Тим Саймондс - Шерлок Холмс и болгарский кодекс (сборник)
– Кажется, я не требовал от вас простого ответа, Холмс!
– Ну, тем лучше, Уотсон. Если вы будете настаивать, то, скорее всего, я скажу, что сожалений у меня нет. Я прожил жизнь так, как того хотел, и неудачи, которые случались, не могут считаться причиной для сожалений. У меня нет иного выхода, кроме как остаться верным всем принятым мной решениям, поскольку они все исходили от меня и были частью меня. И потом, какой смысл в сожалениях?
– Вероятнее всего, никакого, но это не означает, что мы не можем их испытывать.
– А вы сами, Уотсон, сожалеете о чем-то?
– Я бы хотел, чтобы тем, кто любил меня, было даровано больше времени со мной, как и мне – с ними. Мое личное счастье всегда оказывалось временным состоянием. Жизнью я был доволен практически всегда, но истинное счастье было в лучшем случае преходящим, а чаще – недосягаемым. В профессиональном смысле я мало о чем могу жалеть. Афганская кампания сказалась на мне не лучшим образом, и влиться в мирную жизнь по возвращении домой было нелегко, отсюда и тот период, когда я бесцельно плыл по течению. В целом я достиг того, чего считал себя способным достигнуть. Объединение наших сил придало моей жизни дополнительное измерение и, конечно же, побудило меня заняться писательством – совершенно неожиданно для себя самого.
– В целом вы прекрасно зарекомендовали себя в качестве писателя. Мои собственные попытки блеснуть на литературном небосклоне оказались слабым подражанием вашему стилю. Я признаю, что с вами мне не сравниться.
– Возвращаясь к вопросу о сожалениях: у меня есть одно, которое омрачает мысли постоянно.
– Да, я так и думал и, подозреваю, догадался, о чем вы можете сожалеть.
– Интересно! О чем же, по-вашему?
– Элементарно, Уотсон. Вы желали бы быть отцом.
– Совершенно верно, Холмс. Конечно, бесполезно сейчас думать об этом, но моя жизнь была бы куда полнее, имей я детей.
– Многие люди хотели бы, чтобы их род продолжался.
– Но дело не в этом, Холмс, разве вы не понимаете? Меня ни капли не волнует, продолжится мой род или нет. Главное – любовь, чистая и простая. Радость от того, что в твоем доме есть дети, которых ты растишь и воспитываешь, уже сама стала бы наградой. У меня было чудесное детство, и я был бы счастлив подарить его своим детям. Но, как я уже сказал, сейчас говорить об этом бесполезно, мы не в силах повернуть время вспять.
– А как хотелось бы, Уотсон, ах, как хотелось бы… Как вы себя чувствуете, мой друг?
– Я устал, очень устал. И еще испытываю чувство, которое несколько выпадает из общей картины.
– Что это за чувство?
– Радость. Вы не находите это странным?
– Думаю, воспоминания, о которых мы сегодня говорили, сосредоточили ваши мысли на более счастливых временах. В каком-то смысле вы заново проживаете сейчас те годы, так что я ни в коей мере не считаю вашу радость странной. Может, несколько неожиданной, но не странной.
– И все-таки прошлое нельзя переделать. Жизнь, которую я прожил, это жизнь, которую я прожил. Даже самые глубокие сожаления ничего не изменят. Но мне все-таки хотелось бы, чтобы жизнь не заканчивалась так скоро.
Интерлюдия– Сестра, чай готов?
– Да, старшая сестра.
– Хорошо, а то у меня в горле пересохло. Где сестра Поллетт?
– Пошла проверить доктора Уотсона. Хотела побыть с ним немного.
– А что насчет других ее обязанностей? Когда она намерена заняться ими?
– Не будьте к ней слишком строги, старшая сестра. У нее доброе сердце, и она неравнодушный человек. Разве не это самое главное в нашей работе?
– Я не стала бы говорить ей это в лицо, но она и вправду хорошая медсестра, хоть порой и позволяет себе лишнее. Я вижу, что, несмотря на ее поведение, она предана своему делу.
– Простите, если мой вопрос неуместен, но что мешает вам сказать ей об этом?
– Ей еще многому надо научиться, и сейчас она нуждается в строгости, а не в похвалах. Я видела сестер, чья карьера не сложилась из-за того, что их перехвалили. Они стали слишком самоуверенными и небрежными, думая, что уже достигли всего.
– Но нам всем нужно доброе слово, старшая сестра.
– И вы получаете его от меня, когда заслуживаете, не так ли?
– Да, наверное.
– Не наверно, а так и есть, милочка. Не полакомиться ли нам печеньем, сестра Харрисон?
– А как же Люси?
– Она знает, где найти и чай, и печенье.
– Лучше я отнесу ей чашку, и она сможет выпить чаю, пока сидит с доктором Уотсоном.
– Сейчас я допью свой чай и сама ей все отнесу.
– Вы это серьезно, старшая сестра?
– Серьезно, милочка.
– Уотсон?.. Уотсон?
– Мне приснился сон. Меня несло по течению реки, я цеплялся за корни, торчащие из берега, но как ни старался, не мог ни за что удержаться, мои пальцы отказывались хватать эти спасательные канаты, и течение несло меня вперед – мягко, словно баюкая.
– Мягко качая на море слов…
– Откуда это, Холмс?
– Это ваши поэтические наклонности так повлияли на мои мысли. Столько лет чтения ваших записок наконец-то принесли плоды!
– Поэтическое начало, если пользоваться вашим термином, было необходимо, и не настолько уж оно выражено в моих сочинениях, как вы это представляли.
– Пусть так, Уотсон. Но кое-что всегда меня озадачивало.
– Что-то связанное со мной?
– Да, мой друг. Меня удивляло, почему вы никогда не пытались попробовать себя в других жанрах, почему не сочиняли ничего другого, кроме хроник обо мне. В конце концов, ваши произведения всегда отличались высокими литературными достоинствами, и, должен признать, эти записки о наших приключениях весьма занимательны.
– Я прекрасно сознавал свои недостатки как писателя. Даже теперь мне больно думать о противоречиях, которые встречаются в моих хрониках. Должно быть, я оставил своих читателей в крайнем замешательстве.
– Но, как вы уже отмечали, некоторые из тех противоречий были вызваны требованиями дипломатии и секретности. Даты, имена и географические названия, которые вы узнавали от меня, не всегда были точными, я признаю это. И не считаю, что эти невольные ошибки обесценивают ваш литературный талант.
– Нет, Холмс, я всегда понимал, где пролегают границы моих способностей. Сказать по правде, описание наших с вами приключений доставляло мне такое наслаждение, что никакие иные сферы сочинительства не привлекали меня. Я бы никогда не испытал того же удовольствия, работая в других жанрах.
– Может, вам стоило попытать удачи в тех областях знания, в которых вы были экспертом?
