Найо Марш - Обманчивый блеск мишуры
— О Господи! — пробормотал мистер Смит, напустив на себя скорбный вид. — Когда рвутся струны, музыка умолкает.
— Ваша комната находится рядом с её, не так ли? Вы слышали что-нибудь?
— Между нами её ванная. Она получила в северо-западном уголке прямо номер люкс. Какие-то звуки я, конечно, слышал, но особо не вникал. У неё мог быть Хилли. Понимаете?
— Да.
— Но когда она с воплями помчалась по коридору, я подумал: “Ого-го!” — и вышел. Слава Богу, ничего страшного. Ещё раз спокойной ночи.
Когда он ушёл, Аллен сказал:
— Вылезай. — И Трой тихо возникла у него за спиной.
— Твоя рука, — сказала она. — Рори, я не вмешиваюсь, но как твоя рука?
— Не приставай ко мне, — очень похоже передразнил Аллен полковника и обнял жену правой рукой. — Хороший синяк, и все.
— Кто-то?…
— Я проверю гипотезу о кошке, а затем хоть пожар, хоть потоп, но мы идём спать!
— Я приготовлю тебе постель, хорошо?
— Пожалуйста, дорогая. Только, прежде чем ты уйдёшь, один вопрос. После ужина, около полуночи, ты выглянула из окна своей спальни и увидела, как Винсент заворачивает за северо-западный угол дома. Он вёз тачку, а в тачке лежала рождественская ёлка. Он скинул дерево под окном гардеробной полковника. Ты видела, как он сделал это?
— Нет. Там царила сплошная чернота. Я видела, как он идёт по тропинке. Она достаточно широкая. Тень не покрывала её. Он шёл в лунном свете, как на ладони. А затем исчез в глубокой тени, и я слышала, как он сбрасывает ёлку. После этого я отошла от окна.
— Ты видела, как он идёт обратно?
— Нет. Я озябла и легла.
— “В лунном свете, как на ладони”. Из твоего окна видна территория земляных работы? Там, где чистят озеро и насыпают холм?
— Да. Чуть влево.
— Ты смотрела в том направлении?
— Да. Было очень красиво. Можно забыть про все. Изумительные формы.
— Например, цепочка следов, уходящая вдаль?
— Ничего подобного. Все снежное поле — я имею в виду передний план — было девственно-чистым.
— Точно?
— Совершенно точно. Именно это и делало его изумительным.
— Нигде никаких отпечатков колёс и следов ног?
— Никаких. Винсент проехал по тропинке, которая была уже утоптана.
— А утром ты выглянула в окно?
— Да, дорогой. И на снегу не было никаких следов. Нигде. Могу добавить, что после нашего телефонного разговора я вышла за двери. Мне хотелось взглянуть на скульптуру Найджела. Она немного пострадала от непогоды, особенно с наветренной стороны. Все остальное практически сохранило первоначальную форму. Я обогнула дом, чтобы оценить ночной вид в новом ракурсе. Никаких следов нигде не было. Дорожки вокруг дома, двор и подъезд были утоптаны и в слякоти. А двор вдобавок выметен.
— Получается, что за ночь и утром никто не приближался к району земляных работ.
— Только если с противоположной стороны. Но и тогда я заметила бы следы на склоне.
— И после полуночи снегопада не было?
— Нет. Только северный ветер. Утром на небе я не заметила ни одного облачка.
— Так. Ураган разыгрался только сегодня к ночи. Спасибо, любимая. А теперь иди. Я ненадолго.
— Можно?…
— Да?
— Нет ли чего-нибудь, что я могла бы сделать? Хотя бы просто постоять, сложив ручки, как скорбный ангел?
— Я скажу, что ты можешь сделать. Ты можешь взять мой чемоданчик, спуститься по лестнице и собрать все до единого кусочки бывшего фамильного достояния Билл-Тосмена. Только очень осторожно. Бери их только за края, складывай в чемоданчик, а затем отнеси наверх. Я буду тут. Сделаешь?
— Подожди меня.
Когда Трой начала собирать осколки, Аллен направился к тому столику на галерее, где стояла ваза, и заглянул через перила. Под ним виднелась верхушка торшера, круг света, а в нем, как в луже, купались осколки фарфора. Макушка Трой, её плечи, колени и длинная тонкая рука, скользящая осторожными движениями над полом. Трой была прямо под ним.
Небольшой китайский столик — изящный, но очень крепкий — стоял у самых перил. Эбонитовый пьедестал, на котором покоилась ваза, по-прежнему находился на своём месте. Он поднимал вазу над перилами. Наверное, Хилари рассчитывал, что гости, подняв глаза, сразу восхитятся ненавязчиво поданным с самых выгодных позиций фамильным достоянием. Аллен действительно успел заметить и оценить вазу за эту долгую, долгую ночь.
Он включил на галерее весь свет и достал карманный фонарик, одолженный Рейберном. Затем начал дюйм за дюймом исследовать поверхность столика, — очень методично и тщательно, так что продолжал это занятие и тогда, когда Трой собрала все осколки, выключила внизу свет и поднялась к нему.
— Ты, наверное, ищешь следы когтей?
— Да.
— Нашёл?
— Пока нет. Иди. Я почти закончил. Я сам занесу чемоданчик.
Когда часы пробили час ночи и Аллен наконец пришёл к Трой, она сразу поняла, что лучше не спрашивать, нашёл ли он следы когтей Лапушки на китайском столике.
Потому что он явно ничего не нашёл.
4
Проснулся Аллен точно в три, как и приказал себе. Осторожно, чтобы не разбудить Трой, он пробрался через тёмную ванную к себе, побрился и сунул голову под холодную воду. Затем посмотрел в окно. Луна уже зашла, зато среди несущихся туч светили звезды. Ветер все ещё задувал, но дождь прекратился. Буря стихала. Аллен оделся, преодолевая боль в руке, натянул толстый свитер и сунул в карман капюшон.
Потом зажёг фонарик и, миновав коридор и галерею, спустился по лестнице. Тёмный холл зиял пустотой. Только в каминах кое-где ещё тлели красные глазки недогоревших углей. Аллен направился к коридору западного крыла и, свернув налево, дошёл до самой библиотеки.
Библиотека тоже тонула во тьме. Знакомый запах масла и скипидара на миг перенёс его в студию жены. Интересно, вернули на место портрет?
Аллен сделал несколько шагов от двери и вздрогнул, как прежде Трой, от щелчка замка, когда дверь вдруг приоткрылась сама по себе. Он затворил её.
Лучик фонарика заметался по комнате. Книги, лампы, стулья, картины, орнаменты — все это возникало и исчезало. Наконец в луч света попала рабочая скамья и рядом с ней мольберт.
Из темноты на Аллена глянул Хилари.
Аллен подошёл поближе. Свет фонаря стал ярче, оживив картину. Трой никак нельзя было обвинить в натуралистичности. Она выхватывала самую суть изображаемого предмета — в данном случае черты характера Хилари — и переносила их на холст.
Какие же это черты? Что она увидела?
Прежде всего, конечно, налёт надменности, заставивший её вспомнить о “достойном верблюде”. Плюс к этому элегантность, привередливость, даже наглость, некая вычурность. Но совершенно неожиданно в подчёркнутом сбеге от ноздрей к уголкам рта, который мог бы принадлежать сатиру. Трой открыла в Хилари гедониста.
