Пьер Сувестр - Пустой гроб
Получалось, что ребенок исчез не в понедельник — день официального визита Мариуса, а в субботу, когда приезжал он тайно.
«Черт возьми, все ясно как божий день, — сделал вывод Жюв. — Себастьян Перрон, опасаясь, что его любовница может найти мальчика и что Поль Дро тоже не будет сидеть сложа руки, в субботу послал Мариуса похитить ребенка, а потом заявил, будто похищение произошло в понедельник и тем самым обеспечил себе алиби… Истинный виновник — Себастьян Перрон, Поль Дро не виновен.»
Жюль был уверен, что напал на правильный след.
Факты сходились в логическую цепочку, все доказательства похищения — налицо!
Когда Жюв высадился на вокзале Сен-Лазар, он уже обрел прежнее хладнокровие.
— В общем-то, — рассуждал он, — пожалуй, и к лучшему, что Поль Дро оказался жертвой. Мне не придется портить с ним отношений, ничто не повредит лечению Элен, ну а уж Себастьян Перрон!.. С ним-то я расквитаюсь, глаз с него не спущу, не посмотрю, что он судья, — с Жювом шутки плохи.
Глава четырнадцатая
ШАНТАЖИСТЫ
На другой день после посещения Жювом Тилли-сюр-Лизьё, где он расследовал загадочное исчезновение маленького Юбера, в девять утра Себастьян Перрон был уже во Дворце правосудия и направлялся в следственный отдел, чтобы просмотреть особо запутанные дела.
Со вчерашнего дня Себастьян Перрон не находил себе места; исчезновение Юбера потрясло его, он волновался, нервничал, ни на минуту не забывая о страшном известии, полученном от Мариуса.
Вдобавок судье пришлось довериться Жюву, и хотя вряд ли у него были основания сомневаться в честности и порядочности знаменитого сыщика, все же было малоприятно, что тайная драма, потрясшая его жизнь и обернувшаяся такими ужасными последствиями, стала известна стороннему лицу.
Большими шагами Себастьян Перрон пересек вестибюль Дворца правосудия, прошел вдоль пустынной в столь ранний час Торговой галереи, свернул в длинный, узкий коридор и поднялся на нужный ему этаж.
Порывистым движением судья распахнул дверь своего кабинета.
Все было как всегда. Ничто не изменилось там с того дня, как в этом ничем не примечательном помещении обосновался Себастьян Перрон: скромная обстановка, никаких особых удобств — обычный кабинет обычного государственного служащего.
В папках желтели бумаги, пахло пылью, но стоило Себастьяну Перрону открыть дверь, как у него возникло ощущение, будто в эту небольшую комнату вторглось нечто огромное, гигантское, чудовищное — неотвратимый рок стоял у него на пути, угрожал скандалом, готов был повергнуть его к своим ногам, разрушить его жизнь, лишить чести.
— О боже! — простонал Себастьян Перрон и со всего маху швырнул на стол портфель. — Декорации те же, но пьесу играют другую. Вчера еще я был счастлив, спокоен, а сегодня все мое существование поставлено под вопрос, впереди неизвестность и готовиться надо к худшему.
С унылым видом судья устроился за столом — тем самым столом, сидя за которым испытал он пронзительную боль, когда перед ним неожиданно предстала бывшая его любовница и тот, кого закон считал отцом оплакиваемого им сына.
Вот кресло, в котором сидел Жюв, когда он рассказывал ему историю своих злоключений.
Судья глубоко вздохнул.
— Пора браться за дело, работа — лучший способ забыться.
Бедняга раскрыл какую-то папку, принялся рыться в ворохе бумаг, пытаясь вникнуть в дело, которое волей-неволей должен был распутывать.
Увы! Какое ему было дело до чужой драмы, до жестокостей и невзгод чьей-то незнакомой жизни?
Судья никак не мог вникнуть в лежавшие перед ним страницы, мысли его витали далеко, беспрестанно возвращались к свалившимся на него несчастьям; он думал об исчезнувшем сыне Юбере — где он? утонул? умер? — о бывшей любовнице, ставшей женой другого, о сыщике Жюве, которому доверил тайные свои секреты — Жюв разыскивал тело его сына, был посвящен в интимную драму его жизни.
Так прошел целый час; но вот едва слышно в дверь дважды стукнули; судья вздрогнул и оторвался от бумаг:
— Войдите!
Вошел судебный исполнитель; старик давно знал Себастьяна Перрона и был ему предан.
— В чем дело? — просил судья.
— С господином судьей желает поговорить некий господин, — почтительно отвечал судебный исполнитель.
— Он предъявил свою визитную карточку?
— Нет, господин судья. Он утверждает, что вы его не знаете.
— По какому он делу?
— Говорит, по личному.
Состояние Себастьяна Перрона было таково, что все казалось ему связанным с теперешними его заботами. Раз пришли по личному вопросу, он тут же вообразил, что за этим кроется какое-нибудь невероятное приключение.
— Может, это Жюв, — подумал судья, — или кто-нибудь от Амели…
Он поспешил распорядиться, чтобы посетителя немедленно впустили.
Судебный исполнитель вышел, оставив дверь приоткрытой, а минуту спустя вошел мужчина лет сорока, но — странное дело — вошел он, пятясь, — наверное, что-то спрашивал у Доминика.
Себастьян Перрон поднялся. Он терпеливо ждал, когда же посетитель повернется к нему лицом и поздоровается; машинально он отметил, что тот и в самом деле разговаривал с судебным исполнителем, ибо в ответ донеслось:
— Разумеется, сударь, положитесь на меня.
Закрыв дверь, незнакомец резко обернулся. Стоило судье очутиться с ним лицом к лицу, как он глухо вскрикнул и инстинктивно отступил назад, вытянув руки вперед и задрожав всем телом.
От изумления и страха Себастьян Перрон не мог вымолвить ни слова и, надо сказать, не без оснований.
Странен был его посетитель. Его манера держаться внушала ужас, его облик любого поверг бы в оцепенение.
На незнакомце было просторное пальто, модные ботинки, в руке он держал цилиндр.
Но всех этих деталей Себастьян Перрон вообще не заметил. В глаза ему сразу бросилось совсем другое, это-то другое и вызвало у него крик ужаса: незнакомец был в маске, лицо его скрывал капюшон, как у кагуляров; под черной маской угадывался гладкий, волевой подбородок, в прорезях лихорадочно блестели огромные глаза.
— Сударь, — начал было Себастьян Перрон и тут же умолк.
Его объял неизъяснимый ужас. Что произойдет сейчас?
Незнакомец сделал два шага вперед. Он распахнул свое огромное пальто, подбитое мехом, и очутился в плотно облегавшем тело черном трико, которое, точно панцирь, охватывало его от шеи до ботинок. Это облегающее трико черного шелка придавало незнакомцу нечто фантастическое, феерический вид его завораживал и внушал ужас.
Бледный как смерть, трепеща от страха, судья прошептал имя, от которого кровь стыла в жилах:
