Ефим Друц - Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.
— Полез он, а там — мужик. Кучерявый — за нами. Кинулись, тот мужик лопочет по-цыгански, как мы с тобой. Потолковали, а это гадже, что в таборе кантовался.
— Артур!.. — Агата перекосило — Этого не хватало мне!
Он повидал Артура, когда еще сам ходил в пацанах. Когда Петрович был жив, с любого бы снял кнутом шкуру, кто захотел тронуть этого гадже. Многое знал Агат.
— Скажи-ка, Ромка, — спросил Агат, — замочек есть у него?
— Да, морэ, — ответил Роман, — знаю, о чем ты. Перстень при нем.
— Куда он ехал?
— В табор. Думаю, к Сашке.
— Лады. Навестим его дом. Втроем идем, с Кучерявым, пускай замаливает грехи. Усекли? Я, ты, Кучерявый.
Кодла еще пошумела и разошлась. Агат остался на хате один. Раздумался. Он привык жить с чужим именем. И наслушался легенд о себе. Сам их раскрашивал втихаря и ненароком в толпу блатных запускал. Уже вранье от правды не отделить…
…Голодно было в тот год, и таборные были злыми. Звали тогда Агата как всех — Иваном. Кликуху себе он потом придумал, когда надел черную куртку и завел черный перстень — замок лагерной выделки. Пошел из табора счастья искать, а на дороге вдруг старичок сидит маленький — в пиджачке, веревочкой подпоясан, в лаптях. Говорит старичок ему: «Здравствуй, цыган». — «Здравствуй, дед». — «Куда держишь путь?» — «За счастьем». — «Счастье чего искать, оно в самом человеке. У иного счастье уходит из рук, как вода». Иван задумался, а старичок тем временем сгинул. Иван его и не понял. Потряс чубом, дальше идет. Дошел до села, там свадьба гуляет. Ивана увидели, загоготали: «Эй, иди сюда, морэ, пой нам, танцуй!» Что цыгану? Спел, сплясал. «Ешь, цыган, пей, сколь хочешь! Ай, молодец!» Он еще пел. Понравился мужикам. Дали ему с собой самогона, баранины, сала да пирогов, всего надавали. Собрался он в табор идти, да задумался: может, лучше походить по свадьбам… Вышел на дорогу, навстречу ему — незнакомый табор, а он с мешками, как баба. Стыдно стало. Спрятал мешки под куст и сам сел. Подошли цыгане, он выбежал с палкой, кричит: «Стоять!!!» Те перепугались — что такое? А он им: «Тьфу, черт попутал!» — «Да что такое, морэ?» — «Думал, погоня. Магазин я взял, понабрал барахла, гонятся за мной. Двоих уложил, другие отстали. Думал, опять догоняют меня». Цыгане ему: «Едем с нами!» Положил он мешки в телегу, поехали. Цыгане толкуют: «Ты молодец». А Иван похваляется своей удалью. Люди простые, верят всему. Говорят ему: «Будь у нас старшим, баро шэро[109]».
Едут дальше. Расставили под вечер палатки, стали пить да гулять. А Ивана еще со свадьбы мутило. Отошел подальше в кусты, видит мешок. Не будь дурак, оттащил он этот мешок, прикопал. А там кроме всякого барахла было золото, принадлежавшее одному рому из табора. Тот наутро хватился — нету! Весь табор переполошил. Взяли цыгане пустое ведро, давай по ведру стучать костью и клясться, что ни при чем они. Так заведено испокон. Положено так. Один за другим: «Клянусь!», «Да чтоб дети мои поумирали!», «Я не брал!». И так далее. Весь табор клялся — и маленькие, и большие. Дошло до Ивана. Встал он, цыгане ему: «Ты что, морэ, зачем тебе? Ты вообще про это дело не слышал. Ты — пришлый». — «Ну, нет, ромалэ, чтоб не подумали плохого, и я поклянусь. Если я взял или видел то золото, пусть в тюрьму попаду». Тут старики закричали: «Морэ, ты что? Пусть лучше золото это сгинет, не говори таких слов. Страшная клятва!» Прошел день, и другой. Иван сказал: «Не могу я, ромалэ, без дела сидеть. Пойду я». — «Да что ты, живи с нами, сколько захочешь. Ты — молодец! Магазин взял. А воровать не ходи, убьют или в тюрьму посадят!» — «Не могу. Ведь я вор — такой у меня характер. Коней не воровал, а магазины, деньги — вот моя страсть». Ну, пошел. Откопал золото, зашел в деревню, нашел мужиков побогаче, они купили то золото. Не все, конечно, он продал. Получил Иван деньги, понакупил товара всякого, без разбора. Лошадь с телегой купил, ружье. Видит подвенечное платье в коробке, купил и его. Подался опять в тот табор. На самом подходе давай палить из ружья: бах да бах! А подъехал ближе и говорит: «Вот, ромалэ, прячьте все. Берите — все ваше. А мне не надо; ворую, потому что сердце у меня беспокойное».
Разделили цыгане подарки, одной цыганке досталось подвенечное платье. Надела она его — все руками развели: «Ах, какая красавица! Иди замуж за Ивана».
Отдали ему цыганку. Кончились деньги, стал остальное золото тратить. Кончилось и оно. Что дальше?.. Больным прикинулся. Начал добро свое продавать — вещи, коней. Но и это иссякло… Сказал молодой жене: «Пойду посмотрю. Что-нибудь высмотрю». Решил и в самом деле попробовать воровать…
Шагает дорогой, а из-под куста — опять старичок: «Что, морэ, куда собрался?» — «Да я ж говорил — ищу счастья». — «И я тебе говорил: счастье — в тебе самом. Выкуешь его сам — будешь счастлив, а нет — утечет, как вода».
Сказал и пропал. А Иван пошел дальше. Добрался до города. Там и осел. С тех пор и вправду ворует…
Агат очнулся от стука в окошко. Значит, не сон это был. Но и не явь. А так что-то. Жизнь его, вот что.
Дверь открылась, Гафа вошла.
— Чего тебя принесло?
— Ты, миленький, что-то неласков. Я новости принесла.
— Некогда мне. Уходи.
— Потерпи, дай сказать. Человек мне попался. Пошла я к нему.
— Ну и что? Я тебя не держу.
— Торопишься, слова не даешь сказать. Сижу у этого гадже, он коньяком угостил. А вышел на кухню, я поглядела, чем он богат. Вижу — перстень с Христом. Замок, по-твоему.
— Что? Ну-ну, дальше…
— Не понукай, не запряг… — Гафа перевела дыхание. — Взяла я вещь, понял?..
— Давай сюда.
— Унесла. А потом вернулась и отдала. Ноги сами обратно привели. Как будто во сне. Сроду такого не было. Тот чудак говорит на цыганском, как мы с тобой. Может, поэтому.
— Шалава! — вскричал Агат. — Что ко мне не пришла?! Ты ж у Артура была, твою мать в три погибели!..
— Не любишь меня, потому не пришла, — ответила Гафа. — Точно, это Артур. Человек он.
— Ну, ты! — с угрозой произнес Агат. — Раскисла, говоришь? Иди к нему снова, дура шальная. Иди, целуй, подмахни ему. А обо мне слово скажешь — не жить тебе.
— Я знаю свое, а ты делай, как знаешь, только этого человека трогать нельзя, таборные придут, из тебя душу вынут.
Ночь выдалась черная, без луны и без теней. В доме светилось лишь несколько окон, они будто висели во мраке. Роман остался на стреме. Агат с Кучерявым пошли наверх. Еще и отмычка не повернулась в замке, как дверь распахнулась, и Кучерявый подался за ней по инерции.
В свете стояли Артур и цыган из табора, выше его на полголовы. Цыган цыкнул зубом и ухмыльнулся.
— Здорово, ромалэ, — сказал Артур, — в гости пришли? Зайдите.
