Агата Кристи - Тайна семи будильников
— И что это, по-твоему? — спросила Юла.
— Белый кристаллический порошок, вот что это такое, — ответил Джимми. — Каждому, кто читает детективные романы, ясно — пузырек наводит на размышления. Конечно, если выяснится, что это — новый вид зубного порошка, я буду разочарован.
— Где ты его нашел? — резко спросила Юла.
— О! — воскликнул Джимми. — Это секрет!
И больше от него ни лестью, ни оскорблениями ничего добиться не удалось.
— А вот и гараж, — объявил он. — Надеюсь, с вашей норовистой машиной обошлись как положено.
Владелец гаража предъявил им счет на пять шиллингов и что-то невнятно объяснил насчет ослабевших гаек. Юла с любезной улыбкой расплатилась.
— Приятно сознавать, что иногда мы все получаем деньги даром, — прошептала она Джимми.
Все трое некоторое время молча стояли на дороге, каждый обдумывал, что делать дальше.
— Вспомнила, — вдруг сказала Юла.
— Что?
— То, о чем хотела спросить тебя. Чуть не забыла. Помнишь ту обгорелую перчатку, которую нашел суперинтендант Баттл?
— Ну конечно.
— Ты ведь сказал, что Баттл примерил ее на твою руку?
— Да, и она оказалась великоватой. Почему и решили, что тот, кто в ней орудовал, был мужчина внушительный.
— Меня совсем не это волнует. Не размер перчатки! Скажи, когда ты ее мерил, Джордж и сэр Освальд были тут же?
— Ну да.
— Баттл ведь мог попросить кого-нибудь из них ее примерить?
— Конечно.
— Но не попросил. Он предпочел тебя. Джимми, ты-то понимаешь, что это значит?
Мистер Тесиджи устремил на Юлу недоумевающий взор:
— Прости, Юла, может, у меня заскок, но что-то я даже близко не представляю, о чем ты говоришь.
— А ты, Лорейн?
Лорейн с любопытством посмотрела на подругу и покачала головой:
— Это имеет какое-то значение?
— Разумеется! Как вы не понимаете, ведь у Джимми правая рука была на перевязи.
— Черт побери, — медленно проговорил Джимми. — Ты права, Юла, теперь, когда я все вспоминаю, это действительно выглядит довольно любопытно. Ведь перчатка была на левую руку. А Баттл об этом ни звука не сказал.
— Он не хотел привлекать к этому внимание! Он примерил ее на твою руку, и ему не пришлось объяснять, что перчатка с левой руки, да он еще нарочно делал упор на ее размер, чтобы всех отвлечь. На самом же деле это значит, что человек, стрелявший в тебя, держал пистолет в левой руке.
— Значит, нам надо искать левшу, — задумчиво произнесла Лорейн.
— Да, и вот что я вам еще скажу. Потому-то Баттл и разглядывал клюшки для гольфа. Он искал ту, которой играет левша.
— Проклятье! — внезапно воскликнул Джимми.
— Что такое?
— Не знаю, может, это чепуха, но, по-моему, я вспомнил примечательный разговор.
И он рассказал им о вчерашней беседе за чаем.
— Значит, сэр Освальд Кут одинаково хорошо управляется и левой, и правой, — сказала Юла.
— Да. Я вспоминаю теперь, что в тот вечер в Чимнизе, когда был убит Джерри, я наблюдал, как играли в бридж, и у меня шевельнулась мысль, что карты сдаются как-то странно, а потом я понял, что их сдают левой рукой. Возможно, это как раз и был сэр Освальд.
Все трое посмотрели друг на друга. Лорейн покачала головой:
— Сэр Освальд Кут! Нет, это невозможно. И зачем ему?
— Да, кажется нелепицей, — согласился Джимми.
Но все же…
— «У Номера Семь свой метод», — процитировала Юла. — А вдруг это как раз тот метод, с помощью которого сэр Освальд и нажил свое состояние?
— Но для чего ему надо было разыгрывать в Аббатстве всю эту комедию, если схемы уже изучались на его заводах?
— Может, и для этого найдется объяснение, — сказала Лорейн. — Вроде того, как ты рассуждал насчет мистера О’Рурка. Ну, что надо было перенести подозрения с него на кого-то другого.
Юла горячо закивала:
— Да, да, все сходится. Надо было, чтобы заподозрили Бауэра и эту графиню. Ну кому придет в голову подозревать самого сэра Освальда Кута?
— Может быть, Баттл и подозревает, — медленно проговорил Джимми, и Юла сразу вспомнила, как суперинтендант снял с рукава миллионера листок плюща.
Неужели Баттл все это время подозревал сэра Освальда?
ГЛАВА XXIX
СТРАННОЕ ПОВЕДЕНИЕ ДЖОРДЖА ЛОМАКСА
— К вам мистер Ломакс, милорд.
Лорд Катерхем чуть не подскочил от неожиданности. Погруженный в размышления о сложностях управления левой кистью при игре в гольф, он не слышал, как дворецкий приблизился к нему, бесшумно ступая по мягкой траве. Он посмотрел на Тредвелла не с гневом, а скорее с укором:
— Тредвелл, я же предупредил за завтраком, что утром буду серьезно занят.
— Да, милорд, но…
— Идите и скажите мистеру Ломаксу, что вы ошиблись, что я уехал в деревню или что меня скрутил ревматизм, ну, словом, что хотите! Скажите, наконец, что я умер!
— Мистер Ломакс, милорд, уже видел вашу милость, когда проезжал мимо.
Лорд Катерхем тяжело вздохнул:
— От него не скроешься. Все заметит. Хорошо, Тредвелл, я иду.
Лорду Катерхему было в высшей степени свойственно проявлять горячее радушие именно тогда, когда он испытывал чувства, совершенно противоположные. И сейчас он приветствовал Джорджа с необыкновенной сердечностью:
— Дорогой мой! Дорогой! Счастлив вас видеть. Просто счастлив! Садитесь, пожалуйста. Хотите выпить? Нет, просто замечательно, что вы заехали.
И, затолкав Джорджа в глубокое кресло, он сел напротив и нервно моргнул.
— Мне непременно надо было встретиться с вами, — сказал Джордж.
— О, — слабым голосом произнес лорд Катерхем, и сердце у него упало, а перед мысленным взором пронеслись все устрашающие возможности, которые могли таиться за этой простой фразой.
— Непременно! — с ударением повторил Джордж.
Сердце лорда Катерхема замерло. Он чувствовал, что ему грозит нечто такое, чего он и предположить не мог.
— В чем же дело? — спросил он, мужественно напуская на себя деланное безразличие.
— Эйлин дома?
Лорд Катерхем слегка удивился, но перевел дыхание.
— Да, да, — поспешил сказать он. — Юла здесь. У нас сейчас гостит ее подруга, эта маленькая Уэйд. Очень славная девушка, очень! В один прекрасный день все увидят, как она играет в гольф! Отличный, непринужденный удар…
Лорд Катерхем пустился было в подробности, но Джордж бесцеремонно перебил его:
— Очень рад, что Эйлин дома. Нельзя ли мне поговорить с ней?
— Разумеется, дорогой мой, разумеется. — Лорд Катерхем все еще не избавился от удивления, но не переставал радоваться, что избежал опасности. — Боюсь только, вам будет неинтересно.
