Адива Гефен - Алмазная пыль
— Не кажется ли тебе, что настало время и мне получить немного из того, что у нас есть? Мой отец сидит на всем этом имуществе, как орел, охраняющий свои яйца. Упертый, как семь мулов! Ты только посмотри на меня! При всех тех деньгах, которыми он владеет, я в моем-то возрасте вынуждена обучать гаммам бездарных учеников! Почему?!
— Потому что это его деньги, и они принадлежат нам всем.
— Не смеши меня! Вы с Амноном получите от него всё. Всё-всё! Уж я-то знаю этого старика…
- Не будем сейчас об этом, — сухо сказала я. — Рассказывай дальше.
Но Рут не могла успокоиться.
— Знаешь, сколько раз я предлагала ему что-нибудь продать — этот дом или его дурацкую коллекцию.
— Похоже, что коллекция не такая уж дурацкая…
Она презрительно фыркнула.
— Старцы с тяжелым взглядом и еврейки в чепцах? Мой отец сидит на имуществе, которое может обеспечить нам всем райскую жизнь!
— Ну что ты стонешь, Рут? Ты живешь в доме, который он построил, зарабатываешь намного больше меня и…
— Не строй из себя праведницу! — взвилась она. — Твой отец был на моей стороне!
— Мой отец никогда не пошел бы против Макса.
— Нет? Так знай: эти деньги предполагали вполне определенное назначение, о котором ты предпочла не знать. Твоя мать нуждалась в лечении, которое стоит бешеных денег. Бешеных! — Она закатила глаза. — У нее нет медицинской страховки ни в Америке, ни здесь. Это ты знала?
— Кажется, да, — прошептала я.
— Теперь ты понимаешь, зачем мы обратились к твоему отцу. Он надеялся, что сумеет убедить Макса.
— Но он не сумел.
— Правильно! Потому что Макс не знал.
— Что?
— Где картина. Теперь я понимаю, что только два человека знали, где спрятана картина. Лиор и…
И тут до меня дошло! Как же я не подумала об этом?! Якоб Роткопф. Маленький сумасшедший. Вечный дедушкин спутник. Газета. Тот, кто учил меня свистеть и петь смешные песенки про маленького Меира, сидящего на вершине Гималаев, и про утку, которая пошла погулять и встретила селезня кря, кря, кря … Картина у него! Но где? Подвал, в котором он жил, давно пустует и пережил несколько серьезных наводнений. Трудно поверить, что там что-нибудь уцелело, и, кроме того, Рут несомненно перевернула там каждую тряпку.
— Твоя мама рассказала, что она рассердилась на Лиора и наказала его, — глаза Рут сверлили белый пол гостиной. — Лиор что-то говорил о картине, но она тогда этого не поняла. Она боялась его. Этот Якоб совсем сумасшедший, Габи! Я думаю, что ты стала такой… из-за того, что он с тобой сделал…
Она умолкла. Я смотрела на нее со злостью:
— Какой — такой?
Она не ответила.
— Ты знаешь покупателя, ради которого Магнук пошел на убийство? — спросила я.
— Почему ты спрашиваешь, Габи? Ты замышляешь новую сделку?
— Не совсем, — сказала я и потащила ее к окну. — Видишь вон того красавчика? Это мой телохранитель. А знаешь, почему его ко мне приставили? Потому что твой покупатель любит отломанные пальцы, отрезанные груди и кровоточащие головы. Ты должна знать, с кем имеешь дело!
Она прижала руку ко рту, сдерживая крик.
— Да, мы провели с ним непростую ночку. Послушай, ты должна всё рассказать Шамиру.
— Ну ты загнула! — хихикнула эта сволочь. — Подумай — мы с тобой можем кое-что заработать, покупатель не постоит за ценой. Возможно, он кажется опасным, если не получает…
— Рут, я понятия не имею, где картина.
— Пойди к Якобу! Надави на деда!
— И тогда твой коллекционер разрежет меня без наркоза?
— Что ты несешь! Речь идет о тонком ценителе искусства, о культурном человеке, который…
— …который готов приобрести также дедушкины уши, твой нос и несколько моих пальцев, как же ты не понимаешь?! Кто бы он ни был — миллиардер, сделавший деньги на лифчиках или на бельевых прищепках, — он нанял нескольких амбалов, которые сделают для него всё!
— Габи, знаешь, что ты сможешь купить на полмиллиона долларов, которые получишь за картину?
Ах так?! Теперь уже она охмуряет меня?
— Так как, Габи, детка? По рукам?
Я посмотрела на нее с отвращением.
— Пропащий ты человек, тетя, совсем пропащий, — сказала я и вышла.
— Подожди, — догнал меня ее голос. — Давай присядем… Мы с тобой можем договориться… — Но я уже взбежала по лестнице в свою квартиру, где обнаружила дедушку, сидящего на диване с книгой в руке, которую он нашел, конечно же, в книжном шкафу, бывшем когда-то его, и шепотом читающего биографию некоего Проклятогогитлера.
— Дедушка!
— Габиляйн, где ты была? Я перечитываю, как этот гад покончил с собой вместе со своей сукой… Что с тобой? Ты так выглядишь… Ты была у своей тети?
Я кивнула.
Дедушка вздохнул:
— Ох уж эта девчонка! Ну почему она такая?..
— Действительно, почему? Какая кошка между вами пробежала? Она твоя дочь, деда. Что она тебе сделала?
— Сделала, сделала такое, что я никогда ей не прощу.
— Что? Потопила «Титаник»? Украла ребенка у Линдбергов?
Он не улыбнулся:
— Это она настроила бабушку Йону против Якоба, — в его голосе была горечь и злость. — Это она нашептывала о нем всякие гадости. Это она сказала твоей матери отправить его в психбольницу.
— Я думала, это была мамина идея…
Он отрицательно помотал головой:
— Рут, как змея, говорила твоей матери: «Сделай так, сделай так». Габиляйн, в твоей тете есть много зла, зи ист ейне шлахте персон (она плохой человек).
— Дедушка, — я чуть не плакала. — С этим пора покончить. Мы должны найти эту картину.
Поблекшая синева его взгляда выдавала усталость, накопившуюся за целую жизнь.
— Ее уже можно открыть миру, дедушка. Это не такой большой скандал. Кого сегодня волнует, что еврейская девушка из хорошей семьи позировала обнаженной художнику-извращенцу?! Посмотри, во что мы впутались из-за этой тайны!
Он не ответил.
— Деда, ведь чем дальше, тем хуже! Сначала Сара Курт, теперь этот Магнук, один раз бандиты проникли к тебе в дом, два раза ко мне. Что еще должно произойти, чтобы ты понял, что эта картина приносит нам одни несчастья?!
И словно в подтверждение моей правоты, снаружи послышался вой сирены, визг тормозов и хлопанье дверей полицейской машины. Раздался топот на лестнице, и, выглянув в приоткрытую дверь, я увидела скверную прическу Шамира, который стоял у двери Рут и стучал в нее кулаком.
— Макс Райхенштейн, — сказала я, — что будем делать?
24
— Шамир сказал, что вам нельзя выходить из дома! — закричал мне вслед бравый парень, приставленный для моей охраны. Мы с дедушкой тем временем продолжали идти к папиному «форду».
