Калеб Карр - Итальянский секретарь
– Откуда тебе это известно? - спросил его брат.
Холмс пожал плечами и опять занялся лютней:
– Это хорошо согласуется с остальными событиями сегодняшнего вечера, - сказал он. - Без сомнения, Сэдлер, убегая от погони, сдвоил след, вернулся и поджег машину.
Майкрофту, похоже, это натянутое объяснение понравилось не больше, чем самому Холмсу; но он огляделся с растущим сомнением и пробормотал лишь:
– Мы можем только гадать…
– Что за «старинная машина»? - спросил я. - О чем вы говорите?
– Верно - Ватсон же ее не видел! - Холмс как будто обрадовался моему невежеству, точнее - возможности просветить меня. Он быстро встал, отложил лютню и вышел из комнаты. - Скорее, Ватсон! - сказал он, пришлепнув листки с нотами на грудь своему удивленному брату. - Пока она не сгорела дотла!
Поспешая за ним, я остановился, увидев, что Майкрофт изучает ноты.
– Доктор, - сказал тот, протягивая большую руку и взяв меня за плечо. - Я достаточно хорошо знаю своего брата, и чувствую, когда какая-то вещь важна для расследования. - Он протянул мне ноты. - Что это?
Я глубоко задумался - как лучше объяснить ему? Но мне ничего не пришло в голову, кроме как спросить:
– Мистер Холмс… вы любите итальянскую оперу?
– Ну… как любой служащий Уайтхолла [26]…
Мне это не показалось безусловным утверждением.
– А Верди? - продолжал я.
Он покачал головой.
– Слишком напыщен, на мой вкус.
Я сунул ноты обратно ему в руки и сказал только:
– На вашем месте я бы своим вкусам не изменял, - и выбежал вон.
Когда я догнал Холмса, он стоял, наполовину высунувшись из окна, в другой спальне, на внешней стороне дворца. Открыв соседнее окно, я принял такую же позу и увидел в отдалении огромный костер. Мощное сооружение, похожее на подъемный кран, сделанное из могучих брусьев и водруженное на платформу на колесах, стояло сразу за северной линией внутренней ограды и пылало; вокруг него можно было разглядеть полицейских, которые, видимо, отчаявшись потушить огонь, бесцельно стояли и разгуливали вокруг, боязливо посмеиваясь при виде открывающегося им зрелища.
Картина эта напомнила мне что-то виденное в детстве, на картинке в книге; напрягая память и пытаясь соотнести картинку с контекстом, я, наконец, примерно представил себе, как могла выглядеть эта штука.
– Холмс! - окликнул я. - Это ведь средневековое осадное орудие, верно?
– Это требушет [27], Ватсон, - ответил мой друг, довольно рискованно усаживаясь на подоконнике открытого окна. - Когда я услышал о необычных увлечениях Вилла-Верняка, я сразу заподозрил… Вы, наверное, помните, что средневековые армии такими машинами швыряли чумные трупы в осажденные города. Это объяснило бы загадку тела Маккея - и место, где его нашли, и состояние тела. А мисс Маккензи, как вы помните, подтвердила, что у Сэдлера такая вещь имелась. Но все равно я был очень рад увидеть эту машину своими глазами - это одно из самых необычных объяснений в моей практике!
– И верно! - согласился я, внезапно поняв, что я, как и мой друг, смотрю на огонь с улыбкой. - Приятно смотреть, как ее пожирает огонь, верно, Холмс?
– Абсолютно.
– Может, нам надо принять участие в поисках? Сэдлера, то есть.
Холмс лишь спокойно покачал головой.
– Полиция его найдет, скорее всего. Но, хоть Сэдлер и незаурядный преступник, не его злая воля управляла этим делом. Мозгом заговора в гораздо большей степени служил лорд Фрэнсис - и все же в этом деле многое не поддается простому объяснению и не походит на обычное преступление.
– Не буду спорить, Холмс.
Мой друг поднял голову и хлопнул себя по колену.
– А теперь нам, может быть… Ватсон! - Внезапно на его лице отразился ужас. - Берегитесь!
Левым углом левого же глаза я засек быстро приближающийся объект и машинально подался назад, внутрь здания. Не успел я спрятаться, как бедные мои барабанные перепонки опять чуть не разлетелись от гневного пронзительного крика явно сбитой с толку хищной птицы; я тут же понял, что это огромный ястреб-тетеревятник, на вытянутых когтистых лапах которого болтались две длинных кожаных полосы. Когти эти были идеальными режущими орудиями, при помощи которых птица, очевидно, собиралась меня изуродовать, как когда-то изуродовала Хэкетта; Холмс вовремя предупредил меня и тем самым спас, но сердце у меня колотилось как бешеное.
– Проклятая тварь! - крикнул я, оглядываясь кругом и вспоминая, что оставил «Холланд и Холланд» в трапезной. - Если б я не забыл ружье!
Мой друг засмеялся:
– Хотите сказать, вы такой меткий стрелок, что снимете птицу, хоть и крупную, одиночным выстрелом в темноте?
Я осторожно высунул голову наружу и как раз успел увидеть крылатого охотника, величественно - спору нет - удаляющегося в залитое лунным светом небо, прочь от огня, дворца и жестокого ловчего, который так грубо лишил птицу свободы, сломив, пусть лишь на время, ее гордый дух.
– Нет, Холмс, не хочу - и, по правде сказать, я рад, что бедное создание вырвалось на свободу.
– Эта птица - символ всего этого дела, Ватсон, - задумчиво произнес Холмс, когда птица последний раз прокричала в отдалении. - Если уж у этой истории должен быть какой-то символ. Благородный, хоть и яростный, дух, загнанный в ловушку растленным негодяем, вынужденный служить его извращенным, низким целям… А теперь этот дух вернулся в свою стихию, туда, где его место, где жизнь и смерть вновь получают сверхъестественный смысл, непостижимый для нас, цивилизованных людей. - Холмс проводил глазами удаляющегося ястреба. - Хотя бы этот урок мы извлекли из происшедшего здесь, во дворце… и если нам повезет, мы сюда больше никогда не вернемся.
Глава XVI
Остаток нашей шотландской поездки стоит совершенно особняком от нескольких безумных и опасных дней в Холируд-Хаусе. Нас призвали в Балморал предстать перед Ее Величеством, но мы с Холмсом решили, что сначала должны содействовать полиции в задержании остальных сбежавших преступников. Как и предсказывал Холмс, Вилла Сэдлера вскоре задержали при попытке покинуть страну морем; на суде он постарался представить себя беспомощной пешкой в руках коварного аристократа - обычно в Шотландии этого достаточно, чтобы обеспечить себе сочувствие суда и публики; но у него ничего не вышло. Жители Эдинбурга разгневались на Сэдлера за то, что он так цинично использовал их старинную легенду и поверья, и потребовали преступнику сурового наказания. Забылось приятельство и дружба Вилла-Верняка с солдатами замкового гарнизона, с барменами в отелях и городскими лавочниками; и в конце концов Сэдлеру довелось испытать то же, что некогда королеве Марии, - ужас долгого, одинокого шествия ранним утром к месту казни.