Росс Макдональд - Насмешливый лик Смерти
― Это ваш город, лейтенант.
Я высадил его за зданием муниципалитета. Он не поинтересовался, что я собираюсь делать.
Глава 27
День клонился к вечеру, когда я выехал на океанский бульвар Арройо-Бич. Песок за шеренгой пальм был усеян телами, как поле битвы в пустыне. Море и небо сходились в голубой дымке, из которой выступала гряда индиговых островов. Над ними пылало солнце, изливая свою ярость на небесные склоны.
Я свернул на юг, втиснувшись в строй машин, двигавшихся бампер к бамперу, крыло к крылу, как отступающая армия. Ревматические деревья отбрасывали длинные барочные тени на кладбищенский холм. Тень от дома Дюрано тянулась к железной ограде, накрывая собой полпустыря. Я вырулил на обочину и остановился перед воротами.
На них по-прежнему висела цепь с замком. На столбе, под маленькой табличкой со стертой надписью: «Звоните, пожалуйста, садовнику», была кнопка.
Я три раза нажал на нее, не слыша звонка, и вернулся к машине. Через некоторое время на подъездной аллее, между стройными кокосовыми пальмами появилась кочерыжкообразная фигурка. Это была Уна. В ее походке чувствовалось раздражение.
Золотистая парчовая накидка блестела за узором ворот, как кольчуга.
― Эй вы, что вам нужно?
Я вылез из машины и приблизился к ней. Уна посмотрела на меня, потом на дом, потом опять на меня и опять на дом, как будто невидимые ниточки дергали ее в разные стороны. Вдруг она развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась прочь.
― Я хочу поговорить о Лео! ― крикнул я, перекрывая шум транспорта.
Имя брата вновь притянуло ее к воротам.
― Я вас не понимаю.
― Лео Дюрано ваш брат?
― Ну и что из этого? Мне кажется, я вчера отказалась от ваших услуг. Сколько раз я должна это повторить, чтобы вы перестали мне их навязывать?
― И Макс Хейс погорел на том, что продолжал их вам навязывать?
― При чем тут Макс Хейс?
― Сегодня утром он был убит. У вас на службе долго не задерживаются, и все ваши бывшие работники кончают одинаково.
Выражение Униного лица не изменилось, но ее правая, сверкающая бриллиантами рука вцепилась в чугунный завиток ворот.
― У Хейса было много пьяных идей. Если кто-то его убрал, меня это не касается. И моего брата тоже.
― Странно, ― сказал я. ― Увидев Хейса в морге, я сразу подумал о вас и Лео. У Лео большой опыт по этой части.
Унина рука отпустила завиток и скакнула к горлу, как бриллиантовый краб.
― Вы виделись с Бесс Вьоновски.
― Да, мы с ней немножко поболтали.
― Где она? ― Уна сипела, как будто ее мучила ангина.
― Опять смылась. Пожалуй, вам лучше открыть ворота. Мы не можем здесь разговаривать.
― Пожалуй.
Она стала шарить в просторном квадратном кармане золотой накидки. Я положил палец на предохранитель револьвера. К моему облегчению, она извлекла ключ, которым и отперла замок. Я снял цепь и распахнул ворота.
Уна схватила меня за руку.
― Что случилось с Максом Хейсом? Его зарезали, как Люси?
― Его сожгли, как Жанну д'Арк.
― Когда?
― Сегодня рано утром. Мы нашли его в горах, в разбитой машине. Машина принадлежала Чарльзу Синглтону, и Хейс был одет в его одежду.
― Чью одежду?
Ее пальцы впились в мое тело. Ощущение было странное и неприятное, как будто меня уцепила ветка маленького колючего дерева. Я высвободился.
― Вы знаете его, Уна, золотого мальчика, с которым крутила Бесс. Кто-то сжег Хейса и одел его в одежду Синглтона, чтобы создать видимость, будто Синглтон умер сегодня утром. Но нам-то известно, что это не так, ведь правда?
― Если вы думаете, что такое мог сделать Лео, вы сумасшедший.
― Удивляюсь, что в вашем семействе еще в ходу это слово.
Ее взгляд, не отрывавшийся от моего лица, скользнул в сторону. Она сказала, опустив голову:
― Сегодня утром Лео был дома в кровати. Это может подтвердить сиделка. Лео тяжело болен.
― Паранойя? ― по слогам произнес я.
Ее невозмутимость лопнула, как воздушный шарик.
― Чертовы брехуны из клиники! Они уверяли, что хранят профессиональные тайны. Я им покажу профессиональные тайны, когда они пришлют мне очередной счет.
― Клиника тут ни при чем. Я видел достаточно психически ненормальных преступников, чтобы узнавать параноические симптомы.
― Но вы не видели моего брата.
Я не стал отвечать на незаданный вопрос.
― Я собираюсь повидаться с ним сейчас, в вашем присутствии.
― Я хорошо забочусь о Лео, ― вдруг выкрикнула она, ― нанимаю лучших сиделок, обеспечиваю лучший уход! Каждый день его приходит осматривать доктор. Я расстилаюсь перед этим человеком, готовлю ему то, что он любит, спумони, минестроне. Когда нужно, я кормлю его из собственных рук. ― Она усилием воли остановила рвущиеся наружу слова и отвернулась, устыдившись заботливой старой женщины, вытеснившей другие ее ипостаси.
Я взял ее за жесткий локоть и повел к дому. Красночерепичная крыша скрыла от нас солнце. Я поднял голову к зарешеченному окну, за которым Лео Дюрано получал лучший уход, и в моих ушах, как многократно отраженное от стены эхо, зазвучало одно слово.
За парадной дверью была чугунная винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Уна взобралась на нее и повела меня по длинному пыльному коридору. Почти в самом его конце, в кресле, стоявшем у закрытой двери, сидел толстый молодой человек в белом халате.
Мое появление всполошило его.
― Доктор? ― спросил он Уну.
― Просто посетитель.
Молодой человек затряс щеками.
― Я не советовал бы, мисс Дюрано. Сегодня он был неуправляем. Мне пришлось его усмирять.
― Открой дверь, Дональд.
Он вытащил из кармана ключ. В комнате не было никакой мебели, кроме голой железной кровати и выпотрошенного кресла-качалки на платформе, привинченной к полу. С карниза над забранным решеткой окном свисали обрывки занавесок. На стенной штукатурке темнели отпечатки ладоней и вмятины, похоже, от ударов кулаками. Дубовая дверь была изнутри разбита и зачинена простыми дубовыми досками.
В дальнем углу на полу сидел, привалившись к стене, Дюрано. Его сложенные на коленях руки были замотаны кожаным смирительным ремнем, на котором виднелись следы зубов. Он глядел на нас через путаницу сальных черных волосы, падавших ему на лоб. Его кровоточащий рот открывался и закрывался, пытаясь что-то выговорить. Я разобрал слово: «Прости».
Уна подбежала к нему и неуклюже опустилась на защищенные брюками колени.
― Мы плохо с тобой обращаемся, Лео. Прости меня. ― Она притянула его голову к своему железному торсу.
― Прощаю, ― пробормотал он. ― Я прощаю себя. Освобождаю без обвинения. Я сказал тряпичникам, вы не можете выпереть честного человека, сына честного человека, я сказал им, что делаю дело отца.
