Гастон Леру - Дама в черном
Рультабий не проронил ни слова среди этого потока праздных замечаний. Он с явным неодобрением наблюдал за этим словесным проявлением умственной сумятицы, проявлением, которое он переносил с видом учителя, позволившего лучшим ученикам небольшую передышку. Это была одна из несимпатичных для меня в Рультабие особенностей, за которую я часто его упрекал — впрочем, безуспешно, ибо Рультабий всегда делал только то, что ему нравилось.
Наконец, он, очевидно, нашел, что перемена продолжалась достаточно долго, так как внезапно резко спросил:
– Ну так как же, госпожа Эдит, вы все еще думаете, что нужно поставить в известность полицию?
– Я уверена в этом еще больше, чем раньше, — ответила она. — То, чего мы не в силах раскрыть, будет раскрыто ею! (Этот явный намек на умственное бессилие моего друга остался для последнего совершенно незамеченным). И должна признаться, господин Рультабий, — прибавила Эдит, — я нахожу, что можно было бы предупредить правосудие и раньше! Это избавило бы вас от нескольких долгих часов караула и бессонных ночей, которые, в сущности, не привели к какому бы то ни было результату, так как не помешали тому, кого вы так боялись, проникнуть в Квадратную башню.
Рультабий сел, с трудом скрывая свое волнение и дрожь, и как бы невольным движением вновь завладел тростью, которую Артур Ранс поставил у ручки кресла. «Что он хочет сделать с этой тростью? — подумал я. — На этот раз я к ней не прикоснусь!..»
Играя тростью, Рультабий ответил Эдит, которая напала на него с такой задиристостью, почти жестокостью:
– Вы не вполне правы, считая, что принятые мною меры предосторожности были совершенно бесполезны. Они, с одной стороны, позволили констатировать необъяснимое присутствие лишнего трупа, а с другой стороны, дали мне возможность установить отсутствие, быть может менее необъяснимое, недостающего тела.
Мы все переглянулись, одни — пытаясь понять, другие — испугавшись.
– О! Если так, — воскликнула Эдит, — то вы увидите, что никакой тайны нет! Все уладится! — И она передразнила Рутабия: — Лишнее тело с одной стороны, недостающее тело с другой! Все устраивается превосходно!
– Да, — кивнул Рультабий, — в этом-то и весь ужас, так как недостающий труп возник очень кстати, чтобы объяснить нам лишний труп. Теперь, госпожа Эдит, я могу вам сказать, что это недостающее тело — тело вашего дяди, мистера Боба!
– Старого Боба! — вскрикнула та. — Старый Боб исчез?!
И все мы закричали вместе с ней:
– Старый Боб! Старый Боб исчез!
– Увы! — проговорил Рультабий, роняя трость.
Но эта новость об исчезновении старого Боба так поразила Рансов и Дарзаков, что они не обратили никакого внимания на упавшую трость.
– Дорогой Сенклер, будьте так любезны, поднимите трость, — сказал Рультабий.
Черт возьми, я ее поднял! Рультабий не соблаговолил даже поблагодарить меня, а Эдит внезапно, как львица, набросилась на Робера Дарзака, невольно отступившего на несколько шагов, с диким криком:
– Вы убили моего дядю!
Нам с Артуром Рансом стоило большого труда удержать и успокоить ее. С одной стороны, мы утверждали, что исчезновение ее дяди еще не значит, что он исчез именно в злополучном мешке из-под картофеля, а с другой не могли не упрекнуть Рультабия за ту резкость, с которой он высказал вслух мнение, существующее в его уме пока лишь в виде шаткой гипотезы. И, умоляя Эдит выслушать нас, мы с Рансом наперебой доказывали ей, что эту гипотезу нельзя считать хоть сколько-нибудь состоятельной, так как для этого Ларсан должен был бы занять место ее уважаемого дяди. Однако Эдит приказала мужу замолчать и, смерив меня высокомерным взглядом, сухо сказала:
– Я твердо уверена, господин Сенклер, что дядя мой исчез лишь с тем, чтобы появиться вновь в самом непродолжительном времени, иначе я обвиню вас как соучастника гнусного преступления. Что касается вас, — она повернулась к Рультабию, — то лишь одна мысль о том, что вы сочли возможным перепутать Ларсана со старым Бобом, не позволит мне когда-либо подать вам руку, и надеюсь, что у вас хватит такта поскорее освободить меня от вашего присутствия.
– Я как раз собирался просить разрешения покинуть вас, — произнес Рультабий с низким поклоном. — Мне предстоит небольшое путешествие. Через двадцать четыре часа я вернусь и буду готов помочь вам в устранении затруднений, которые могут возникнуть в связи с исчезновением вашего уважаемого дядюшки.
– Если мой дядя не вернется в течение этих двадцати четырех часов, я подам жалобу итальянским властям.
– Прежде чем прибегать к их помощи, я посоветовал бы вам расспросить тех ваших слуг, к которым вы питаете доверие, в частности Маттони. Доверяете ли вы Маттони, сударыня?
– Да, вполне.
– Так вот, сударыня, допросите его!.. Допросите!.. А перед моим отъездом разрешите вручить вам эту превосходную историческую книгу… — И Рультабий вытащил из кармана книгу.
– Это что еще такое? — презрительно спросила Эдит.
– Это, сударыня, труд Альбера Батайля, экземпляр его «Уголовных и гражданских дел», который я рекомендую вам прочесть. Из него вы узнаете о переодеваниях, обманах и ловкости знаменитого преступника, чье настоящее имя — Боллмейер.
Рультабий не знал, что я уже рассказывал Эдит необыкновенные истории о Боллмейере.
– После того, как вы это прочитаете, — продолжал он, — у вас будет время подумать, трудно ли такому субъекту предстать в ваших глазах под видом дядюшки, которого вы не видели больше четырех лет — ибо прошло четыре года, сударыня, прежде чем вы нашли этого почтенного ученого в глуши пампасов Араукании. Что касается воспоминаний сопровождавшего вас мистера Ранса, то они еще более туманны и несравненно легче могли изменить ему, чем ваши воспоминания и ваше сердце племянницы! Я готов умолять вас на коленях, сударыня: не будем ссориться! Все мы в очень тяжелом положении. Вы требуете, чтобы я уехал; я уезжаю, но я вернусь, потому что, если мы примем ужасную гипотезу о превращении Ларсана в старого Боба, нам еще предстоит отыскать самого старого Боба. В последнем случае, сударыня, я к вашим услугам и всегда готов служить вам самым преданным и искренним образом.
Эдит промолчала с видом оскорбленного достоинства, а Рультабий повернулся к Артуру Рансу со словами:
– Примите, мистер Ранс, мои глубокие извинения за все, что произошло здесь. Я позволяю себе надеяться, что вы, как истинный джентльмен, объясните все и вашей супруге. Вы упрекали меня за быстроту, с которой я высказал свое предположение, но вспомните, что миссис Эдит несколько минут назад упрекала меня в медлительности.
