Анна Грин - Кто убийца?
В высшей степени удивленный своим неожиданным открытием, я быстро нагнулся и достал листок; он был запечатан сургучом, но без адреса. Я тотчас же вскрыл его и прочел следующие строки, написанные, по-видимому, самой Джен, поскольку почерк был неровный, как обычно пишут люди малограмотные.
«Я — ужасное создание, я молчала все время, хотя знала вещи, которые непременно должна была рассказать. Но я не смела этого сделать, так как он угрожал, что убьет меня; я говорю о красивом статном господине с темной бородой, который в ту ночь, когда был убит мистер Левенворт, вышел из библиотеки с ключом в руках. Он казался таким расстроенным и дал мне денег, чтобы я уехала и молчала обо всем. Но я не могу больше молчать, мне все кажется, что я вижу, как плачет мисс Элеонора и просит, чтобы ее не запирали в тюрьму. Это истинная правда и мое последнее слово; я прошу Бога простить меня и спасти мисс Элеонору от ужасного несчастья».
Глава XXXIV
Грайс снова берется за дело
Прошло полчаса. Поезд, с которым мы ждали Грайса, уже пришел; я стоял в дверях дома и следил за толпой, выходившей из здания вокзала. Меня уже начинало охватывать отчаяние, как вдруг я заметил Грайса: он медленно продвигался по направлению к дому вдовы, тяжело опираясь на палку. Лицо его было достойно кисти художника.
– Недурное утреннее приветствие, — воскликнул он, войдя со мной в дом. — Джен умерла, и все наши надежды разрушились. Что же вы теперь думаете о Мэри Левенворт?
Ни слова не говоря в ответ на это, я молча протянул ему посмертную записку Джен. Никогда не забуду выражения его лица, когда он ее прочитал.
– Боже мой, — воскликнул он, — это что такое?
– Признание умирающей, написанное собственноручно Джен: я нашел его полчаса тому назад на ее постели.
Грайс быстро пробежал строки глазами, и на лице его отразилось еще большее удивление. Он со всех сторон рассматривал бумагу и, казалось, не мог от нее оторваться.
– Вот это уже серьезная улика, — воскликнул я не без некоторого торжества, — это меняет все дело.
– Вы думаете? — спросил он резко. — Вы говорите, что нашли это на ее постели. Расскажите подробнее, как это произошло.
– Эта бумага лежала под покойницей, — сказал я. — Я заметил, что уголок высовывается из-под плеча, и достал ее, вот и все.
– Эта записка была сложена и лежала в конверте, когда вы ее обнаружили?
– Да, сложена и вложена вот в этот конверт, — подтвердил я, подавая ему конверт.
Сыщик внимательно осмотрел его и продолжал меня расспрашивать:
– Конверт и бумага очень помяты. Были ли они в таком виде, когда вы их нашли?
– Да, и не только смяты, но даже скомканы, как вы их видите сейчас.
– Скомканы? Вы в этом уверены? Так что же, девушка, когда еще была жива, вероятно, валялась на них?
– Пожалуй.
– Вы не ошиблись? Не возникло ли у вас впечатление, будто бумагу подсунули после ее смерти?
– Нет, наоборот, мне показалось, что письмо было в ее руке перед смертью и только потом бумага выпала из руки и очутилась под нею.
Лицо Грайса омрачилось, будто мой ответ несколько разочаровал его. Он положил письмо на стол и задумался, затем снова взял его в руки, внимательно осмотрел бумагу, на которой оно было написано, быстро взглянул в мою сторону и исчез вместе с ним за портьерой, прикрывавшей окно. Его поведение было настолько странно, что я невольно встал, чтобы последовать за ним, но сыщик махнул мне рукой и сказал:
– Займитесь лучше оловянным ящичком, о котором вы так много говорили, и посмотрите, действительно ли он содержит те документы, о которых упоминала вдова, а я хочу побыть немного один.
Я с трудом скрыл свое удивление, но все же исполнил его просьбу и сел за стол, чтобы посмотреть на содержимое ящичка. Но не успел я открыть крышку, как Грайс снова подошел ко мне, бросил письмо на стол и решительным тоном сказал:
– Разве я не говорил, что это самая запутанная история, с какой я когда-либо сталкивался в жизни, мистер Рэймонд? — Впервые глаза его встретились с моими, до такой степени он был взволнован. — Приготовьтесь разочароваться: это письмо написано не Джен.
– Как? Это подлог?
– Да! Бедняжка и не думала писать этого письма.
– Но откуда вы знаете? — спросил я, вскочив с места.
– Посмотрите сами на письмо, исследуйте его внимательно. Теперь скажите, что вы в нем находите особенного, что бросается в глаза?
– Прежде всего то, что буквы как будто вырисованы очень тщательно, так, как всегда делают малограмотные люди.
– А что еще?
– Что буквы написаны на оборотной стороне обыкновенного листа бумаги.
– Обыкновенного листа?
– Да.
– То есть такого листа, который обыкновенно употребляют в торговых домах. А теперь всмотритесь внимательнее в строчки.
– Строчки начинаются от самого верхнего края — очевидно, часть листа была отрезана.
– Проще сказать, этот фрагмент вырезан из большого листа, не так ли?
– Да.
– И это все, что вы заметили?
– Не знаю, что можно еще обнаружить.
– Но разве вы не понимаете, что именно отрезано от этого листа?
– По всей вероятности, фабричное клеймо в углу, но я не понимаю, почему это так важно?
– Неужели? Неужели вы не понимаете, что благодаря этому мы лишены возможности узнать, откуда взялась эта бумага?
– Да, но я не вижу…
– В таком случае вы больший дилетант, чем я думал. Джен не могла быть заинтересована в том, чтобы скрыть фабричное клеймо, значит, отрезал верхнюю часть листа кто-то другой, а не она.
– Это вполне возможно, но…
– Ну, теперь прочитайте еще раз это признание и скажите, что вы о нем думаете?
Я исполнил его приказание и произнес:
– Девушка, терзаемая страхом, решилась на самоубийство, и Генри Клеверинг…
– Генри Клеверинг?
Вопрос этот был задан таким многозначительным тоном, что я с удивлением взглянул на Грайса.
– Да, — ответил я.
– Простите, я не знал, что здесь упоминается имя Клеверинга.
– Имя его здесь не названо, но описание убийцы…
– Неужели вы думаете, что такая девушка, как Джен, удовольствовалась бы тем, что описала бы наружность и не назвала имени, хотя оно было ей известно?
С этим пришлось, конечно, согласиться.
– Вы верите рассказу миссис Бельден? — спросил меня сыщик.
– Да…
– И вы верите, что рассказ ее относительно трагических событий последних дней совершенно правдив?
– Да.
– В таком случае вы должны согласиться с тем, что Джен, передававшая письма влюбленных, должна была знать имя Клеверинга.
