
— Да. Не знаю, как благодарить вас, сэр. Что же касается всех этих вещей, я, право…
— Они вам впору?
— Да, совершенно.
— Больше ничего и не требуется.
— Кроме признания того, что они все-таки принадлежат вам, — сказал Перигрин, выдавив из себя лёгкую усмешку, чтобы фраза не прозвучала чересчур напыщенно.
— Я уже говорил, что чувствую себя ответственным за случившееся. Вы могли… — тут голос изменил мистеру Кондукису, но губы беззвучно закончили фразу:
— захлебнуться.
— Клянусь честью, сэр, это так! — начал Перигрин заготовленную речь. — Вы спасли мне жизнь. Без вас я так бы и висел на кончиках пальцев, пока совсем не обессилели, а потом… потом, как вы изволили выразиться, захлебнулся бы самым гнусным образом.
— Я бы винил в этом себя, — почти беззвучно произнёс мистер Кондукис.
— Боже, но почему?! Какая связь между вами и дырой на сцене «Дельфина»?
— Это здание — моя собственность.
— О! — воскликнул Перигрин прежде, чем успел сдержать себя. — Прекрасно!
— Почему?
— Я имел в виду, как прекрасно владеть этим восхитительным маленьким театром.
Мистер Кондукис посмотрел на него без всякого выражения.
— Вот как? Прекрасно? Восхитительный? Вы, наверное, знаток театральных зданий?
— Не совсем. То есть я не специалист. Господи, конечно, нет! Но я живу театром и прихожу в восторг от старых построек.
— Понятно. Полагаю, вы не откажетесь выпить со мной? — предложил мистер Кондукис в своей безликой сухой манере, направляясь к подносу с напитками.
— Ваш слуга уже потчевал меня очень крепким, великолепно подкрепляющим горячим ромом.
— Мне кажется, вы согласитесь ещё на одну порцию. Все необходимые компоненты тут есть.
— Только, пожалуйста, немного, — сказал Перигрин.
Кровь в жилах радостно пульсировала, и хотя в ушах стоял тихий звон, чувствовал он себя просто великолепно. Мистер Кондукис поколдовал у подноса и вернулся с ароматным дымящимся бокалом для Перигрина и чем-то налитым из кувшина для себя. Это «что-то» походило на простую воду.
— Присядьте, — предложил он.
Когда они сели, мистер Кондукис кинул на Перигрина быстрый, ничего не выражающий взгляд и сказал:
— Вы, вероятно, задаёте себе вопрос, почему я оказался в театре? Мне подали идею снести его, чтобы освободить место под застройку. Уже некоторое время обдумываю это предложение и решил освежить свои воспоминания. В агентстве по недвижимости моему человеку сообщили, что вы там.
С этими словами мистер Кондукис запустил два пальца в нагрудный карман, и Перигрин увидел свою карточку. Она показалась ему чудовищно неопрятной.
— Вы… вы собираетесь снести театр? — спросил он нарочито бесстрастным голосом, что прозвучало ужасно фальшиво, и сделал глоток рома. Напиток оказался очень крепким.
— Вам не нравится эта идея, — заметил мистер Кондукис скорее в форме утверждения, чем вопроса. — Есть ли тому иная причина, кроме общего интереса к подобным зданиям?
Если бы Перигрин был абсолютно трезв и одет в собственный костюм, он, скорее всего пробормотав нечто неубедительное, поспешил бы покинуть мир мистера Кондукиса. Однако он был вырван из привычного окружения и даже лишён привычной одежды.
Мистер Джей начал вдохновенную речь. Он говорил о том, как выглядел театр после всех нововведений мистера Адольфуса Руби. Он описал посетившее его за миг до падения в люк видение чистого, сверкающего огнями, полного взволнованной публики зала. Он упомянул, что здание — последний шедевр в своём роде и так хорошо оборудовано неожиданно большой сценой, что в нем можно ставить любые спектакли.
Он забыл и о мистере Кондукисе, и о бокале с ромом. Речь лилась красиво и свободно.
— Только подумайте, что значило бы устроить сезон шекспировских комедий! — восклицал Перигрин. — Представьте, как выглядели бы там «Усилия любви»! Может быть, даже баржа… да, например, «Серый дельфин», который доставлял бы зрителей в театр по воде. А перед началом представления на башне взмывал бы флаг с таким хитрым-прехитрым дельфином… и лёгкая, изящная, искромётная игра!.. О! От неё захватывает дух! Ничего подобного не бывает никогда — никогда! — на пьесах других авторов.
