Росс Макдональд - Насмешливый лик Смерти
Сжав ладонями бессмысленно булькающую голову, Уна с презрением посмотрела на меня.
― И это несчастный, который совершил сегодня утром убийство, да? Скажи ему, Дональд, где был сегодня утром Лео.
Дональд с трудом проглотил слюну:
― Полиция?
― Близко к тому, ― сказал я.
― Он был в этой комнате. Всю ночь и все утро. Каждую ночь и каждое утро. Дюрано теперь нечасто выходит в свет.
― Заткнись, ты. ― Уна оставила своего брата и наскочила на Дональда. ― Брось свои шуточки, жирное рыло. Ты ему в подметки не годишься, даже такому. Тебе бы до сих пор выливать ночные горшки за шестьдесят в месяц, если бы не Лео Дюрано. Для тебя господин.
Он попятился от нее, покраснев и съежившись, как забитая мужем жена.
― Вы задали мне вопрос, мисс Дюрано.
― Заткнись. ― Она пронеслась мимо него, как маленький холодный вихрь, и вылетела за дверь.
Я сказал:
― Дональд. А в субботу вечером две недели назад Дюрано был в своей комнате?
― Я тогда отсутствовал. В субботу вечером мы обычно выходные.
― Мы?
― Я и Люси, но теперь она уволилась. За вчерашнее дежурство мисс Дюрано заплатила мне особо. Вчера его нельзя было оставить, он буйствовал.
― Вы идете? ― крикнула Уна с верхних ступенек лестницы.
Она привела меня в знакомую мне комнату с окном на море. Весь западный небосклон уже полыхал пожаром, пожиравшим края залива. Вдалеке, там, где берег изгибался, несколько пловцов качались, как спички, на кровавых волнах прибоя. Я сел в кресло у боковой стены, откуда можно было наблюдать за комнатой, дверью и окном.
Рассматривая комнату изнутри при дневном свете, я убедился, что она просторная и по-старомодному красивая. Приведенная в порядок, она была бы вообще великолепна. Но ковры и мебель заросли пылью, повсюду валялись неделями не убираемые отходы: рваные журналы и скомканные газеты, сигаретные окурки и немытые тарелки. Ваза с гниющими фруктами кишела мушками. Вьющиеся растения поникли и засохли. С потолка свисали лохмотья паутины. Это была римская вилла, захваченная вандалами.
Уна присела за карточный столик у окна. Карты, которыми они с Дональдом играли вчера вечером, были раскиданы по всей столешнице вперемешку с картофельными чипсами. Тут же стояли два мутных стакана. Уна начала одной рукой собирать карты.
― Давно ли Лео лишился рассудка? ― спросил я.
― Какое это имеет значение? Вы знаете, что он не убивал Хейса.
― Хейс не единственный.
― Ну, Люси Чэмпион. Он не причинил бы Люси вреда. Они прекрасно ладили, пока она не ушла. Надо отдать ей должное, Люси была отличной сиделкой.
― Но вы не поэтому так жаждали ее вернуть.
― Разве? ― Ее усмешка была горькой, как полынь.
― Так с каких пор он невменяем?
― С первого дня этого года. Лео окончательно сошел с ума на новогодней вечеринке в «Дайеле». Это ночной клуб в Детройте. Он стал требовать, чтобы оркестр снова и снова играл отрывок из какой-то оперы. Они три раза сыграли и больше ни в какую. Лео закричал, что они оскорбляют великого итальянского композитора. Собирался застрелить дирижера. Я вовремя его остановила. Это был канун Нового года, и все решили, что он набрался. Только я сразу поняла, в чем дело. Я наблюдала за ним с лета. Весь прошлый год он мучился головными болями и чуть что взрывался. Его выводила из себя Бесс. Ему не надо было принимать ее назад. Они сцеплялись, как дикие кошки. Потом он начал терять память. Дошло до того, что он забывал имена своих сборщиков.
― Сборщиков?
Ее рука замерла среди недособранных карт. Она заерзала на стуле, меняя положение ног.
― Он руководит инкассаторским агентством.
― С револьвером?
― Лео всегда носил с собой большие суммы. Револьвер был ему необходим для защиты. Я не подозревала, что Лео опасен, пока он не стал угрожать музыкантам. Детройтский доктор сказал, что он не жилец на этом свете. Я не хочу, чтобы моего брата осудили.
― Опять осудили.
― Опять, черт побери, если вам так много известно.
― Поэтому вы наняли парочку сиделок и перебрались в Калифорнию. Несомненно рассуждая так: если уж ему загорится кого-нибудь пристрелить, пусть лучше стреляет калифорнийцев, невелика потеря.
Она повернулась от карточного стола и пристально посмотрела мне в лицо, пытаясь проникнуть в мои мысли.
― Калифорнию выбрала она. Но я не понимаю, почему вы все твердите про убийства. С него не спускают глаз. Думать, что Лео совершил все эти преступления, просто смешно.
― Но вы не засмеялись, когда я упомянул об этом впервые. С момента моего появления вы бьетесь, как рыба об лед, обеспечивая ему алиби. Кроме того, вы выставляете в качестве доказательства его невиновности безумие, подтвержденное медицинскими свидетельствами.
― Я просто разъясняла вам, что Лео нельзя судить, а тем более осудить.
― Зачем все эти хлопоты из-за того, о чем даже думать смешно?
Она подалась вперед, опершись на обе ноги.
― Вы не захотите беспокоить бедного больного человека. Что будет, если вы нашлете на него полицию? Его упекут в тюрьму, с его-то прошлым, а не в тюрьму, так в государственную лечебницу.
― Есть места похуже государственной лечебницы. ― Именно в таком я в данный момент находился.
― Я этого не вынесу, ― сказала она. ― Он уже там побывал, и я видела, как с ним обращались. Он имеет право провести последние дни с любящей сестрой.
Хотя она произнесла эти слова с большим пафосом, они прозвучали не слишком убедительно. Я рассматривал ее квадратную голову, торчавшую из золотого панциря накидки. Со стороны окна солнце окрашивало ее лицо в мягкий розовый цвет. Другая сторона находилась в тени, по контрасту такой глубокой, что Уна казалась половинкой женщины. Или женщиной, состоявшей наполовину из плоти, наполовину из тьмы.
― Сколько ему дают доктора?
― Не больше года. Можете поинтересоваться в клинике. В крайнем случае два.
― Где-то от ста до трехсот тысяч.
― Что, черт возьми, вы имеете в виду?
― Я располагаю сведениями, что Лео получает от двух до трех тысяч в неделю с рэкета в Мичигане. За два года как раз набежит триста тысяч чистенькими.
― Не понимаю, о чем вы говорите.
― О деньгах. Только не рассказывайте мне, что не распоряжаетесь деньгами Лео. Я вам не поверю.
Она не могла сдержать улыбки, как будто я ей польстил.
― У меня большие расходы, очень большие расходы.
― Естественно. Соболя, бриллианты, имение с видом на море. Все это стоит денег.
― Вы не поверите, но медицинские расходы огромны.
― Тоже естественно. Вы должны биться за его жизнь. Доход существует, пока существует он. Пока вы держите его под замком, он крестный отец на покое, взимающий еженедельную подать. Но если он умрет, или его засадят в дурдом, или вести о его состоянии достигнут Мичигана, для вас все кончено. Характер у вас крутой, но я не представляю, чтобы вы отправились в Мичиган и ввязались в войну с мафией за наследование. Если бы это было вам по силам, вы бы не явились ко мне.
