Колин Декстер - Безмолвный мир Николаса Квина
— Значит, вы отрицаете мои обвинения?
— Обвинения? Какие обвинения? По-моему, вы не предъявили мне никаких обвинений.
— Вы отрицаете, что та последовательность событий…
— Разумеется, отрицаю! Какого чёрта было разводить всю эту мороку кому бы то ни было?
— Убийце Квина требовалось обеспечить себе алиби. И он его обеспечил. Весьма умное алиби. Как вы видели, все факты в этом деле указывают на то, что Квин в пятницу вечером был жив. Во всяком случае, ранним вечером, и это имело решающее…
— Вы хотите сказать, что Квина в пятницу вечером не было в живых?
— Именно, — медленно выговорил Морс, — К тому времени Квин был мёртв уже несколько часов.
В небольшой комнате наступила долгая тишина, в конце концов нарушенная Рупом.
— Вы сказали, несколько часов?
Морс кивнул.
— Но я не вполне уверен, когда точно он был убит. Очень надеюсь, что вы сможете мне об этом рассказать.
Руп громко рассмеялся и недоумённо покачал головой.
— Вы думаете, что это я убил Квина?
— Именно поэтому вы здесь и находитесь, именно поэтому вы здесь останетесь — до тех пор, пока не надумаете рассказать правду.
Голос Рупа вдруг стал визгливым и раздражённым:
— Но… но я был в Лондоне в ту пятницу. Я же вам говорил. Я вернулся в Оксфорд в четыре пятнадцать. В четыре пятнадцать! До вас что, не доходит?
— Нет, не доходит, — спокойно ответил Морс.
— Ладно, послушайте, инспектор. Давайте выясним хотя бы одно. Думаю, мне будет трудно восстановить, чем я занимался, скажем, с пяти до восьми в тот вечер. Во всяком случае, то, что я скажу, вас не удовлетворит. И вы мне всё равно не поверите. Но если вы решили продержать меня в этом скорбном месте ещё какое-то время, то, по крайней мере, обвините меня в чём-то, что я действительно мог совершить! Ладно, я сел в машину Квина, купил для него продукты и ещё Бог знает что натворил. Будем считать правдой всю эту чушь, если вам так хочется. Можете обвинить меня также в том, что я убил Квина. Двадцать минут пятого — когда хотите, мне всё равно! В пять вечера. В шесть вечера. В семь вечера. Выбирайте. Однако, ради всего святого, будьте благоразумны. Я пробыл в Лондоне где-то до трёх часов, а потом находился в поезде, пока не приехал в Оксфорд. Это вы понимаете? Сочиняйте, если угодно, но, пожалуйста, скажите мне, когда и как я, по-вашему, убил этого человека? Это всё, о чём я прошу.
Льюис, наблюдая за Морсом, заметил, что у того вроде бы поубавилось самоуверенности. Он бессмысленно перебирал лежавшие перед ним бумаги. Где-то что-то дало осечку — это было очевидно.
— Я знаю только с ваших слов, мистер Руп (теперь уже мистер Руп), что вы сели в Лондоне именно на этот поезд. Вы были в издательстве, это я знаю. Мы проверили. Но вы могли…
— Можно воспользоваться вашим телефоном, господин инспектор?
Морс неопределённо пожал плечами. У него был унылый вид.
— Вообще-то это не полагается, но…
Руп посмотрел в справочник, набрал номер и несколько минут быстро говорил, прежде чем передать трубку Морсу. На проводе была таксомоторная фирма «Кабриолет». Морс слушал, кивал и не задавал никаких вопросов.
— Ясно. Благодарю вас.
Он положил трубку и посмотрел на Рупа:
— Вы добились гораздо больших успехов, чем мы, мистер Руп. Билетного контролёра вы тоже разыскали?
— Нет, он сейчас приболел, но выйдет на работу уже на этой неделе.
— Вы хорошо потрудились.
— Я беспокоился, а кто бы не беспокоился на моём месте? Вы продолжали расспрашивать меня, где я был, что делал, и я понял, что вы меня подозреваете, поэтому и решил, что вернее будет заняться поисками самому. У всех у нас, как вы понимаете, есть инстинкт самосохранения.
— Да-а, — протянул Морс, провёл указательным пальцем левой руки по носу — много-много раз и наконец принял решение. Он набрал номер и попросил редактора «Оксфорд мейл», — Понимаю. Мы слишком опоздали. На первой странице, говорите? Ладно, ничего не поделаешь. А если выдать как экстренное сообщение? Может, сообразим как-нибудь?.. Хорошо. Давайте дадим такой текст: «Подозреваемый в убийстве отпущен на свободу. Мистер К. А. Руп (см. стр. 1), арестованный сегодня утром в связи с убийством Николаса Квина, тем же днём был отпущен на свободу. Старый инспектор…» Что? Больше нет места? Понимаю. Что ж, это лучше, чем ничего. Простите, что оторвал вас от дел… Да, такое иногда случается. Всего доброго.
Морс бережно положил трубку и обратился к Рупу:
— Ну вот, сэр, наверно, вы слышали — такое иногда случается…
Руп поднялся из-за стола:
— Полно! Вы без того сегодня много чего наговорили. Я могу быть свободен, не так ли?
В голосе Морса почувствовалась язвительность:
— Да, сэр. И как я уже сказал…
Руп посмотрел на него с презрением, и Морс решил не продолжать вялую фразу.
— Вы на машине, сэр?
— Нет, у меня нет машины.
— Ах да, помню. Если хотите, сержант вас…
— Нет-нет! На сегодня с меня хватит вашего гостеприимства. Я доберусь автобусом, большое вам спасибо!
Прежде чем Морс успел открыть рот, Руп вышел из комнаты и быстро пересёк двор, ярко освещённый солнцем в этот морозный денёк.
Последние десять минут допроса Льюис чувствовал себя всё более и более сбитым с толку, а на каком-то этапе даже уставился на Морса, словно уличный зевака на слабоумного. Он хоть понимает, что он делает, этот Морс? Теперь Льюис опять смотрел на него, склонившего голову над бумагами. Но под взглядом Льюиса Морс поднял голову: странная, довольная улыбка освещала его лицо. Он заметил, что Льюис за ним наблюдает, и радостно ему подмигнул.
26
Человек в доме озабочен, но вполне спокоен. Пронзительно, требовательно звонит телефон — несколько раз на исходе дня и несколько раз в начале вечера. Но человек не отвечает, поскольку он видел аварийную машину, приехавшую чинить (чинить!) кабель на его улице. Шито белыми нитками. Видимо, его держат за дурака. А вот он знает, что они не дураки; это прочно засело у него в голове. Вновь и вновь он внушает себе, что они не могут знать; могут только догадываться — никогда не смогут доказать. Лабиринт оказался сильнее хитроумной Ариадны: клубок заводит лишь в тупики, в заложенные кирпичом проходы. Проклятый телефон! Он ждёт, когда у назойливого субъекта истощится поистине неистощимый запас терпения, и потом снимает трубку с рычага. Но она урчит — нестерпимо. Без десяти шесть он включает транзистор и слушает — но только краем уха, — слушает, как экономический обозреватель Би-би-си обсуждает колебания индекса «Файнэншл таймс» и судьбы плавающего фунта. Его не волнуют деньги. Совсем не волнуют.
