Джемма О’Коннор - В поисках прошлого
Вот я в кухне, в пижаме, с игрушечным медведем в руках. Родители сидят за столом, друг против друга. У отца в руке бокал красного вина. На нем темно-синий свитер и светло-коричневые вельветовые брюки. Одна его нога лежит на стуле, и коричневый ботинок оставляет на сиденье грязные следы. Он улыбается маме. Пока я спускался вниз, все время повторял: «Да-ма, да-а-ма, да-а-а-ама, да-а-а-ама. Па-а-а-апа», — я хотел, чтобы он и мне улыбнулся. И сказал, что я умный, уже умею говорить. «Па-апа, я видел даму!» Все у меня получилось. Вот сейчас он мне улыбнется. Но его лицо вдруг все перекашивается. Отец швыряет бокал в маму. Она вскакивает на ноги, рот широко открыт. «Беги, Гил!» Раскидывает руки в стороны, ладонями вперед, словно отталкивая от себя воздух. «Беги, беги!» Я лечу через всю кухню и ударяюсь лицом о гладильную доску. Мама лежит на полу рядом со мной. Я смотрю сквозь прижмуренные веки и вижу, как отец поднимает ногу, обутую в тяжелый коричневый ботинок, и этот ботинок бьет ее по голове. Он продолжает пинать ее.
…Следующий момент — я уже под кроватью, свернувшись в комок, держусь за руку, которая страшно болит. Мама лежит рядом и пытается меня успокоить. Лицо у нее все в крови, выглядит она страшно напуганной.
Алкиона — дама. Дама — Алкиона? Это одно и то же. Я всегда знал ее имя, но до последнего времени не помнил девушку, которую видел в тот день в саду той женщины, потом на яхте отца, а потом возле заправочной станции. Самое странное заключалось в том, что, пока я возился и метался, вспоминая, мне все время приходила на ум яхта отца «Азурра» — как она медленно движется по воде, а мы с Трапом в своей лодке раскачиваемся на поднятых ею волнах. Когда я наконец заснул, во сне мне привиделась все та же яхта, и все повторялось вновь и вновь, и всякий раз я раскачивался на волнах, все ближе и ближе подплывая к носу яхты, пока не оказался совсем рядом — протяни руку и прикоснись. Обдумывая этот сон утром, я припомнил еще кое-что, чрезвычайно странное. На транце яхты было написано вовсе не «Азурра», а «Алкиона». Буквы были темно-синие, окантованные золотом. Я сказал себе, что это всего лишь сон, но неосознанно связал одну странную деталь с другой. Понимая в глубине души, что это очень важно.
Е-мейл от Фионы Мур Шону Брофи
Шон, ура! Я проследила Рекальдо от школы до его дома. Он шел пешком, так что это было нетрудно. То и дело останавливался, я уж было решила, что он меня засек, но потом поняла, что он просто задыхается. Болен чем-то, мне кажется. Живет он примерно в полумиле от школы в довольно жалком на вид «полуотдельном» домишке. Мне даже не нужно было подталкивать Лулу к его дочке — они и так подружились. Они двое — единственные новенькие в классе, так что, естественно, держатся друг друга. Это хорошие новости. А теперь плохие. Этот тип, ОʼДауд, появился вчера. Господи, он явно в восторге от самого себя и полагает, что я тоже. Кретин. Но он кое-что знает, точно, знает. Все это таилось и гноилось годами. Я застала его в тот момент, когда он уже готов был взорваться. Здорово, что ты узнал о продаже дома. Сущий мавзолей, но это можно будет обыграть во вступлении. Игра на противоречиях — грустное и веселое. Этот тип из тех, что любят, когда им подсластят пилюлю, и знаешь еще что? Я с ним обо всем договорилась! Я ему, видите ли, Вэнджи напоминаю. Должно быть, это все мой акцент. Ну что, хороша история? До встречи.
Фи
Глава 15
Дублинские газеты первыми начали рекламную кампанию, и было понятно, что телевизионщики уже с ними связались, если этого еще раньше не сделал издатель. Журналист, который позвонил Фрэнку, был любезен, голос звучал молодо, и звали его Шон Брофи. «Я тут в отпуск собираюсь, на пару недель, — начал он. — И хотел бы назначить дату интервью, пока вы еще не очень заняты. Вас скоро на части будут рвать. Мне ваши романы страшно нравятся. Я иногда делаю криминальные репортажи под другим именем», — добавил он и сообщил фамилию, которая стояла под самой лучшей заметкой о Фрэнке. Это, конечно же, помогло сломать лед. Интервью было назначено на следующую неделю. Когда Шон спросил, какое место предпочел бы Фрэнк, тот предложил встретиться в Национальной галерее.
— В Лондоне? Ох! А я так понял со слов вашего издателя, что вы намерены устраивать себе паблисити в Дублине, — сказал Брофи.
Фрэнк про себя возблагодарил небо, что никто не сказал этому журналисту, где он на самом деле живет. Но именно тогда ему должно было прийти в голову, что Брофи просто выкачивает из него дополнительную информацию.
— Ну что ж, — уклончиво ответил он. — Можно встретиться и в Дублине, если хотите.
— Отлично. Тогда как насчет кафе в Ирландской национальной галерее?
Фрэнк согласился. Если недели не хватит, чтобы отрастить бороду, придется ограничиться дизайнерской щетиной. Только, вероятно, щетина не дотянет до «дизайнерской», если будет вся седая. Он положил телефонную трубку с ощущением, что сама судьба наступает ему на пятки.
Рекальдо долгие годы успешно изгонял из памяти любые воспоминания о тех пяти судьбоносных днях, но теперь они снова преследовали его и днем, и ночью. Его бросало в пот, когда он вспоминал, как тщательно он «отредактировал» историю Джона Спейна. Как убрал все улики, наводящие на мысль о присутствии Крессиды в ту ночь в саду убитой женщины. Когда двое сотрудников городской полиции, Макбрайд и Коффи, прибыли на место преступления, они тут же прижали его и обложили со всех сторон если не в качестве подозреваемого, то как главного свидетеля. Два дня он был в крайне неудобном положении, но потом все изменилось, Фил Макбрайд перешел на его сторону. Как бы все могло сложиться, если бы он тогда поступил иначе? Потом, после сбоя на старте, они отлично ладили и работали вместе — и быстренько раскопали сокрушительные доказательства вины Суини. Тогда они и подружились.
Фрэнк открыл папку с названием «Наследие». С минуту подумал, а потом заменил собственное имя на фамилию Ханран — он не желал, чтобы действующие лица выглядели такими, какими он их знал. Эта простая перемена вызвала удивительный эффект: она изменила всю перспективу, и, когда он перечитал свои наброски, выяснилось, что полицейский в них подменил писателя.
Однажды рано утром все видят женщину, стоящую в своем саду возле дерева, у самой воды. Старый рыбак подходит к ней, чтобы поболтать, и обнаруживает, что она мертва, вся залита кровью, но все же стоит. Он опускает ее на траву и вызывает местного полицейского, который, в свою очередь, вызывает из города свое начальство. К тому времени, когда те прибывают на место, рыбак уже подготовил и отрепетировал свои показания. В новой версии Джек Ханран начинает просеивать все улики по мере их появления: этот рыбак — бывший священник с сомнительным прошлым. Он вышел из ордена иезуитов, когда увел жену у испанского посла в Италии; позднее женщина покончила с собой.
