Джон Карр - Паника в ложе "В"
Планкетт схватил клоуна, подержал его в воздухе, пока не кончился завод, и снова поставил на стол.
— Это ты не сентиментален? — засмеялась Энн Уинфилд. — Он так бережет эту дешевую безделушку, как будто я подарила ему сокровища Голконды![131]
— Да, я привязан к Джоуи! Он приносит мне удачу — благодаря ему меня не забрасывают тухлыми яйцами. Между прочим, старина, — мистер Планкетт посмотрел на Нокса, — я ведь должен устраивать вечеринку в «Одиноком дереве».
— Вечеринка давно в разгаре. Содовой водой прыскают из сифонов во все стороны, а мэр Ричбелла получил по голове стулом.
— Здесь тоже достаточно весело. Кейт Хэмилтон вдрызг пьяна, князь Эскал вовсе отключился, и мы с этой шлюшкой решили, что, если потихоньку ускользнем в таверну, остальные последуют за нами. Никто, кажется, не заметил нашего ухода. Но что меня интересует, так это ЦДП.
— ЦДП?
— Центральное детективное подразделение, как именуют в Дублине отдел уголовного розыска. Я имею в виду лейтенанта Спинелли. Он все еще занят расследованием?
— Пока да.
— Пошел слух, что он задержал знаменитого Усталого Уилли. Это верно?
— Да, сейчас он приведет Уилли, чтобы его допросил доктор Фелл.
Ответ не понадобился, так как в этот момент лейтенант Спинелли вошел в комнату, подталкивая вперед тощее, костлявое существо, по-видимому, одного возраста с судьей Каннингемом. Голова у него была почти совершенно лысой — только редкие седые пряди свешивались по бокам. Бросались в глаза его дрожащие руки и бессмысленный взгляд. Однако все это сочеталось с более-менее опрятным обликом. Старая голубая рубашка, хотя полинявшая и лишенная воротничка, была аккуратно зашита; донельзя поношенные пиджак и брюки обнаруживали признаки недавнего ремонта; запах бензина ощущался сильнее паров дешевого вина. На щеках и подбородке виднелись порезы от бритья.
— Ну, Уилли, — заговорил лейтенант Спинелли, — этот толстый мужчина с сигарой на диване — доктор Гидеон Фелл, большой авторитет в области расследования преступлений. А это мистер Филип Нокс, историк, который прошлой ночью неплохо поработал как детектив. Если не желаешь себе неприятностей, не вздумай им лгать.
— Я не лгу, лейтенант, — сиплым голосом отозвалось существо. — Спросите кого хотите во всем Ричбелле — вам любой скажет, что Уилли не врун.
— Я многое слышал о твоих выходках, Уилли, но хотел бы услышать и о тебе самом. Как твое полное имя?
— Какая разница? Я ведь не подписываю чеки.
— Узнаешь, какая разница, когда я посажу тебя за решетку. Где ты живешь?
— Знаете дом мистера Дэниела Фостера на Бидайвер-авеню, возле Лоун-Три-роуд? Самое прекрасное местечко во всем Ричбелле! Мистер Фостер позволяет мне спать в сарае, за японским садом. Он славный малый!
— Где ты берешь деньги на жизнь? Если ты можешь так напиваться, то должен платить за свое пойло. Ты зарабатываешь, попрошайничаешь или крадешь?
— Я — краду? Старый Уилли?
— Ну, тогда объясни, откуда берешь деньги.
— У каждой доброй леди в Ричбелле найдется работенка для старого Уилли — косить лужайки и полоть сады весной и летом, собирать листья осенью, разгребать снег зимой. Если у них не оказывается работы, может, они и дают мне пятьдесят центов или доллар. Вы скажете, что это попрошайничество, но это не так! Я ведь ничего у них не прошу! Если они хотят что-то мне дать, то это их дело! А почему они так поступают? Потому что я чистоплотный — вот почему! Мыло и вода стоят недорого.
— Я сказал, что упрячу тебя за решетку, и я не шучу. Ты разозлил мистера Лафаржа, так что тебе придется отправиться в тюрьму.
— Бьюсь об заклад, что меня не посадят, если я докажу, что я — ангел-хранитель театра и знаю о нем побольше других! Мистер Лафарж — деловой менеджер, верно? Его называют казначеем.
— Судя по твоей речи, ты не всегда был таким опустившимся, Уилли. Чем ты занимался до того, как спился? И что ты знаешь о театре?
— Что я знаю, не ваше дело!
— Ладно, пока оставим это, хотя, если ты не сбавишь тон, не рассчитывай на поблажки. А сейчас расскажи этим людям то, что рассказал мне, и помоги тебе бог, если будешь сам себе противоречить.
— У вас не найдется немного выпивки для старого Уилли?
— Не найдется!
— Совсем немножечко! — взмолился Уилли. — Видите, как у меня дрожат руки? Мои внутренности тоже прыгают, как рыба на крючке. Вы ведь понимаете, что я лучше говорю, когда выпью.
— Может, и так. Но здесь нет выпивки.
— Я принесу ему выпить, лейтенант, — предложил Бэрри Планкетт.
— Ладно, только поскорее!
— Боюсь, я не могу предложить вам «Сники Пит», — вежливо обратился актер к Уилли. — Выбирайте — скотч, ржаное виски или бурбон?
— Капелька ржаного виски, — блеснул глазами Уилли, — как раз то, что мне прописал доктор. Старый Уилли благодарит вас, молодой человек, и…
— Довольно! — прервал лейтенант Спинелли, внутренне раздираемый между суровостью и невольным сочувствием. — Принесите этому чудаку его лекарство!
Подойдя к двери, Бэрри Планкетт за спиной лейтенанта подал знак Ноксу, который последовал за ним в коридор. Мистер Планкетт закрыл дверь.
— Видите? Если он не вышвырнул нас сразу же, значит, разрешит нам остаться. Сюда — мимо склада декораций на противоположную сторону.
— Я иду за вами.
— Ну, что вы думаете о крошке Уинфилд?
— Говоря между нами, я думаю, что вам следует обращаться с ней получше.
— По-вашему, я бы сам этого не хотел? С удовольствием забрал бы ее отсюда и увез… нет, не на мою родину. Во всех песнях об Ирландии изгнанники тоскуют по своему отечеству. Но я к ним не отношусь — там такой паршивый климат, что его с трудом переносят даже местные жители. К тому же еще никто не возвращался в Ирландию из Штатов — разве только приезжают на недельку к родственникам в Голуэй или Донегал.[132] Но я ведь не спрашивал вас, старина, что вы думаете обо мне. Мне и самому известно, что я — последняя гнида. Я спросил, что вы думаете о ней!
— Энн Уинфилд просто восхитительна. Хотел бы я, чтобы другая женщина так говорила со мной, как она с вами.
— Вы имеете в виду золотоглазую красотку, на которой вы женились?
— Именно ее.
— Она без ума от вас, старина.
— «Без ума» — едва ли подходящее выражение. Иногда мне кажется, что так оно и есть, но потом на Джуди что-то находит, и я снова ни в чем не уверен. Впрочем, если в этом мире есть что-то определенное, так это то, что Энн Уинфилд думает о вас.
— Энн — проститутка!
— Это далеко не точно. Фактически это более чем сомнительно. Но даже если так, неужели это имело бы для вас значение?
