Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи
Преступнику благоприятствовало то обстоятельство, что юбиляр был сильно под хмельком и не ждал нападения. Когда Юрис после удара рухнул со ступеньки в погреб, убийца молниеносно закрыл дверь в коридор на задвижку и спустился вниз. При этом он продемонстрировал такую ловкость, которую при его полной фигуре трудно себе представить. Как выяснилось позже, сердце у Калвейта было в полном порядке, хотя в тот вечер ему удалось убедить нас в обратном. В погребе преступник протащил Юриса вперед, затем ударом молотка перешиб ступеньку, оторвал кусок от газеты, которой была выстлана полка, и затер небольшие пятна крови на ступеньках и на полу. После этого снял с полки банку со сливами и, держа ее над головой убитого, стукнул по ней молотком, потом разложил осколки на полу, вытер руки в перчатках о платок Юриса, засунул его обратно в карман, вынул из другого кармана ключи от машины и деньги и ловко выскочил из погреба. Закрыв люк, он в мастерской швырнул молоток в ящик под столярным столом, открыл задвижку на кухонной двери, положил в коридоре перчатки в карман того самого пальто, откуда их взял, и направился в столовую.
Рандер машинально достал сигареты, но спохватился, что в этом кафе не курят, сунул пачку обратно в карман и продолжал:
– В столовой Калвейт вынул из телефонной трубки микрофон, наступил на него каблуком и спрятал под диванным матрасом, потом запихнул в гардинную штангу ключи от машины и, положив деньги с обрывком газеты в книгу «Женщина в индийском искусстве», спрятал ее в буфет. Все это он проделал очень быстро и, нужно признать, проявил завидную находчивость. Кроме того, ему чрезвычайно везло – никто из гостей в тот момент не заходил ни на кухню, ни в столовую, хотя потом многие бродили по всему дому.
– Странно, что мы ничего не заметили,– сказала актриса.
– Виной тому был шум. Музыка, гул голосов, телевизора, шелест дождя – все это мешало услышать, что творилось в коридоре и на лестнице.
– И все-таки – мне кажется,– он пошел на огромный риск!
– Безусловно. Только нужно принять во внимание еще одно обстоятельство – Калвейт рассчитывал, что смерть Юриса все воспримут как несчастный случай. Пожалуй, так оно и получилось бы – ведь поначалу и Алберт, и ваш муж рассуждали именно так, как хотел преступник. Правда, Калвейт второпях допустил несколько ошибок, но он ведь не знал, кто я, и поэтому не мог предугадать, что инсценировку столь скоро разоблачат. Нечто подобное случилось и с телефоном – когда Калвейт разобрал трубку, чтобы нельзя было позвонить, он надеялся, что все подумают: аппарат просто испортился. Но и тут преступника из-за той же спешки подстерегла ошибка – он слишком небрежно привинтил крышку микрофона, и она слетела при первом прикосновении. Тем не менее, несмотря ни на что, Калвейт решил остаться в Межажах и выждать, как дальше будут разворачиваться события. На бегство он решился, лишь убедившись, что не осталось другого выхода. Однако если бы даже эта попытка удалась, она мало чего дала бы ему. Калвейт мог лишь оттянуть арест, но не избежать его.
– Он, вероятно, очень надеялся на свое алиби.
– Идея насчет алиби возникла у него внезапно, когда он зашел в комнату Расмы. Там он сообразил, что стрелки часов можно перевести, и не преминул этим воспользоваться, так сказать, на всякий случай. Потом оказалось, что это и было самой большой ошибкой – если бы старые часы показывали время правильно, у меня в тот момент против Калвейта вообще не возникло бы никаких подозрений. Он со своим мнимым алиби сумел выставить себя в наилучшем свете. Трудно сказать, как бы все сложилось, если бы с самого начала против него возникли подозрения. Но это же алиби в конце концов стало причиной его провала. Когда он хотел передвинуть стрелки обратно, к нашему счастью и к несчастью Калвейта, его постигла неудача, он упустил подходящий момент, а потом уже было поздно – в «будуаре» засел Алберт, а после него туда перебрался и я.
– Значит, практически Калвейт допустил несколько ошибок…
– Ошибки преступник совершает почти всегда. Все же эти у Калвейта были не единственные. Он, к примеру, не заметил, что наружная дверь дома заперта, и не догадался ее отпереть, таким образом позволив нам прийти к выводу, что убийца не явился со стороны, а им стал кто-то из гостей. Потом он, естественно, пробовал наверстать упущенное. Когда нашли Юриса и все стали выходить из кухни, он первым ринулся в коридор и попытался открыть дверь, но не успел – следом за ним шел Зирап и видел, как он взялся за ключи; чтобы отвести подозрения, Калвейт позже, будто невзначай, бросил: он, дескать, тогда проверял, действительно ли заперта дверь, и напомнил об этом эпизоде Зирапу, который его подтвердил. Все это Калвейт сказал только после того, как стало известно, что убийца находится в Межажах.
– Действительно – его находчивость поразительна!
– Несомненно, – кивнул Гирт. – Я уже говорил: он обладал не только находчивостью, но и хладнокровием и актерским дарованием. И жестокостью.
– Да, ею тоже.
– Кстати, свое хладнокровие и способность мгновенно ориентироваться в обстановке Калвейт доказывал не раз. Может быть, вы помните, в тот момент, когда я собирался звонить в районную милицию, он мне протянул трубку. Калвейт сделал это отнюдь не из любезности, а для того, чтобы нашлось объяснение, почему на трубке оказались отпечатки его пальцев. По той же причине, когда крышка упала, он пытался привинтить ее обратно, а также «уронил» спрятанный микрофон и нарочно его «нашел». После убийства он вынул его из трубки, завернул в носовой платок и сунул под диван, однако не был уверен, что в спешке на металле не остались следы его рук. Поэтому для пущей уверенности решил дать мне и микрофон. Пользоваться им все равно уже было нельзя.
– Выходит, если бы Калвейт ни разу не ошибся, вы бы его не поймали?
– Я сам тоже допустил ошибку, – усмехнулся Гирт. – Не заметил сразу, что часы Инсбергов неверно показывают время.
– Это, на мой взгляд, можно вам простить… Кстати, как получились те снимки, которые вы сделали фотоаппаратом Харалда?
– Я бы сказал – ничего! Могу похвастаться, мои были не хуже тех, которые потом сделал специалист.
– Остальные кадры, которые вы нам вернули, тоже получились довольно сносно. Я скажу мужу, чтобы он отпечатал несколько штук для вас, хотя бы те, на которых изображены вы сами. На память о том вечере.
– Спасибо! Того вечера я и так не забуду.
– Я тоже, – вздохнула Уласе. – Ладно, вам, наверно, пора. Я вас слишком надолго задержала! И курить здесь нельзя. – Она допила свою чашку, затем сказала: – Грех, конечно, говорить, но тот отравленный кофе Расмы был вкуснее!… Да, вы знаете, что Расма хочет продать Межажи и ищет покупателя?
