Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)
– Если это так, то зачем он был заколочен в гробу?
– Потому что Дракула не хотел, чтобы Стэплтон мешал ему. В этой округе места хватало лишь для одного действующего вампира, и Дракула постарался, чтобы это был он сам. Без сомнения, Коллинзу было велено освободить Стэплтона, как только граф с невестой уедут. Фактически он в конечном итоге освободился бы самостоятельно – так велика была его жажда крови.
– Если бы я преждевременно его не освободил, – добавил я.
– Силы небесные, что произошло? – воскликнул Ван Хельсинг.
Холмс пересказал наше жуткое приключение в погребе, когда Холмс обезглавил нашего давнего противника пилой.
– Вот еще над чем я ломаю голову, – сказал я, когда он закончил. – Почему, зная, что мы его выслеживаем, Дракула не побеспокоился о своей безопасности и не покинул эту местность?
– Возможно, я смогу ответить на ваш вопрос, доктор Уотсон, – молвил Ван Хельсинг. – Дракула был трансильванским дворянином и обладал гордостью дворянина, которую унес с собой в могилу. Он, конечно, не потерпел бы, чтобы его планы нарушило вмешательство обыкновенного смертного. Ваше присутствие его и раздражало, и бросало ему вызов. Одну невесту уже вырвали из его когтей, и он не собирался терять другую.
– Вот тут он и совершил роковую ошибку – недооценил противника.
Улыбнувшись, я взглянул на Холмса, но он, казалось, не слышит отпущенного ему комплимента. На какой-то миг в его глазах появилось отрешенное выражение, говорившее о том, что в мыслях он далеко от Бейкер-стрит.
Наконец он продолжил рассказ, изложив Ван Хельсингу все оставшиеся подробности этого дела, в том числе и то, как на следующее утро после нашей первой встречи с Дракулой он попросил местного кузнеца в Кумб-Трейси переплавить одно из серебряных распятий в пулю. Еще он живо описал заключительные моменты нашего приключения, когда мы были свидетелями того, как останки графа погружаются в зеленую тину Гримпенской трясины. Ван Хельсинг сидел, подавшись вперед, и, сверкая голубыми глазами, завороженно слушал рассказ моего друга.
Когда Холмс умолк, профессор некоторое время молчал, а потом хрипловатым от волнения голосом тихо произнес:
– Теперь, когда этого омерзительного существа больше нет, мне жаль, что я не был свидетелем его конца. Мир в большом долгу перед вами, Шерлок Холмс.
– Благодарю за комплимент, – любезно молвил Холмс, – но успех в этом деле не был бы возможен без моего дорогого друга Уотсона.
– Разумеется, – согласился Ван Хельсинг, тепло улыбнувшись мне.
– Тем не менее, – сказал Холмс, – я радовался бы гораздо больше, если бы сумел спасти жизнь Кэтрин Хантер. Я виню себя в ее смерти.
Мы с Ван Хельсингом хором запротестовали.
– Вы сделали все, что возможно в человеческих силах, – заверил я его.
Голландец подался вперед и коснулся плеча моего друга.
– Разделяю ваши чувства в отношении смерти этой юной девушки, – тихим, ровным голосом произнес он, – но, друг мой, взгляните на это в перспективе. Разумеется, смерть мисс Хантер – трагедия, но сравните это с тем, чего вы достигли. Если бы Дракуле удалось скрыться и выжить, подумайте, сколько еще юных девушек сумело бы развратить это ночное чудовище. Не сомневайтесь, это все спасенные вами жизни.
По выражению лица Холмса я догадался, что его тронули эти слова, произнесенные с таким жаром. Он с благодарностью кивнул Ван Хельсингу, и почти сразу настроение его улучшилось.
– Ну а теперь, – потирая руки, оживленно произнес он, – хватит разговоров о мертвецах. У нас было несколько недель напряженной работы, а сейчас наступила праздничная пора, так что давайте отдыхать и веселиться. Уотсон, будьте так любезны, наполните наши бокалы. А мне бы хотелось предложить нашему другу новый сорт сигар, что я купил в лавке Брэдли.
Я сделал то, о чем меня просили, а Холмс взял с каминной полки коробку сигар и предложил ее Ван Хельсингу.
– Прошу прощения, Холмс, – сказал тот. – Не хочется быть невежливым к хозяину, но я не курю сигар, а предпочитаю вот эти маленькие сигары с обрезанными концами.
В подтверждение своего заявления Ван Хельсинг вытащил из внутреннего кармана кожаный портсигар.
– Но вы просто должны! – воскликнул Холмс, пододвигая коробку к Ван Хельсингу, который был несколько ошеломлен настойчивостью моего друга. – Должны попробовать одну.
– Хорошо, – неохотно согласился Ван Хельсинг.
Стоило ему открыть коробку, как выражение вежливой сдержанности сменилось у него радостным удивлением. Коробка была пуста, если не считать маленький блестящий предмет, на котором заиграл свет, как только Ван Хельсинг вынул его.
Холмс тихо засмеялся.
– Прошу извинить меня за несколько театральный способ презентовать вам сувенир, который напомнит вам о нашем сотрудничестве, но я просто не смог удержаться. – Внимательно рассматривая предмет, Ван Хельсинг едва ли слышал эти слова. – Это перстень графа Дракулы, – объяснил Холмс. – Все, что осталось после того, как высохла отрубленная кисть. Я подумал, будет правильно, если он достанется вам.
Ван Хельсинг поднес подарок к свету, с удовольствием разглядывая его. Это было простое золотое кольцо с большим сверкающим рубином, по центру которого виднелось какое-то темное пятно, как намек на черное сердце злодея, некогда его носившего.
– Прекрасный сувенир, мой дорогой Холмс, но я не могу его принять. Ведь именно вы довели до конца эту наиопаснейшую игру, и поэтому перстень – ваш трофей.
– Чепуха! – воскликнул мой друг. – Я хочу, чтобы перстень был у вас. Вы много лет подряд добивались уничтожения графа Дракулы. И вот вещественное доказательство того, что с этим самым злобным существом наконец покончено.
Ван Хельсинг собрался было снова возразить, но его остановили поющие голоса. С улицы доносились звуки первого рождественского песнопения. Мы все подошли к окну, чтобы посмотреть на полдюжины припорошенных снегом юнцов, которые, сгрудившись у нашей двери, с большим чувством пели, подняв к нам лица, освещенные светом фонаря, зажатого в руке у самого высокого из детей.
– Время доброй воли для всех людей, – пробормотал Ван Хельсинг себе под нос, кладя перстень в карман.
Мой друг дождался, пока певцы закончат рождественское песнопение, и затем, подняв оконную раму, бросил им несколько серебряных монет с сердечным пожеланием «веселого Рождества».
– Веселого Рождества, – последовал оживленный ответ, и дети отправились дальше по занесенной снегом улице.
Вскоре после этого Ван Хельсинг ушел, сказав, что это наша последняя встреча перед его возвращением домой для встречи Нового года с семьей. Мы проводили его на улицу и помогли нанять двухколесный экипаж. Еще раз поблагодарив нас, он исчез из нашей жизни в снежном вихре.
